Записка 3
О, мой дорогой читатель! Приветствую тебя вновь. Мне есть о чём тебе поведать.
Прежде всего хотел бы обсудить с тобой известие, которое я получил от своего бира (то есть, друга). Фельдон встретил меня у выхода из отпочгора. Из непродолжительного разговора я узнал, что он разводится со своей очаровательной женой – Меллей. Не женщина, а эталон самого прекрасного, во имя Джендриана! Высокая, стройная, с красивыми голубыми глазами и умопомрачительной улыбкой. За ней все мальчики бегали ещё с тех пор, когда все мы были зиро. Никогда бы не подумал, что мой бир способен на такое! Как можно оставить такую восхитительную хозяйку и мать? Да, забыл упомянуть, что у них есть сын, почти 1-А. Его вроде как зовут Лейлан, если моя память мне не изменяет.
Я действительно шокирован! Возможно вечером приму двойную дозу «Слипин-17», в самом деле! Иначе мне не уснуть. Но, честно признаться, меня, мой дорогой читатель, больше поразило то, что подтолкнуло к этому опрометчивому решению Фельдона. Всё дело в новостях, которые транслируются по федеральным каналам нашего государства. Речь шла о том, что государство приняло проект какой-то одной из многочисленных партий, которыми руководит один человек – Раксин Тельке. Этот проект утвердили на законодательном уровне. Суть заключается в том, что легализовано…
О, мой дорогой друг, мне так страшно об этом говорить. Это бесчеловечно! Как можно было узаконить такое безобразие. Об этом даже думать противно! Хотя, скорее всего, я просто устал. Да, действительно. Я обошёл уже всю улицу, которая распростёрлась на несколько километров, кажется, и передал с десяток посылок, писем и газет блочанам. Если государство решило, что будет правильным разрешить абсолютно каждому гражданину Джендрианы вступать в интимную близость с зиро (даже с теми, кто младше 0,5-А), значит так надо.
Не могу понять только… Фель хочет иметь очень близкие отношения со столь юными зиро?
Впрочем, неважно. Это не моё дело. Я не могу осуждать выбор человека. А его жена… Переживёт в общем-то. Это их дело, разумеется. Я бы и не подумал защитить Мелль, несмотря на то, какой хороший след она оставила в моей памяти. Она поддерживала лечение моей матери. «Вот, возьми, Антуан. Тут 248 дж. Я хотела купить мотбавезд, но твоей матери нужнее». Прекрасная женщина, воистину! Честно признаться, мой дорогой друг, я бы хотел, чтобы она стала моей женой. Этому, правда, не суждено быть. Я порву с ней все контакты, из-за того, что она опостылела Фельдону. Я бы не хотел быть мостом между двумя берегами. Мосты горят, а берега остаются.
Сейчас я должен отнести письмо одному велчелу, который доживает свой тяжёлый age. Мне, как почтальону, дозволено знать о том, что написано в нём, но тебе я не скажу – конфиденциальность. Лучше расскажу тебе об этом велчеле. Зовут его Грегор. Он относится к таким же старнеймам, как и я. Старнейм – человек, чьё имя относится к прошлым эпохам. Вот моё имя – Антуан. И давным-давно существовали миллионы парней с таким именем. Например, писателя одного звали Антуан, правда его фамилию я не помню: мы не можем читать книги тех лет. Что касается Грегора: этот гражданин в почёте у властей, и к нему следует обращаться «мон», за его заслуги перед Джендрианой. Мне он разрешает обращаться к себе как «бир». Он хорошо дружил с моей матерью, и даже кажется, что у них были более-менее романтические отношения. Я относился к этому с пониманием. Моего отца не стало ещё тогда, когда я был совсем маленьким зиро. Его убили какие-то Охотники. Моя мать вздумала убить себя и оставить меня сиротой. В состоянии аффекта она ловко накинула на свою шею петлю, и, пошатнувшись со стула, позволила петле затянуться потуже. Тогда-то к нам и пришёл на помощь Грегор. Он проходил мимо, когда услышал мой жалобный плач. Я же крохой совсем был, а мама, видимо не подумала, что я не смогу расти самостоятельно в таком возрасте. Сразу же после того, как моя мать была спасена, я прилип к ней, будто бы пригвоздило. И тогда я воссоединился с её грудью: я был очень голоден.
Времена прошли, я остался сиротой, но, к моему огромному счастью, я уже взрослый человек. Я по-прежнему желаю отомстить Охотникам. Даже на монмиса Страдского я не был так зол глубоко в своей душе, как на этих gracht (подонков, значит).
Между тем, я уже уже подхожу к блоку, где проживает Грегор, придерживая за пазухой его письмо. Я готовлюсь к приятной встрече, представляя, как он улыбнётся, обнажив свои оставшиеся шесть зубов.
Подошёл ко входу. Спускаюсь вниз. Здесь пыльно и сыро. Поднимаюсь на лифте к блочку Грегора. Теперь держу курс на его дверь, попутно подкидывая газеты с заголовками «Новый закон» и «Братская любовь» под двери других блочан. Вот и она: та самая тяжёлая металлическая дверь, на которой начерчена мелом буква «h». Я стучусь, но никто не открывает.
Так я постоял десять минут. Сейчас я услышал, что открывается соседняя дверь, откуда тихонечко, стараясь остаться незамеченной, выглядывает Фоллина.
- Добрый вечер, Антуан! Ты за чем пожаловал?
- О, тётушка Фолли! Здравствуйте! Я жду пока мон Грегор изволит отворить предо мною дверь. – с небольшим беспокойством ответил я.
- Анти, а ты что, не знаешь? – помрачнев, сказала тётушка Фоллина. – Мон Грегор… Упокоился.
Я аж выронил письмо от таких новостей. Друг нашей семьи скончался, а я даже и не знал об этом.
- Как давно это произошло? – на мои глаза после этих слов накатились слёзы.
- Три дня назад, мой дорогой. А что там у тебя для него? – старалась перевести тему Фоллина.
- Его письмо, но вам, Фолли, его прочитать нельзя, даже несмотря на то, что вы также были близки к мону, как и я. – зачем-то сказал я, не думая о том, что могу огорчить тётушку Фолли.
Ответа не последовало. Она хлопнула дверью. Её определённо обидела моя грубость. А вообще, она чувствительная женщина. Но мне, если честно, уже без разницы. Я расстроен полученным известием.
«Милый Грег, я пишу тебе из отпочгора. Я скучаю по тебе. Когда мы вновь сможем увидеться? Я хожу прижаться к тебе и…» - дальше читать я не буду, мой дорогой друг. Я не знаю кто именно это писал, ведь отправитель предпочёл сохранить анонимность, но, всё же, могу догадываться.
Вероятнее всего, это писала Креньядта. Она единственная незамужняя женщина в нашем отделе. Придётся мне опечалить её столь прискорбным фактом.
Оставайся тут, мой читатель. Я скоро вернусь. Совсем скоро.
