Сегодня, одновременно выставляю два поединка в этой группе. Кто зашёл на этот поединок, зайдите сразу на 1-й и проголосуйте за оба поединка.
Тема – Рассказы могут быть: мистика, сказки для взрослых и прочая чертовщина.
Объём:
Верхний предел – 20000 знаков с пробелами
Нижний предел – 5000 знаков без пробела
Оценивать поединки может любой автор Фабулы, независимо писатель он или поэт. То есть любой автор Фабулы, независимо от того, участвует он в конкурсах или нет, может проголосовать за понравившийся рассказ. И его мнение будет учтено.
Не имеют право голосовать:
1) Гости
2) Анонимы
3) Клоны
Оценивать рассказы следует, примерно, по таким критериям.
Содержание: соответствие, сюжет, интрига, концовка. Не обращая внимания на буквы, словно вы смотрите фильм.
Повествование: стиль, герои, эмоции, ошибки. То есть, то, что зависит от автора.
Каждый голосующий имеет права каждому автору поставить 0, 1 или 2 балла, по принципу:
0 баллов – рассказ не очень;
1 балл – нормальный рассказ;
2 балла – рассказ хороший.
То есть, все возможные оценки: 2:2, 2:1, 1:2, 2:0, 0:2 1:1, 1:0, 0:1, 0:0.
Не забудьте указать в пользу какого рассказа.
За победу в поединке даётся 2 очка, за ничью – 1 очко, за проигрыш – 0 очков.
ГОЛОСОВАТЬ В СВОИХ ПОЕДИНКАХ, КОММЕНТИРОВАТЬ СВОИ ПОЕДИНКИ ДО ОБЪЯВЛЕНИЯ РЕЗУЛЬТАТА – НЕЛЬЗЯ!!!
ПОЖАЛУЙСТА, СОБЛЮДАЙТЕ ЭТО УСЛОВИЕ!!!
Итак, в этом поединке встречаются рассказы «Кто он - снежный человек?» и «Мой ангел».
Кто он – снежный человек?
Однажды ко мне пришел мой бывший однокурсник и поделился своими взглядами на эволюцию, признавшись, что еще в студенчестве при изучении дарвинизма у него возникали те же ощущения, что и при изучении научного коммунизма: что-то здесь не так. И если в отношении «коммунизма» я был с ним согласен, то за старика Дарвина заступился. Он, выслушав эмоциональный пересказ основных положений учения Дарвина, спросил: «Ну, хорошо. А теперь представь, что ты пришел в огромную библиотеку. Миллионы томов. Ты спрашиваешь директора: откуда такое богатство? А он тебе отвечает: «Вы знаете, любезный, у нас раньше всего этого добра не было. Была только одна книга – «Война и мир». Но у нас были миллионы машинисток и миллионы лет в запасе. Машинистки перепечатывали и перепечатывали «Войну и мир». Естественно, иногда ошибались. Глупые ошибки мы отбрасывали, но подающие надежду оставляли. Затем машинистки перепечатывали уже ошибочные, но «подавшие надежду» тексты, и опять ошибались. Как когда-то говаривал товарищ Энгельс, «и так постепенно, за миллионы лет эволюции, в результате постепенного накопления самых незначительных изменений», из одной книги «Война и мир» родились и «Евгений Онегин», и «Братья Карамазовы», и «Идиот». Ты бы в это поверил? А вот в теорию Дарвина ты, дружище, веришь…»
Известно, что общее число генов человека – примерно 30 000, а геном человека содержит примерно 3,3 миллиарда «генных букв» – нуклеотидных пар. При этом всего лишь около 5% генома содержат гены, то есть размер среднего гена – примерно 5 000 нуклеотидных пар. Если его представить в виде страницы, то он будет похож на страницу энциклопедии – довольно большого формата, набранную мелким шрифтом. один на десять в пятой степени
Вероятность мутации одного гена человека в одном поколении равна примерно одной стотысячной – 0,00001 или 1/10. Умножая это число на примерное число генов человека – 30 000, следует, что примерно треть всех половых клеток каждого человека несет новую мутацию. Вначале хочется закричать: «Кругом мутанты!» Но потом успокаиваешься: зато какой богатейший материал для естественного отбора! А если учесть тот факт, что древний человек возник примерно миллион лет (всего-то 50 000 поколений!) назад, то может показаться вполне справедливым продолжение цитаты старика Фридриха: «за счет постепенного накопления самых незначительных изменений, которые давали бы хоть небольшое преимущество для выживания вида, и т.д. и т.п.». С другой стороны, удивляет способность многих животных, например, крокодилов или варанов, оставаться практически неизменными в течение многих миллионов лет при таком-то огромном количестве мутаций!
Какова вероятность того, что у кого-то ген, назовем его «идеальным», сохранился в первозданном виде и не испытал ни одной мутации за весь миллион лет, пока меняли друг друга все пятьдесят тысяч поколений (одна генерация составляет примерно 20 лет) его непосредственных предков?
Вероятность того, что «идеальный» ген в одном поколении одного человека НЕ испытает ни одной мутации равна разности 1 минус 0,00001, то есть 0,99999. Вероятность того, что это произойдет в двух последующих поколениях одного человека равна произведению 0,99999 и 0,99999. А чтобы определить вероятность мутации «идеального» гена за миллион лет, необходимо 0,99999 возвести в степень, соответствующую 50 000 поколениям, получаем около 0,6. Это означает, что у 60% ныне живущих людей данный единичный, «идеальный» ген ни разу не испытал ни одной мутации за все миллион лет эволюции. А если вспомнить, что человек является диплоидным (с двойным набором хромосом), то «идеальный» ген можно будет обнаружить хотя бы в одной из двух хромосом примерно у 84% людей. И такую же картину мы получим по всем 30 000 генам человека.
И вот, крамольный вопрос: что было бы, если бы мы взяли, скажем, тысячу самых первых потомков «Адама и Евы» и «впрыснули» их в современное общество? Смогли бы мы их каким-то образом выявить? Ведь их геномы оказались бы сформированы из генов, которые и сегодня являются самыми массовыми. Ответ очевиден: мы не смогли бы их как-то «вычислить» в современной популяции человека, так как они обладали бы самыми распространенными признаками. «Нет! – вскричите вы. – Мы, «кроманьонцы», не похожи на «неандертальцев»! Но, пардон, во-первых, современные высоченный светлый голландец и чернокожий африканский пигмей несхожи не меньше. А, во-вторых, сегодня доказано, что неандертальцы и кроманьонцы не только когда-то сосуществовали, но и смешивались друг с другом. Популяция человека осталась практически неизменной с момента своего возникновения с математической неизбежностью.
Итак, у 84% «идеальные» гены должны быть совершенно одинаковыми. У оставшихся 16% могут случиться точечные мутации в самых разных местах. При этом частота даже самой распространенной из этих мутаций крайне мала. Да, в результате мутаций может возникнуть разнообразие, но первоначальные гены все равно составят львиную долю, превосходя суммарную долю всех мутантных генов, даже если предположить, что в популяции сохранятся ВСЕ до единой мутации, хотя в природе этого никогда не происходит.
Теперь зададимся вопросом: а способен ли мутантный ген вытеснить первозданный «идеальный» ген полностью? Ведь даже если в пределах какого-то гена произойдет множество мутаций, но при этом «идеальный» ген все равно будет обеспечивать принадлежность к виду «Человек», то грош цена этим мутациям в плане образования нового вида. Такие комбинации генов будут представлять из себя лишь МАТЕРИАЛ для разнообразия внутри одного и того же биологического вид. Поэтому, если мы хотим добиться образования нового вида, пусть это будет вид «Человек снежный», то хотя бы по одному из генов мы должны добиться ПОЛНОГО вытеснения его «идеального» варианта.
Причем чтобы подобная мутация, назовем ее «мегамутация», имела шанс на сохранение, необходимо, чтобы в нужном месте в нужный час возникла ТОЧНО ТАКАЯ ЖЕ мутация, причем у особи противоположного пола. Да чтоб они еще и соизволили скреститься, дать плодовитое потомство для закрепления этой самой мегамутации. Причем новоявленная мутировавшая особь не должна погибнуть «в детстве». Всё это вместе представляется совсем уж невероятным.
Словом, в пределах одного гена должны возникнуть МИНИМУМ ДВЕ последовательные мутации, чтобы эффективно оградить новый вид от родительского. Первая мутация еще способна свободно скрещиваться с родительским геном, поэтому имеет шанс на размножение, вторая мутация может свободно скрещиваться с первой мутацией, но уже НЕ МОЖЕТ скрещиваться с родительским геном.
Далее. Предположим, что в рамках нашего «идеального» гена возникли сразу ДВЕ мутации и обе они имеют безудержную тягу к размножению. Начав свое распространение с двух концов популяции, эти две мутации когда-то обязательно встретятся, и возникнет дилемма: кто из них «возьмет верх» (так называемая дилемма Холдейна)? Две мутации в одном гене не могут захватить всю популяцию одновременно, как невозможно лысеть и кучерявиться одновременно. Поэтому если мы хотим сохранить обе мутации, они должны захватить популяцию последовательно, друг за другом. То же самое относится и к мутациям, находящимся в разных генах. Невозможно вести эффективный отбор по двум разным признакам одновременно, иначе получится каша: в популяции будут присутствовать все гены, как первоначальные, так и мутантные, и все будут укладываться в рамки вида «Человек».
А сколько поколений нужно, чтобы мутантный аллель смог полностью вытеснить свой родительский вариант? Представим изолированный остров. Во-первых, совершенно уникальные виды водятся именно на таких островах, во-вторых, очевидно, что в изолированной, а значит немногочисленной, популяции новый мутантный ген быстрее захватит всю популяцию. Хотя в малочисленной популяции как гораздо больше шансов на захват мутантным геном ее целиком, так и гораздо меньше шансов на возникновение нужной мутации ВООБЩЕ. И если говорить не об одной мутации, а о целой их команде, то очевидно, что существует некое оптимальное количество особей популяции, которое даст, с одной стороны, возможность возникновения нужных мутаций, с другой, возможность их распространения на всю популяцию. Допустим, сто тысяч особей.
При вероятности возникновения спонтанных мутаций, напомню, 1 к 100000 на один ген в одном поколении допустим, что нужная мутация в данной популяции возникнет сразу, по мере необходимости. И что единожды возникнув, эта мутация станет распространятся в геометрической прогрессии, удваивая свою частоту с каждой генерацией. Получится, что мутантный ген, захватив половину популяции, уже в следующем поколении полностью вытеснит родительский ген и останется единственным. Да, такого жесткого отбора в природе не существует. Однако можно посчитать, что при таких условиях отбора мутантный ген захватит всю популяцию из 100 000 особей через 17 поколений (плюс одно поколение для того, чтобы мутация возникла вообще). Округлим до 20 поколений НА ПОЛНОЕ вытеснение новой мутацией первоначального гена – только тогда будет обеспечено эффективное видообразование. Выходит, в популяции вида «Человек» в течение миллиона лет могло закрепиться максимум 2 500 мутаций (50 000 поколений разделить на 20).
Много это или мало? Общее количество всех остальных мутаций, конечно же, огромно. Они миллиардами возникают в популяции, и миллиардами же из нее бесследно вымываются вместе со своими немногочисленными, а то и единичными, носителями. Можно предположить, что какие-то мегамутации оказались очень значительными, и смогли в одиночку радикально изменить
Второй: мысль не нова, но подача радует.
1:2