потрошитель

Туман стелился по лондонским мостовым, как саван, обволакивая зловонные переулки Уайтчепела. Фонари, чахоточные светила, отбрасывали дрожащие тени, превращая и без того убогие лачуги в призрачные силуэты. В воздухе висела густая смесь запахов – гниющих овощей, дыма дешевых трубок и, едва уловимого, но всепроникающего, запаха смерти.
Внутри полуразрушенного паба "Голова Королевы", за грубым деревянным столом, сидели двое. Инспектор Эбберлайн, измотанный мужчина с глубокими морщинами вокруг глаз, и доктор Ллевеллин, сухой и педантичный судебный врач, казались чужеродными элементами в этой пропитанной пороком атмосфере.
– Итак, доктор, что скажете? – прохрипел Эбберлайн, отодвигая в сторону недопитую кружку эля.
Ллевеллин отложил свои очки на стол и вздохнул.
– Инспектор, я понимаю ваше отчаяние. Общественность требует ответов, газеты полны кричащих заголовков. Но я должен руководствоваться исключительно фактами. А факты, к сожалению, неумолимы.
– И что же говорят ваши факты? – Эбберлайн впился в него взглядом, полным тоски и надежды.
– Они говорят о чудовищной жестокости, инспектор. О хладнокровной, методичной расправе. Но… – Ллевеллин запнулся, подбирая слова. – Но они не говорят о безумии.
Эбберлайн нахмурился.
– Не о безумии? Как же так, доктор? Разве здравомыслящий человек способен на такое?
Ллевеллин покачал головой.
– Позвольте мне объяснить. Безумие, в большинстве случаев, иррационально, импульсивно. Действия душевнобольного часто лишены логики и цели. Но в этих убийствах… – он сделал паузу, – …есть порядок. Ужасающий, отвратительный, но порядок.
Эбберлайн скрестил руки на груди.
– Порядок? Вы утверждаете, что убийца действует по какому-то плану?
– Именно. Все указывает на то, что он хорошо знаком с анатомией, возможно, даже с хирургией. Он знает, что и как нужно делать, чтобы причинить максимальный вред, свести к минимуму сопротивление. Это не хаотичная резня. Это… – Ллевеллин поискал подходящее слово, – …операция.
– Операция? Господи всемогущий! – Эбберлайн потер переносицу. – Но зачем? Какова цель?
– Вот это, инспектор, – ответил Ллевеллин, надевая очки, – и есть самый мучительный вопрос. Я видел множество изуродованных тел за свою карьеру. Случайные жертвы насилия, пьяные драки, грабежи… Но ничто не сравнится с этим. Здесь нет обычной жажды наживы, нет ревности, нет мести… Здесь есть только… – он замолчал, словно не решаясь произнести вслух свою мысль, – …холодный, расчетливый интерес.
– Интерес? – Эбберлайн уставился на него. – К чему? К чему, доктор, может быть интерес в убийстве проституток?
Ллевеллин поднял палец.
– Не только к убийству, инспектор. К анатомированию. Он изучает, он экспериментирует… Он пытается что-то найти.
– Что найти? – Эбберлайн чувствовал, как по спине пробегает холодок.
– Я не знаю. Но я уверен, что он ищет не деньги и не удовольствие. Он ищет… – Ллевеллин снова замолчал, – …знание.
В пабе воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня в камине и приглушенными голосами посетителей. Эбберлайн смотрел на Ллевеллина с ужасом, постепенно осознавая всю глубину зловещей картины, которую тот нарисовал.
– Знание, – прошептал он, – и вы думаете, что он сумасшедший?
– Нет, инспектор. Я думаю, что он гораздо страшнее, чем сумасшедший. Я думаю, что он… – Ллевеллин наклонился ближе к Эбберлайну и понизил голос до шепота, – …ученый.
Над Уайтчепелом сгущалась тьма. Туман становился все плотнее, скрывая в своих объятиях ужас, который только начинал разрастаться. И где-то в этой ночной мгле, человек, которого позже назовут Джеком-Потрошителем, продолжал свой леденящий душу эксперимент. Эксперимент, который должен был привести его к знанию, а Лондон – к кошмару.
Эбберлайн откинулся на спинку стула, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Ученый… Эта мысль была настолько абсурдной и пугающей, что казалась нереальной. Но в то же время, она объясняла многое. Аккуратность надрезов, понимание анатомии, отсутствие явных мотивов… Все складывалось в жуткую, но логичную картину.
– Но кто? – спросил Эбберлайн, скорее самому себе, чем доктору. – Кто может быть таким монстром? Где искать такого человека?
Ллевеллин пожал плечами.
– Это будет непросто, инспектор. Ученые – люди разных кругов. Медики, хирурги, анатомы, даже студенты… Возможно, кто-то одержимый новой теорией, кто-то, кто хочет доказать свою правоту, невзирая ни на что.
В голове Эбберлайна промелькнули лица. Десятки, сотни людей, которых он встречал за годы службы. Врачи из Королевской больницы, преподаватели из медицинских колледжей, сомнительные личности, промышляющие нелегальными абортами… Кто из них мог скрывать в себе такую тьму?
– Нам нужно изучить всех, кто имеет отношение к медицине, – сказал Эбберлайн, поднимаясь со стула. – Всех, кто проявляет чрезмерный интерес к анатомии, к хирургии, к… к внутренностям. Нам нужно искать одержимость, доктор. Одержимость, которая перешагнула грань дозволенного.
 
приму средства для прдоджения написания книги