Сказание о князе Даниле Московском. Глава 6 Ивашка. Богородице-Рождественский монастырь. Новая жизнь

Средневековая Русь. Осень 6780 года от Сотворения мира (1272 год от Рождества Христова)  


Новая жизнь Ивашки началась весенним утром 6772 года от Сотворения мира, когда игумен Феодоровской обители Кирилл благословил его, отца Даниила и Мирослава в дорогу и подарил ему нагрудный серебряный крест, освящённый в самой Святой земле.

С тех пор дар игумена с груди Ивашка не снимал. Разве что единожды, чтобы заменить уже истончившийся кожаный шнурок, на котором висел крестик...

Впервые за свою недолгую жизнь Ивашка покидал Городец. Потому, даже трясясь на подводе и чувствуя, что в любой момент его может сморить сон от уже жаркого полуденного солнца, он щипал себя за бедро, чтобы не уснуть. С одной стороны, на душе у него было радостно от ожидания перемен, а с другой — боязно упустить хоть что-то из новых впечатлений. С застывшей на лице, восторженной улыбкой он смотрел на грязную, уже разъезженную подводами и копытами коней дорогу, которая пролегала где-то через леса, где-то через пойменные луга, переводил взгляд на однообразные виды вокруг и всё не верил, что его жизнь теперь навсегда изменится.

И хотя и виды, и природа за всю дорогу в сторону Суздаля почти не менялись и были точно такими же, как и вокруг Городца, собственные ощущения Ивашки напоминали ему то ли игру воображения, то ли какие-то дивные сны, которые он видел всё то время, сколько помнил себя...



Почти каждый вечер, едва Ивашка прикрывал веки, засыпая в своей келье, перед его глазами как будто проносились виды диковинных городов и незнакомой природы, о которых он лишь читал в книгах, но которых воочию никогда не видел. И каждый раз он судорожно вздрагивал и то ли испуганно, то ли радостно открывал глаза, ожидая увидеть всё это наяву. Но то, что проступало в темноте, были привычные и до боли знакомые очертания бревенчатых стен его кельи и крохотного оконца, закрытого куском слюды. Некоторое время после каждого из таких пробуждений Ивашка неподвижно лежал, прислушиваясь к своим ощущениям и боясь сделать хоть какое-то невольное или неосторожное движение. Надолго задерживал дыхание и всё пытался вспомнить ускользающие подробности сна. Но яркие картины, которые он только что видел, мгновенно забывались, едва он открывал глаза. Забывались, оставляя по себе стойкое ощущение, что эти красочные сны привиделись ему не случайно и его жизнь вот-вот изменится. И обязательно изменится каким-то непостижимым и удивительным образом...



Отец Даниил всю дорогу украдкой наблюдал за Ивашкой и то и дело отворачивал лицо в сторону, чтобы скрыть улыбку. Ему, как никому другому было понятно состояние отрока, чья судьба отныне менялась навсегда. И точно менялась к лучшему.

Двигался обоз не спеша, но всё равно быстрее, чем, если бы они шли пешком. Потому к развилке, где дороги расходились на Владимир и Суздаль обоз добрался только к вечеру четвёртого дня. Никаких особых происшествий в пути не случилось, потому всё, что вспоминал впоследствии Ивашка из той дороги, был скрип подвод, яркое весеннее солнце, что светило им с утра и до самого вечера, и собственное стойкое ощущение надвигающегося на него огромного счастья. Счастья от ожидания новой и неведомой пока ещё жизни...

Продолжение - в книге