– У Беренгара больше прав на эту корону, чем у этого выскочки Ламберта, – покачиваясь в седле и поглядывая на барона Токко, сквозь зубы цедил граф Уго. – Как же, «император»! Да его предок Гай III Сполетский ещё в 883 был обвинён в государственной измене на имперском синоде, состоявшемся в Нонантуле, а потом он вернулся в своё герцогство и заключил союз с нечестивыми сарацинами! Да как он мог! А Беренгар! Он – правнук самого Карла Великого! Его мать Гизела была дочерью Людовика Благочестивого! Многие об этом помнят, многие... Помнят, но склонили головы перед силой этого выскочки. А в чём его сила?! В том, что его поддерживал папа Стефан? А Господь?.. Всевышний отвернулся от папы, иначе бы не допустил, чтобы Стефана не придушили в заключении, как бешеную собаку. И с Ламбертом нужно поступить так же.
Барон скептически глянул на графа и пожал плечами:
– У нас всего два десятка воинов. Вряд ли нам удастся освободить Беренгара.
– Вначале мы избавимся от Ламберта. Мои люди следят за ним. Завтра мы будем уже около Сполето. Там и решим, как лучше устроить на него охоту.
Через четыре дня к графу, где он остановился лагерем, прискакал гонец.
– Говори! – нетерпеливо приказал Уго.
– Ламберт с небольшой свитой отправился в верховья реки Нера на охоту.
– Пробил наш час! – воскликнул граф, взбираясь на коня. – Теперь ничто не остановит меня от мести.
Вереница всадников во главе с графом Милана не спеша пробиралась по лесистым холмам герцогства, пока не услышали яростный собачий лай. Уго остановился и, повернувшись к барону, молвил:
– Зверя затравили… Их внимание сейчас только на нём. Вряд ли они думают об опасности. Бери половину воинов и руби всех, кто посмеет обнажить против нас меч, а я с остальными захвачу убийцу своего отца. Большинство, кто его окружает, – это слуги. Думаю, что нам не составит труда это сделать.
Ламберт, радуясь удачной охоте, с улыбкой смотрел, как свора собак окружила и, захлёбываясь в лае, наскакивала на кабана, который кружился, пытаясь подцепить клыками какую-нибудь из них. Наконец два псаря пустили по стреле и прекратили мучения зверя. Одни слуги бросились снимать шкуру, другие – разжигать костёр, чтобы господин мог полакомиться свежатиной. Совершенно неожиданно появились вооружённые всадники и окружили Ламберта. Нескольких человек, обнаживших мечи, они безжалостно зарубили.
Уго неторопливо подъехал к Ламберту и презрительно процедил:
– Наконец-то я поймал тебя, подлый убийца.
– Как ты смеешь разговаривать с императором в таком тоне? Сам Господь в лице папы возложил на меня корону! Разбойник, да я тебя...
– Ты не узнал меня? – усмехнувшись, перебил его граф. – Ты казнил моего отца графа Магинфрейда, а теперь пришло время твоей казни.
Ламберт побледнел, но с достоинством ответил:
– Он не был верен мне, и его казнь была закономерна, а ты не можешь пролить мою кровь, иначе Церковь проклянёт тебя.
– Твоя кровь ядовита, и там, где она прольётся, не будет расти даже трава. Ты не достоин такой смерти. Поставьте его на колени! – крикнул граф воинам.
Два человека схватили Ламберта за руки и пригнули его к земле. Уго подобрал здоровенный сук и с размаху ударил пленника чуть ниже основания черепа, ломая позвонки.
– Именно так нужно избавляться от бешеных собак, – радостно воскликнул граф, поворачиваясь к воинам, на что те ответили восторженным гулом.
В тот же день в Сполето был освобождён Беренгар. Представ перед ним, Уго почтительно поклонился:
– Ваше Величество, вся Италия теперь принадлежит только Вам!
– А что случилось с Ламбертом? – тихо поинтересовался король.
– На охоте он упал с коня и сломал себе шею.
– Какое несчастье!.. – закачал головой Беренгар, но фраза прозвучала так лицемерно.