Миф: "Учителей не хватает"

Я окончил педвуз, но оказался не нужен школе". История, о которой не принято говорить.

Выпускник МГПУ Александр, молодой учитель истории и обществознания, всегда мечтал о работе в школе. И знаете, не «от нечего делать» или потому что «некуда было больше поступать». Он выбрал педагогический по зову души — тот самый случай, когда человек с детства знал, кем хочет стать.

Александр не искал элитных лицеев или гимназий. Обычная районная школа — вот где он видел своё будущее. Хотел быть полезным, работать с детьми, которым его поддержка нужна больше всего.

И вот сентябрь, начало учебного года. Но Александр до сих пор без работы. Почему? Казалось бы, молодой специалист, полный энтузиазма, со свежими знаниями... Что пошло не так?

Эта история — не просто чья-то личная неудача. Это симптом системы, о котором мало кто говорит вслух.

Мы все постоянно слышим об этом. По телевизору, в интернете, на совещаниях: «В России катастрофическая нехватка учителей». «Молодые специалисты нужны как воздух». «Школы буквально ждут выпускников педвузов с распростёртыми объятиями». Кажется, достаточно просто получить диплом — и двери школ распахнутся перед тобой.

Александр тоже в это верил. Кто бы не поверил? Ведь эта информация звучит отовсюду и кажется очевидной. Даже его преподаватели в университете говорили: «Вы будете нарасхват, особенно мужчины-педагоги!». Но реальность оказалась совсем другой, прямо противоположной.

За два месяца поисков работы он прошёл 11 собеседований. Результат? 11 отказов. И не просто отказов, а с одинаковыми формулировками: «Мы вам перезвоним», «Сейчас нет подходящей нагрузки», «У нас уже есть кандидат». Где же та самая «острая нехватка кадров», о которой так много говорят?

Он ездил даже в пригород, в соседние районы — везде одно и то же. На одно место — по 5-7 кандидатов, многие с опытом. Их резюме лежали стопками на столах директоров. Директора школ не проявляли никакого интереса к новичку, даже если в объявлении указывали, что «опыт работы не требуется». В некоторых школах вакансии висели месяцами, но, как выяснялось при личном общении, они были «зарезервированы» под конкретных людей.

Выходит, разговоры о дефиците учителей — это миф? По крайней мере, в Москве и области для историков — да. Конкуренция среди них жёсткая, а вакансий мало. И это при том, что речь идёт не о каких-то элитных должностях, а об обычной ставке учителя в рядовой школе. Вакансии историков появляются редко, а каждого пенсионера-учителя, который всё-таки уходит на покой, провожают десятки претендентов на его место.

Между официальной повесткой и реальностью — пропасть. И в эту пропасть падают такие вот Александры, которые искренне хотели служить школе, готовились к этому годами, а в итоге оказались не у дел. Им никто не сказал, что на самом деле происходит на рынке труда, и что историки — одна из самых «переизбыточных» специальностей в педагогике.

Собеседования — это вообще отдельная песня. Александр рассказывает о них с горькой усмешкой. Каждое начиналось почти одинаково: «У вас совсем нет опыта работы...» И смотрят так, будто это какое-то преступление, а не естественное дело для вчерашнего студента.
Большинство встреч с директорами длились 10-15 минут. Вежливые, но пустые разговоры ни о чём. «Где учились?», «Семья есть?», «А почему именно наша школа?». И неизменное «Мы вам перезвоним». После которых — тишина, как в космосе.
Знаете, что самое странное во всей этой истории? Ни один директор — ни один! — не спросил его: «А почему вы вообще хотите стать учителем?». Ни одного вопроса о мотивации, о взглядах на образование, о методиках. А ведь Александр к этим вопросам готовился, продумывал ответы, хотел поделиться своими идеями о том, как сделать уроки истории интересными.

Ещё показательнее то, что ни разу ему не предложили провести хотя бы фрагмент урока. Ни единой попытки увидеть его в деле, понять, как он общается с детьми, объясняет материал. Всё решалось на уровне «нравится — не нравится», как на свидании, а не при приёме педагога.
В одной из школ нашему герою прямым текстом сказали, что на вакансию претендует кандидат наук, и «школе статус важен». Не любовь к детям, не умение зажечь интерес к предмету — а корочка. И таких примеров у него накопилось предостаточно.

После очередного собеседования он выходил со всё большим разочарованием. Чувствовал, что система не хочет узнать его как учителя, не интересуется его потенциалом. Школам подавай либо стаж от 10 лет, либо научную степень. А молодой парень с горящими глазами, но без «крутых» строчек в резюме, оказывался за бортом.

И вместо реального шанса показать себя, он слышал дежурное: «Спасибо, мы вам перезвоним». Ага, как же.

Чем больше Александр думал об этой ситуации, тем яснее понимал: проблема не только в школах, но и в самой системе педагогического образования.

Университет дал ему знания по истории, методике преподавания, возрастной психологии. Но никто — ни разу за все годы учёбы! — не предупредил, что работу может быть просто не найти. Никто не сказал:
«Ребята, по истории у нас переизбыток специалистов, а вот физиков и химиков катастрофически не хватает». А ведь это важнейшая информация, которая могла бы помочь многим сделать осознанный выбор еще на этапе поступления.

На курсе Александра учились 25 человек. И большинство брали кредиты, подрабатывали по ночам, отказывали себе во многом — ради того, чтобы получить эту профессию. А теперь они разослали сотни резюме и сидят без работы. Кто-то уже махнул рукой и пошёл в продажи или офисы. Кто-то устроился в колл-центр. А педагогическое образование превратилось в дорогую, но бесполезную строчку в резюме.

Сколько таких «Александров» по всей стране? Десятки? Сотни? Тысячи? Молодые учителя истории, обществознания, русского языка выпускаются пачками, а школы при этом задыхаются без математиков и естественников. Почему никто не регулирует этот перекос? Почему вузы продолжают штамповать специалистов по перенасыщенным направлениям?

Получается странная ситуация: с одной стороны, мы говорим о нехватке учителей, с другой — выпускники педвузов не могут устроиться по специальности. Университеты отчитываются о количестве дипломов, а что происходит с их обладателями дальше — это уже не их забота. Система работает вхолостую, и никто, похоже, не собирается что-то менять.

А ведь за каждой такой историей — реальный человек, его время, силы, надежды. И разочарование, которое может отбить охоту работать в школе навсегда. Даже если потом — через годы — появится такая возможность.

Сейчас Александр находится в странном состоянии. Говорит, что всё чаще ловит себя на мысли: «А нужен ли я вообще этой системе?». И это, пожалуй, самый тяжёлый внутренний конфликт для человека, который всегда хотел быть учителем.

«Я думал, что нужен школе. Что мои знания, энергия, мои идеи кому-то пригодятся. А оказалось — нет. Никому это не интересно», — делится он, и в голосе слышится не просто обида, а настоящее разочарование. Как будто у него отняли мечту.

Самое болезненное — ощущение обмана. Ведь годами ему, как и всем студентам педвузов, твердили: «Вы — будущее нашего образования», «Школы ждут вас», «Ваши знания необходимы детям». А в реальности — десятки безответных писем, формальные отказы и ни одного реального шанса проявить себя.

Мы так много говорим о «горящих глазах», о «призвании», о «любви к детям». Это звучит красиво в официальных речах и на педсоветах. Но вот перед нами молодой человек с именно такими горящими глазами и с искренним призванием — а система этих глаз не замечает. Ей важнее стаж, регалии, формальные показатели.

Александр рассказывает, что недавно случайно встретил свою бывшую одногруппницу. Она тоже не смогла устроиться в школу и сейчас работает администратором в фитнес-клубе. «Знаешь, — сказала она ему, — я иногда думаю, что мы были наивными идиотами. Верили в какие-то идеалы, а надо было просто идти туда, где платят».
И таких историй вокруг всё больше. Выпускники педвузов уходят в другие сферы не потому, что не хотят работать с детьми, а потому, что система образования не дает им даже шанса попробовать.

Это точка внутреннего надлома — когда мечта, ради которой человек прошёл долгий путь, вдруг оказывается недостижимой. И не потому, что он недостаточно хорош или старателен, а из-за какого-то непонятного сбоя системы, которая сначала манит, а потом отталкивает.

Сейчас Александр подрабатывает репетитором по истории. Говорит, что эта работа даёт ему хотя бы какую-то связь с профессией, не даёт совсем потерять квалификацию. Пока он не опускает руки и продолжает рассылать резюме, хотя с каждым днём надежды всё меньше.

«Я ещё не потерял веру окончательно, — признаётся он. — Но иногда задумываюсь: может, стоит плюнуть на всё и уйти в какую-нибудь коммерческую сферу? По крайней мере, там ценят энтузиазм и новые идеи, а не только опыт и регалии».
Это самый сложный выбор. Бросить мечту, к которой шёл годами, или продолжать биться в закрытые двери в надежде, что однажды какая-то из них откроется? Никто не может дать совет в такой ситуации, каждый решает сам.

Но самое печальное здесь то, что подобные истории — не единичны. За время разговора с Александром я вспомнила как минимум троих своих коллег, чьи выпускники оказались в точно такой же ситуации. Искренние, умные, с хорошей подготовкой — и без работы. Не потому, что плохие педагоги, а потому что не вписались в странный механизм отбора.

Возможно, система образования теряет именно тех, кто мог бы её изменить к лучшему. Тех, кто приходит с новым взглядом, свежими идеями, без выгорания и профдеформации. А может быть, эта статья — шанс быть услышанным не только для Александра, но и для всех молодых учителей, оказавшихся в подобной ситуации.

Хочется верить, что это не точка, а многоточие. Что история ещё получит продолжение — и, возможно, счастливое. Потому что школе действительно нужны такие учителя, как Александр. Нужны — даже если сама она пока этого не осознаёт.

А пока... Пока давайте говорить об этом. Открыто, честно, без прикрас. Потому что только так можно начать что-то менять.

А вы знали, что устроиться в школу молодому педагогу сегодня почти невозможно?

Что бы вы сказали Александру, если бы он пришёл устраиваться в школу вашего ребёнка?