Дашка не выговаривает букву "Ф". Вместо нее звучит "п". Со всеми буквами, даже с "р", справляется, произносит её так красиво, раскатисто и четко.
Встречаемся мы с Дашкой раз в месяц, бывает чаще, но редко. Виной тому моя работа. Дашке уже пять с половиной лет и она вполне взрослая барышня. Наши встречи всегда радость для нас. Я заранее готовлю программу, а Дашка запросто вносит в нее коррективы: "Не хочу я в этот ресторан, там дядька страшный, как Бармалей!" Это она на стоящего у входа пожилого мужика в форме и с длинными усищами.
С Дашкиной мамой, моей первой женой, мы расстались пару лет тому назад и я пока холостяковал.
Слушайте, мужики! Не женитесь на профессорских дочках, особенно, если она единственная!!
Варвара, моя бывшая жена, была поздним ребенком. Её мама ввела в доме порядки, как ей казалось, барского дома. Сама-то она была деревенской девчонкой, когда окрутила Петра Ивановича, уже взрослого ученого. Он до такой степени был не приспособлен к жизни, что прототипом Рассеянного с улицы Бассейной, по-моему, был он. Отдельная квартира со всеми удобствами, как говорили тогда, была у Петра Ивановича в центре города. Деревенская Павлина Васильевна попала к Петру Ивановичу случайно, домработницей, но быстро окрутила его. Без нее он бы с голода умер! Потом переписала имя на Полину Васильевну, так ей казалось благороднее.
Встречаемся мы с Дашкой раз в месяц, бывает чаще, но редко. Виной тому моя работа. Дашке уже пять с половиной лет и она вполне взрослая барышня. Наши встречи всегда радость для нас. Я заранее готовлю программу, а Дашка запросто вносит в нее коррективы: "Не хочу я в этот ресторан, там дядька страшный, как Бармалей!" Это она на стоящего у входа пожилого мужика в форме и с длинными усищами.
С Дашкиной мамой, моей первой женой, мы расстались пару лет тому назад и я пока холостяковал.
Слушайте, мужики! Не женитесь на профессорских дочках, особенно, если она единственная!!
Варвара, моя бывшая жена, была поздним ребенком. Её мама ввела в доме порядки, как ей казалось, барского дома. Сама-то она была деревенской девчонкой, когда окрутила Петра Ивановича, уже взрослого ученого. Он до такой степени был не приспособлен к жизни, что прототипом Рассеянного с улицы Бассейной, по-моему, был он. Отдельная квартира со всеми удобствами, как говорили тогда, была у Петра Ивановича в центре города. Деревенская Павлина Васильевна попала к Петру Ивановичу случайно, домработницей, но быстро окрутила его. Без нее он бы с голода умер! Потом переписала имя на Полину Васильевну, так ей казалось благороднее.
Долго не могла забеременеть. А когда родила, то взяла в дом няньку, свою ровесницу, двоюродную сестру Нюру. Замуж та не вышла, жила в деревенской глуши, а потому с удовольствием приняла на себя все заботы по уже профессорскому дому.
Завтрак накрывался в столовой. Полина Васильевна выплывала уже с прической, которую ей сделали тридцать лет тому назад и она, возобновляясь каждый день, неизменно украшала голову тещи. Петр Иванович мог выйти и в майке по невнимательности, но от тихого шипенья жены вздрагивал, оглядывал себя и убегал переодеваться. Обедать, чаще всего, он приезжал домой. Потом был торжественный ужин, вечером в кабинет Петру Ивановичу подавался чай с сухариками, печеньем или пирожками, изготовленными вездесущей Нюрой.
Полина Васильевна взяла на себя только одно: она отводила маленькую еще Варьку в музыкальную школу, на фигурное катание, а как же? Но фигурное катание не пошло. Варька была категорически не спортивна, путалась в собственных ногах. Затем были кружки по рисованию, занятия с частными преподавателями по английскому и французскому языкам.
Короче, вырастили абсолютно не приспособленного к быту человека.
Петр Иванович умер, когда Варька училась на четвертом курсе университета. Через год мы встретились совершенно случайно. Варька носила очки и имела привычку, задумавшись, снимать их и вертеть в руке.
Завтрак накрывался в столовой. Полина Васильевна выплывала уже с прической, которую ей сделали тридцать лет тому назад и она, возобновляясь каждый день, неизменно украшала голову тещи. Петр Иванович мог выйти и в майке по невнимательности, но от тихого шипенья жены вздрагивал, оглядывал себя и убегал переодеваться. Обедать, чаще всего, он приезжал домой. Потом был торжественный ужин, вечером в кабинет Петру Ивановичу подавался чай с сухариками, печеньем или пирожками, изготовленными вездесущей Нюрой.
Полина Васильевна взяла на себя только одно: она отводила маленькую еще Варьку в музыкальную школу, на фигурное катание, а как же? Но фигурное катание не пошло. Варька была категорически не спортивна, путалась в собственных ногах. Затем были кружки по рисованию, занятия с частными преподавателями по английскому и французскому языкам.
Короче, вырастили абсолютно не приспособленного к быту человека.
Петр Иванович умер, когда Варька училась на четвертом курсе университета. Через год мы встретились совершенно случайно. Варька носила очки и имела привычку, задумавшись, снимать их и вертеть в руке.
Когда я первый раз увидел её глаза без очков - сердце моё ухнуло и укатилось неизвестно куда. Глаза были большими, серо-голубыми и такими детско-беспомощными, что хотелось схватить её, обнять, закрыть, защитить, ну короче, всё что чувствует мужик, когда гормоны взвиваются костром до небес.
Встречались мы недолго, мне нужно было выезжать на службу после очередного отпуска.
Расписали нас за два дня, вошли в мои обстоятельства. Полина Васильевна посчитала брак с офицером хоть и не самым престижным для своей дочери, но вполне приемлемым. Свадьбы, как таковой, у нас не было, так вечерок, человек десять вместе с молодыми. И мы укатили в часть.
Ну, там всё было веселее и многолюднее. Варька понравилась, красивая, умница невероятная, профессорская дочка, в части слухи летают быстрее пули. И абсолютно не строящая из себя что-то особенное на фоне простых офицерш.
Начался наш быт. То, что Варька клала в кастрюлю курицу даже не споласкивая ее, не говоря уж о потрошении, а потом удивлялась перьям, плавающим в супе, и мерзкому запаху варева, это понятно. Картошку она чистила так, что от нормальной картофелины оставался орешек.
Но это еще она что-то делала. А я мог явиться домой часов в десять вечера, голодный, как черт, и увидеть, как моя жена с удивлением поднимала глаза от очередной книги и говорила: "Милый, такая книга интересная попалась, что я не успела приготовить тебе!"
Встречались мы недолго, мне нужно было выезжать на службу после очередного отпуска.
Расписали нас за два дня, вошли в мои обстоятельства. Полина Васильевна посчитала брак с офицером хоть и не самым престижным для своей дочери, но вполне приемлемым. Свадьбы, как таковой, у нас не было, так вечерок, человек десять вместе с молодыми. И мы укатили в часть.
Ну, там всё было веселее и многолюднее. Варька понравилась, красивая, умница невероятная, профессорская дочка, в части слухи летают быстрее пули. И абсолютно не строящая из себя что-то особенное на фоне простых офицерш.
Начался наш быт. То, что Варька клала в кастрюлю курицу даже не споласкивая ее, не говоря уж о потрошении, а потом удивлялась перьям, плавающим в супе, и мерзкому запаху варева, это понятно. Картошку она чистила так, что от нормальной картофелины оставался орешек.
Но это еще она что-то делала. А я мог явиться домой часов в десять вечера, голодный, как черт, и увидеть, как моя жена с удивлением поднимала глаза от очередной книги и говорила: "Милый, такая книга интересная попалась, что я не успела приготовить тебе!"
Мужик я неприхотливый, открывал банку рыбных консервов, тушенку уже видеть не мог, она входила в сухой паек, из нее готовили все мясные блюда на учениях.
Как-то я являюсь домой и вижу зрелище: сидит Варька и руками растягивает мою форменную фуражку.
-Ты что делаешь? - не понял я.
-Да я шапочку (!!!) постирала, а она упала.
Боже правый, я выхватил у Варьки "шапочку", а она стала похожа на бэрэтик непонятного фасона. В стиральной машине постирала моя умница офицерскую фуражку.
Когда родилась Дашка - начался настоящий ужас. Варьке два месяца помогала приехавшая на помощь Нюра. Но затем её вызвала назад теща. Я на службе. Дома орет Дашка, голодная, в мокрых пеленках. Рядом рыдает Варька. Прибегали соседки, помогали, но никто же не будет помогать постоянно, а у Варьки руки просто из задницы росли.
Пришлось отправить Варьку с Дашкой к матери под крыло Нюры. Так и жили они там, а я приезжал раз в год в отпуск. Ну, и что это за жизнь?
К разводу мы пришли как-то спокойно, без выяснений и скандалов. А тут, через пару лет, меня перевели в другую часть, поближе к городу, где теперь у матери жила моя бывшая жена с Дашкой.
Вот раз в месяц я и встречался с дочкой. В этот раз она мне заявила, что ей нужно обязательно пойти в магазин. Ну, в магазин, так в магазин , и я направился в "Детский Мир".
- Нет! - запротестовала Дашка, - нам нужно в обувной!
- Так в "Детском Мире" есть и обувной отдел!
- Нет, - уперлась Дашка, - я хочу купить тупельки, где мама покупает!
Черт бы знал, где продаются эти "тупельки"? Пошли куда повела дочь. Приходим, а там только взрослая обувь.
- Дашка! Куда ты меня привела?
- Правильно привела! Папа, попроси для меня тупельки вот на таком каблуке, как у мамы!
- Ты что, сошла с ума? Где это ты видела, чтобы девочки носили туфли на каблуках? Да тут только взрослые размеры, тебе одной туфли хватит на обе ноги!
Дашка растерянно смотрела на полки и постепенно понимала, что туфли действительно огромные для нее. Она нахмурилась, зашмыгала носом, подумала и потом заревела басом.
В кафе-мороженном нам удалось договориться, что когда ее ножка вырастет, я куплю ей самые красивые тупельки на свете. На больших и тонких каблуках.
Как-то я являюсь домой и вижу зрелище: сидит Варька и руками растягивает мою форменную фуражку.
-Ты что делаешь? - не понял я.
-Да я шапочку (!!!) постирала, а она упала.
Боже правый, я выхватил у Варьки "шапочку", а она стала похожа на бэрэтик непонятного фасона. В стиральной машине постирала моя умница офицерскую фуражку.
Когда родилась Дашка - начался настоящий ужас. Варьке два месяца помогала приехавшая на помощь Нюра. Но затем её вызвала назад теща. Я на службе. Дома орет Дашка, голодная, в мокрых пеленках. Рядом рыдает Варька. Прибегали соседки, помогали, но никто же не будет помогать постоянно, а у Варьки руки просто из задницы росли.
Пришлось отправить Варьку с Дашкой к матери под крыло Нюры. Так и жили они там, а я приезжал раз в год в отпуск. Ну, и что это за жизнь?
К разводу мы пришли как-то спокойно, без выяснений и скандалов. А тут, через пару лет, меня перевели в другую часть, поближе к городу, где теперь у матери жила моя бывшая жена с Дашкой.
Вот раз в месяц я и встречался с дочкой. В этот раз она мне заявила, что ей нужно обязательно пойти в магазин. Ну, в магазин, так в магазин , и я направился в "Детский Мир".
- Нет! - запротестовала Дашка, - нам нужно в обувной!
- Так в "Детском Мире" есть и обувной отдел!
- Нет, - уперлась Дашка, - я хочу купить тупельки, где мама покупает!
Черт бы знал, где продаются эти "тупельки"? Пошли куда повела дочь. Приходим, а там только взрослая обувь.
- Дашка! Куда ты меня привела?
- Правильно привела! Папа, попроси для меня тупельки вот на таком каблуке, как у мамы!
- Ты что, сошла с ума? Где это ты видела, чтобы девочки носили туфли на каблуках? Да тут только взрослые размеры, тебе одной туфли хватит на обе ноги!
Дашка растерянно смотрела на полки и постепенно понимала, что туфли действительно огромные для нее. Она нахмурилась, зашмыгала носом, подумала и потом заревела басом.
В кафе-мороженном нам удалось договориться, что когда ее ножка вырастет, я куплю ей самые красивые тупельки на свете. На больших и тонких каблуках.