Лягушонок

  Что может знать лейтенант, находясь на переднем крае обороны. То, что видит и слышит в пределах территории батальона или, в крайнем случае, полка, если он имеет возможность поболтаться по полковому участку. Никто из вышестоящих, если не находит нужным, не будет ежедневно информировать лейтенанта о своих и противника ближайших намерениях. Смотри сам, мотай на ус, и думай что к чему.
Вчера, возвращаясь с КП батальона к себе в роту, лейтенант видел, как поближе к переднему краю прошла "Катюша". Вечером старшина сказал, что в соседней роте «катюшины наблюдатели». Трижды за вечер с разных участков "Катюша" рявкнула по разу, послав "эресы" в село, занятое немцами, и за высотку за селом.
- На всякий случай пристреливают видно, - заключил старшина, принимаясь за котелок перловой каши.

"Вообще-то надо",- обрадовано  подумал лейтенант.

Последнее  время фрицы подозрительно  ведут себя,   так что  все,   начиная с  бойца стали  тревожиться.   Скоро май, земля сохнет.   По ночам  слышно,   как в  селе и  за ним, урчат танки,   чуть  ли  ни  весь  белый день висит над позициями "рама".   'ЧTO-TO фрицы затевают...  Зимой дважды немцы пытались  сбить  батальон с этой высотки.
Ночь прошла  спокойно.  Правда,  часто  был слышен рокот танков.  Мы усиленно освещали местность,  длинными очередям  подвижных пулеметов простреливали  подозрительные места, но  так ничего и не поняли,  что  готовят немцы. А, когда начало, светать,  лейтенант  крепко уснул.
В четыре утра на всем фронте  полка с опушки леса и из глубины минут двадцать вели огонь  "Катюши".   Казалось, за ночь их плотно установили  вдоль опушки леса,  одна к другой,  и теперь огромным частоколом огненных  струй лейтенант и  его  рота  были отделены от леса. Красивая и радостная   картина!
Старшина,  лейтенант,   свободные связисты и  бойцы-все высыпали из  блиндажей в траншею.   Кое-кто чуть ни целиком вылез на бруствер.  Только после  "концерта  Катюш" несколько  батарей немцев начали обстреливать опушку леса, да яростный огонь станковых пулеметов смахнул всех с  брустверов,   заставив  быть осторожными.
После залпов  "Катюш", село и  особенно за ним на обратном скате - все горело,  что-то взрывалось;  огромные столбы черно-белого дыма закрыли  горизонт перед фронтом  полка. Было приятно  смотреть,   как бегали по горящему  селу немцы.
-Вот бы сюда с десяток снайперов, - сказал лейтенант старшине,   стоявшему рядом. - Можно было  бы потревожить их еще и пулеметным огнем,  да комполка запретил до времени
раскрывать пулеметные площадки.  Подумай,   старшина.  Хоть
пять оптических прицелов?  А? Достань!
Комбат по  телефону приказал: - Быть готовым  к отражению  атак немцев. А  к 4.30 командирам рот прибыть на КП батальона. -
Лейтенант пожал плечами,   так как на его часах,   сверявшихся вчера с часами комбата,   было без пятнадцати пять.
Поговорив  с  командирами  взводов и  своим заместителем - кто и где  будет в  случае чего,  лейтенант,   окликнув  связного,   пошел к комбату на очередное совещание.
Совещание проходило на открытом воздухе на КП батальона.  Пользуясь биноклем,   комбат осматривал передовую немцев и рассказывал,   как,  по  его    мнению,  пойдут в наступление немцы.  Однако у командиров рот биноклей не  было. И все же, даже простым глазом было приятно наблюдать суматоху фрицев.  То,  что  говорил командир  батальона, было уже известно,   так как приказ на оборону мало чем отличался от рассуждений капитана,  а приказ  каждый знал. Лейтенант прервал капитана.
-  Капитан, посмотри южнее,  что там за саранча!
И не вооруженным глазом можно  было понять - летят три группы самолетов.
-Юнкерсы,-  бросил командир батальона, - бомбить будут. Бегом по ротам!
Артиллерия немцев,  указывая цели,  начала огонь по нашему переднему краю,  по опушке и  лесу  за ней.
Там,  на КП батальона,   казалось,  что армада самолетов медленно приближается к ним. Но так только казалось. Лейтенант со  связным и полпути не пробежали,   как мощный гул,  заглушая разрывы снарядов,  оказался над головой. Посмотрев вверх,   лейтенант увидел,   как отрываются бомбы.
-Ложись, - скомандовал он и,  упав на дно  траншейки, прижался спиной к стенке.
ВОТ одна и чуть выше -другая летят точно на них."Наши"-подумал лейтенант и  затравлено посмотрел на связного. Молодой парень,  пять дней назад пришедший с пополнением, еще ни разу не бывший в бою,  стоял на карачках,  сунув голову между локтями,  пригнув ее под себя, дрожал мелкой,  противной дрожью страха.
-Саша,- крикнул лейтенант,  но и сам не расслышал своего голоса. Разрывы авиационных бомб,  свист и вой самоле¬тов, разрывы артиллерийских снарядов создали какофонию, в которой человеческий крик мог быть различим только как случайное явление.
Оставшись живым после массированной бомбежки,   трудно сказать сколько их было "твоих бомб»,  которые летят именно "на тебя"; когда и какие мысли приходили в голову. Потом вспоминаешь только отдельные обрывки  тревожных мыслишек,  смятенных чувств и действий.
На секунду приоткрыв глаза,  лейтенант увидел висящие над ним самолеты,  свистящие и воющие точки бомб;  тело стало дрожать той же противной дрожью. Хотелось выскочить и бежать куда-то, и  только подсознательное чувство,  что этого делать нельзя удерживало лейтенанта. В следующее мгновение он снова открыл глаза и вдруг увидел,  как связной с выпученными глазами медленно поднимался с земли.
- Лежать, - закричал лейтенант,  срываясь со дна окопа.
Нечеловеческий удар обезумевшего Сашки свалил лейтенанта.  Падая,  он видел,   как,  что-то  крича,   боец выскочил на бруствер,  и в то же мгновение тело Александра обмякло и рухнуло,  сброшенное какой-то силой к ногам лейтенанта. В открытой черепной коробке солдата,  что-то серое с красными жилками дрожало противной мелкой дрожью. Взрыв бомбы недалеко от окопа засыпал песком труп бойца и ноги лейтенанта. Удары комьев земли вернули его сознание к действительности. В мозгу пронеслось скорбное лицо матери,  лицо с которым она лет восемь назад вошла в избу и  сказала больному отцу,  что их надежду, их симментальскую телку задрали волки.
" Мама " - прошептал он.
Что-то прохладное ударилось о ладонь лейтенанта;  тут же зашевелилось, царапнуло кожу. Лейтенант открыл глаза,
и Бедный, милый лягушонок",- подумал он, гладя,   как лягушонок,  перевернувшись на лапки,  прижался к ладони.
- И тебе,  бедному, достается".
Будто спасая лягушонка от бомб, лейтенант накрыл его другой ладонью и,   поднеся   к лицу,  увидел голубой кусочек неба в глазах лягушонка.
Страх и противная мелкая дрожь куда-то ушли. Вторая группа самолетов наползала на лейтенанта,  высыпая черные точки  бомб. Лейтенант спокойно начал считать самолеты: шестнадцать рядов по четыре в каждом и два впереди.  Если чуть-чуть запрокинуть голову,   то увидишь третью,  такую же армаду " Юнкерсов".  Только теперь лейтенант увидел над "Юнкерсами"  снующих "мессеров".
« Здорово,  сволочи,  летят. Красиво, Ничего не скажешь.    Но не запугаешь» - подумал лейтенант, и вдруг понял,  что это же лягушонок спас его от такого же безумства как у связного. Лейтенант с нежностью посмотрел на шевелящийся в ладонях комочек. Потом поднялся, машинально сунул лягушонка в карман брюк и,  схватив свой автомат и винтовку бойца,  согнувшись, побежал в роту,  стремясь поспеть к атаке немцев. Но наступления фашистов так и не  было.  Через неделю, когда взяли  "языка", говорили,  что залпы "Катюш" накрыли подготовившихся к броску танки    и мотопехоту.  Со слов пленного три четверти танков и много пехоты было уничтожено, наступать было некому, хотя самолеты и обработали наш передний край. В тот день ж удивлению лейтенанта потерь было ни так уж много: двое убито, двое - неизвестно где,  одиннадцать ранено.
В заботах дня лейтенант забыл о лягушонке и только ночью, опустив руку в карман, он с удивлением вытащил из него    мертвое, полузасохшее тельце.
-Дай бархатку, - приказал он ординарцу, хранившему. бархатку как зеницу  ока.
Лейтенант завернул в нее тельце и на глазах у изумленных связных и  телефонистов и  закопал лягушонка в центре землянки. Потом коротко рассказал   историю лягушонка, твердо  закончил:
-Страх есть у каждого,  каждый на фронте боится и потому у каждого должен быть свой лягушонок, о котором надо подумать,  когда тебе станет очень страшно. Пока я жив, я буду помнить об этом, моем лягушонке.
1942год