О, Камчадалов

О, КАМЧАДАЛОВ!

О  Камчадалове говорили много всякого и по-разному: мужчины раздражённо, женщины с улыбками и намёками.

– Камчадалов? – поднимали они полуобщипанные брови, когда разговор касался странного предмета их  тайного вожделения. – О, Камчадалов!

Иной раз женский лаконизм предпочтительней многогласных мужских монологов. В городе Н. общество было немногочисленно: интеллектуал из местной школы, интеллигент из горсовета, технарь с завода по производству мочевины и шерлокхолмс  из горотдела милиции. Женщины сплетничали, мужья политиканствовали.

– О, Камчадалов!– вздыхали жёны. – Ооооо…

Мужья скрежетали зубами, ругая, кроме прочего, феминизм,  давший  право голоса женщинам,  начисто лишённым  ума. В былые времена они вряд ли посмели в присутствии мужей произносить имя их общего любовника. Наконец, школьный интеллектуал не выдержал и, склонившись к уху шерлокхолмса,  прошептал:

– Не могли бы вы однажды и навсегда избавить нас от этого субъекта?
– Нет.
– А известно ли вам, что Камчадалов и ваша жена…
– Известно, как, надеюсь, и вам про вашу...
– Потому и ставлю вопрос ребром.
– Нет, – снова отверг соблазнительное предложение шерлокхолмс,– не прежние времена. На дворе у нас правовое государство, и по звонку или шёпотку, даже такого, как Камчадалов, не привлечёшь.
– Но ведь что-то с ним делать надо.
 – Нужны доказательства.
– По-вашему, наши жены не доказательство?
– Загвоздка в том, что защита сможет представить всё это как легкомыслие, с моральной точки зрения преступное, но — с юридической — извинительное. А, кроме всего прочего, у нас нет гарантии, что наши жёны согласятся свидетельствовать на суде в пользу обвинения.
– М-да, загвоздочка.
– Вот если бы он ещё кого-нибудь совратил…
– А разве остались несовращённые?
– По агентурным данным, жена нашего технаря.
– Она что, не согласна?
– Спит и видит. Он нос воротит. Говорит, от неё пахнет мочой.
– А что интеллигент из горсовета?
– Не расшевелить. Он импотент. Всем об этом известно, а потому на его протесты суд не обратит внимания.

Но оскорблённая гордость паче законов, и шерлокхолмс арестовал Камчадалова, якобы за нарушение общественного порядка в безлюдном месте, и передал дело в суд. Сначала процессуальная схема сработала безупречно, хотя Камчадалов и отрицал очевидное. Шерлокхолмс  приводил доказательства, откровенно намекая, что в загашнике у него имеются и другие, куда более убедительные. Вызванные для показаний супруги, под перекрёстным допросом, подтвердили легкомыслие обвиняемого, испытанное ими на собственной шкуре, а, значит, и склонность его к противоправным действиям. Но вдруг появление жены заводского технаря испортило, казалось бы, уже воплощённый в жизнь, сценарий. Упрямая женщина заявила во всеуслышание, что в то самое время, когда согласно обвинению, Камчадалов нарушал общественное спокойствие на безлюдной улице, он был с нею и с её согласия. А потому обвинять его  было бы ещё большим нарушением, чем то, какое ему приписывается.

Освобождённый из-под стражи в зале суда, Камчадалов поблагодарил смелую женщину в присутствии ошеломлённого мужа. В ответ на банальные любезности, она, прямым текстом, сказала оправданному, что ждёт от его не пустых речей, а настоящего мужского поступка,
и в этом смысле всегда готова к услугам. Она подошла так близко, что аромат «Шанели» забил все другие запахи, если и впрямь таковые были, а не явились злокознённой выдумкой разгорячённого воображения Камчадалова.

Что произошло между ними после, можно только догадываться, судя по тому, что технарь избивал жену смертным боем, так что шерлокхолмс вынужден был напомнить зарвавшемуся импотенту о возможных последствиях. Женщины, предавшие Камчадалова в суде, укрылись в недавно построенном в городе мужском монастыре, сообщая, всем желающим слушать, о своём намерении принять постриг. Но затаившиеся мужья успокоились только тогда, когда, вместе с развалившимся ГКЧП, ушли с занимаемых ими постов, а Камчадалов оказался во главе победивших в городе демократических сил. Вопреки ожиданиям, он не стал устраивать «охоту на ведьм», и это откровенное великодушие ещё больше подняло  престиж  ловеласа в глазах  женщин, удостоенных его внимания.

– Камчадалов! – восклицали они, когда разговор вынужденно касался предмета их обожания и вожделения. – О, Камчадалов!!
Присутствующие при этом мужья радостно багровели, втайне питая, тщательно скрываемые от посторонних, корыстные надежды.
Борис  Иоселевич