Ближе, чем Петя, у Семёна друга не было.
Они всё-всё прям вместе делали. А это потому, наверное, что дверь в дверь всю свою долгую десятилетнюю жизнь жили. И мамы у них тоже дружили. Всегда.
А это потому, что дружить мамам было больше не с кем. У каждой из них мужа не было, значит, и у Пети с Сёмой пап не было. Только Петина мама от папы сама ушла, а Сёмин папа их с мамой бросил. Вот и вся разница.
Они, ну, в смысле, Петя с Сёмой, и в школу вместе ходили, а там за одной партой сидели. И не разговаривали на уроках, чтобы только их не рассадили. И учились хорошо. Оба. Почти даже можно сказать, что отлично… если бы не тройки по русскому. Они писАли плохо. И тоже – оба.
Когда возвращались из школы с трояками за описание картины какого-то Васильева «Мокрый луг», то даже прямо злились на этого Васильева и на его луг, да ещё – мокрый! Чё там писАть-то было? Ну, трава, ну, лужа посредине. И небо какое-то грязное. А эта Ольга Васильевна по тройке им влепила да ещё и подписала рядом с этой унизительной оценкой: Сёме – «Не передал настроения, с которым художник описывает родной пейзаж», а Пете – «Очень примитивный язык».
Сёме за Петю даже обиднее было, чем за себя, потому что «примитивный» - это плохое слово. «Недоразвитый» значит. А Петя очень даже доразвитый. Он, когда Сёма болел, тоже в школу не ходил и сидел около друга. И чай ему грел, с лимоном и мёдом, как Семёнова мама сказала. И температуру другу каждые два часа мерил и после этого Сёминой маме на работу звонил, чтобы рассказать, потел сын или не потел, понизилась температура или пока нет ещё.
Вот потому Сёма и сказал тогда другу Пете:
- Знаешь, чё, Петь?.. Русский этот – девчачий предмет! Это только эти дурочки-девчонки сидят и буквы выводят. А нам и так сойдёт. У нас с тобой зато по физре пятёрки сплошные!..
Петя всё равно печалился, потому что маму ему жалко было. Она всегда расстраивается за Петин русский. Не ругает его, а только плачет и говорит, чтобы он книги читал. А чё их читать-то, книги эти самые! В них всё равно одна неправда написана. Там мальчики дружат с девочками, помогают взрослым не впадать в уныние. А как им поможешь-то,этим взрослым, если Сёмина и Петина мамы, как только про взрослое им поговорить надо, сразу отправляют парней телевизор смотреть или уроки делать, а сами разговаривают и разговаривают за закрытыми дверями.
Ну и ладно, ну и пусть! Им и самим есть о чём друг с другом поговорить и что поделать. Выйдут во двор и на самокатах гоняют – кто быстрее клумбу объедет и к подъезду вернётся.
Один раз вышли во двор. Летом уже. Жарко так, хоть и утро ещё. Трактор поливальный недавно проехал и мокрую дорожку на асфальте оставил. Вот по этой-то мокрой полосе они и начали наперегонки носиться. И никто в это утро другого одолеть не мог: всё время вместе да вместе их самокаты шли.
На пятом или шестом круге, когда азарт соревнования был столь высок, что никого и ничего вокруг друзья уже не замечали, Семён всё же вперёд вырвался. Он так старался победить, что даже и не заметил, как во двор снова въехал поливальный трактор с большими задними и маленькими передними колёсами. Не заметил, значит, ну, и прямо в трактор тот, на полном ходу и врезался. Правда трактор мальчика на самокате заметил и остановился как вкопанный.
А что толку-то! Семён же не остановился. Самокат – вдребезги. Семён – тоже. Почти вдребезги. И лежит на земле, прямо с закрытыми глазами лежит.
Это уже потом, в больнице выяснилось, что у него «многочисленные ушибы мягких тканей и ссадины», а тогда Петя с трактористом испугались страшнее страшного. Как подбегут к Семёну. Петя даже раньше дяденьки из трактора успел подбежать. На коленки рядом с другом упал, за руку его тормошит и всё повторяет:
- Сень, Сеня-я-я! Ты чё? Вставай давай, а то мама увидит и испугается. И твоя, и моя тоже…
И тут Сёма в первый раз глаза открыл. Смотрит на друга своего Петьку и на дяденьку шофёра, который сзади стоял и так испугался, что казалось, будто сам он сейчас упадёт рядом с Семёном и лежать без сознания будет. Открыл, значит, Сеня глаза и чётко другу своему Петьке завещание продиктовал:
- Если я умру, Петь, ты мою маму к себе забери, чтобы она сиротой без меня не осталась. А то один сирота уже после меня на белом свете есть: это папа мой…
Петька что делать не знал, а потому и заплакал. Плачет, значит, над почти уже мёртвым телом друга и даже про то, что сейчас на девчонку-плаксу похож, не думает, а сам приговаривает:
- Всё, Сень, сделаю! Ты только не умирай. А если умрёшь, я тебя похороню… а потом сам рядом лягу и тоже умру… Не умирай, Сень, пожалуйста, а то мне умирать страшно…
|
