С утра его вызвали к начальнику. Даже не дали переодеться в рабочую одежду. Он зло сплюнул под ноги, вытер руки ветошью и пошел. В кабинете, кроме начальника, ждали еще двое: один маленький, кругленький, с бородкой клинышком, похожий на профессора; другой – черный, вертлявый, худой, в круглых очочках на кончике длинного, как у грача, носа.
«сергейсергеич?» - спросили. Так и спросили, с маленькой буквы, он это почувствовал.
«Ну, я…» - сказал.
«Где работаете?»
«В цехе битой стеклотары.»
«Кем?»
«Конструктором.»
«И что конструируете?» - не почувствовав иронии, снова спросил вертлявый; профессор все это время что-то чиркал в блокноте.
«Ну, чтобы помельче. И чтобы не порезаться…»
«А что, были случаи?» - заинтересовался профессор.
«Были, а как же?» - ответил он и впервые посмотрел на начальника: тоже иваниваныч, и вид у него - как у затравленного лиса.
«А журнал по технике безопасности у вас имеется?»
Ага, подумал он с облегчением. Это, наверно, какая-нибудь комиссия по охране труда. Да пусть проверяют, ему-то что? И почти весело ответил:
«Имеется, даже два…»
«А два-то зачем?»
«На всякий противопожарный…»
«И пожары были? Когда?»
«Тьфу ты!» – мысленно сплюнул он на пол и вытер руки ветошью, но тут встрепенулся иваниваныч, даже подпрыгнул в кресле от возмущения.
«Неправда, - возопил он, - ничего такого не было, товарищ просто шутит!..»
Двое о чем-то посовещались, потом вертлявый обошел собеседника со всех сторон, склонив набок свою грачиную голову.
«Лет вам – тридцать шесть?»
«С половиной…»
«Размер костюма пятидесятый?»
«С половиной…»
Вертлявый понял логику ответов:
«А размер обуви - сорок два… с половиной?»
«Совершенно верно, - не удержался он от улыбки. – А к чему все эти вопросы?»
Вместо ответа вертлявый загадочно посмотрел в потолок; иваниваныч в это время строил ему какие-то угрожающие гримаски – поосторожней, дескать, с языком-то!.. Профессор продолжал озабоченно чиркать в блокноте.
«Квартира у вас двухкомнатная, в центре?»
«Хрущовка, на окраине,» - ответил он.
«Жена работает продавщицей?»
«Менеджером по продаже трусов и женских прокладок.»
«Детей двое?»; он кивнул.
«Мальчик и девочка?»; он снова кивнул.
«И полы, наверное, скрипят?»
Он решил, что вертлявый шутит, и потому ответил серьезно:
«Скрипят.»
«И унитаз протекает?»
«Еще как!»
«А почему не почините?»
Он готов был взорваться: какого черта они пристали к нему со своими дурацкими вопросами? Какое им дело до его унитаза? Но тут вмешался иваниваныч.
«Вы не подумайте ничего плохого, - сказал он, поднимаясь из-за стола. – сергейсергеич у нас очень хороший работник, я бы сказал – ответственный. В этом месяце я представил его на премию…»
«А вот это уже лишнее,» - вдруг подал голос профессор. Начальник даже оторопел: как это – лишнее? Разве премия бывает лишней?
«Это нарушит статистику, - просто ответил профессор на его молчаливое изумление. – А если хотите отметить своего работника, дайте ему бесплатную путевку в санаторий или поместите фотографию на… доску почета… Хотя это тоже нарушит среднестатистические показатели.»
«Ну да, конечно,» - согласился с ним начальник, хотя решительно ничего не понял про показатели.
«Это значит, я не получу премии?» - этот допрос с пристрастием нравился ему все меньше. Чего хотят от него эти люди эти люди? Не в фотомодели же его готовят!
А что, эта мысль ему понравилась. Почему бы и нет? Тогда прощай битая стеклотара и вечно незаживающие раны на руках! Да здравствует свобода и костюмы от Гуччи! Бред, словом.
«Ну почему же не получите? - профессор посмотрел на него с большим участием и даже жалостью. – Мы ведь не призываем, только советуем, для вашего же блага. Поймите, что, отказавшись от малого, вы можете приобрести гораздо большее. При разумном, конечно, поведении…»
«Это при каком же?»
«Это если вы не будете задавать лишних вопросов.»
«И всего-то?»
«И всего-то, - кивнул головой профессор, - и к вертлявому: - Продолжайте, коллега.»
«Ну ладно, - повеселел он, мысленно сплюнул на пол, вытер руки ветошью, - и к вертлявому: - Ну, продолжайте, что ж вы?..»
Вертлявый, казалось, только этого и ждал.
« На работу ездите на общественном транспорте?» - спросил он, делая очередной круговой обход.
«Я бы назвал его антиобщественным…»
«Сколько времени уходит на дорогу? Минут сорок?»
«Час двадцать в одну сторону, с пересадками… Итого два часа сорок минут в день. Шестьдесят один час в месяц. Семьсот сорок три часа в год…»
«Любите статистику?» - улыбнулся вертлявый.
«С детства…»
«С детства - что?»
«Ненавижу.»
«Почему же? Очень хорошая наука.»
«Потому что делает прожитую жизнь глупой,» – ответил он вполне искренне. «Ну-ка, ну-ка, - вмешался профессор. – Поясните, что вы имеете ввиду?»
«Поясню. Два часа сорок минут – это мелочь, конечно, почти мгновение. А семьсот сорок три часа в год – это целый месяц, выкинутый из жизни на давку и топтание в стаде себе подобных…»
«Любопытное наблюдение, - профессор даже отставил в сторону блокнот. - А вы считаете себя таким, как все?»
«Я не считаю, я есть.»
«Вот как? И не хотите изменить свою жизнь, чтобы не чувствовать себя серенькой мышью? Не хотите пересесть на личный автотранспорт?»
Ага, вот оно! Что они там говорили про премию и разные блага? От волнения ему вдруг жутко захотелось сплюнуть на пол и вытереть ветошью вспотевшие ладони. «Ауди» или «Опель»? А, может, «Мерседес»? Да черт с ними, с иномарками, ему бы хватило и дрянненького «жигуленка» - и бензин дешевле, и запчасти… Сказано же, что главное – это не задавать лишних вопросов.
«Хотелось бы, - ответил он очень убедительно, подчеркнув голосом «бы», и обернулся к вертлявому: - Ну что же вы, коллега? Где ваши вопросы?»
Не ожидавший такого напора, вертлявый нервно сморгнул и поправил сползшие на самый кончик носа очки.
«Особые приметы есть?» - спросил.
«Это какие?»
«Ну, шрамы, родимые пятна?..»
«Было. Плоскостопие. И этот… энурез…»
«Простите?» - кажется, вертлявый глупел прямо на глазах.
«Вам честно?»
«Разумеется. Только честно. Иначе наш разговор теряет всякий смысл.»
«Ну, в общем… ссался я в детстве. Дразнили, конечно. А потом пацаны в деревне посоветовали мне отодрать соседскую козу. Два дня за ней бегал. Догнал. С тех пор прошло…»
Вертлявый нервно дернул кадыком на тонкой шее, профессор улыбнулся, а иваниваныч показал ему из-под стола кулак.
«Вы же сами просили – честно,» - обиделся он на такую реакцию собеседников. «Все правильно, - подбодрил его профессор кивком головы. – Продолжайте.»
«Про козу?»
«Нет, про козу достаточно. Какие еще особые приметы есть?»
«Да вроде никаких.»
«Так не бывает, - сказал профессор. – Может, не физические, а, как бы сказать… внутренние?..»
И чего это они – про приметы? Хотят записать его в шпионы? Тогда понятно: шпион не должен иметь никаких примет, должен сливаться с толпой, чтобы его не разоблачили. Ну что ж, в шпионы – так в шпионы. После десяти лет битой стеклотары он уже ничего не боялся. А если и погибнет, то не за иваниванычей, а за Отечество. Семье, разумеется, назначат достойную пенсию, а дети после школы будут учиться на бюджетном отделении в хорошем институте: иначе их не выучить. В-общем, согласен.
«Что значит – «согласен»? – спросил вертлявый. Оказывается, он уже начал говорить вслух… Эх, сейчас бы от волнения сплюнуть на пол да обтереть руки ветошью! Да нельзя: враги не дремлют! Тут же вычислят его по такой примете, и семья его не получит даже похоронного пособия. Сказано же: держать язык за зубами…
«На все, - сказал он решительно. – Пусть хоть дети поживут по-человечески.» «Вы это о чем?» – спросил профессор.
«Это я о своих внутренних особых приметах.»
«Их так много?»
«Навалом.»
«Например?»
«Честно?»
«Разумеется, только честно.»
«Имею такой нехороший внутренний недостаток – плевать на все: на завистников-соседей, которые не знают, чему завидовать, на дурацкое начальство, которое лишает меня копеечной премии, на зануду-жену, которая вытаскивает из кармана последнюю мелочь, на детей, которым с младенчества передался мой недостаток – плевать на окружающих, и на самого себя, который никак не может избавиться от этого глупого порока. И еще: очень хочется вытереть руки. Хоть вы и не дали мне сегодня поработать, но я чувствую себя очень грязным…»
С этими словами он подошел к вертлявому, тщательно вытер руки о его модный петушиный галстук, смачно сплюнул на пол и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.
«Эт-то что было?» - спросил вертлявый.
Бледный иваниваныч, схватив какую-то тряпку, подскочил к вертлявому и, встав на карачки, вытер у него под ногами пол.
«сергейсергеич, - сказал, поднимаясь, - Пупок.»
«Какой еще пупок?»
«Ну, фамилия у него такая – нарочно не придумаешь…»
«А нам кто был нужен?»
«сергейсергеич. сергеев. Я думал, вам без разницы, кого спрашивать. А тот сергеев у нас в другом цехе работает – жидкого литья… И начальник там другой – петрпетрович. Позвать?»
«Зовите, конечно. Чего вы ждете?»
Иваниваныч мигом выметнулся в дверь, и уже через минуту привел тоже бледного петрпетровича и краснощекого сергейсергеича № 2. Вертлявый принял свой прежний грозный вид. Профессор зло сплюнул на пол, вытер руки полой пиджака, вырвал из блокнота несколько страниц, бросил их в корзину для мусора и приготовился писать…
|
