Раз человеческое сознание имеет две составляющие – животное сознание, точнее, сознание примата, и самосознание, то резонно предположить, что каждая из этих составляющих имеет свои соображения по поводу соответственно стремлений и идей, и, как следствие, мыслей и действий человека.
Осознание человеком того, что он покамест находится в потоке времени, и этот, в общем-то недолгий период надо как-то использовать, в определенной степени отвлекает его от адаптивности, столь свойственной животным, и привлекает к размышлениям о том, что он явно отличается от них, и поэтому способен на иные соображения и поведение.
Первое, что приходит ему в голову, заключается в усовершенствовании условий, в которых он находится, и которыми он никогда не сможет удовлетвориться по той простой причине, что всегда можно отыскать лучшие, несмотря на довольно-таки разумную поговорку, что лучшее враг хорошего.
Тем не менее, человек в своих сообществах начинает постепенно менять свое окружение.
В частности, от сбора злаков, овощей, фруктов и грибов он переходит к их выращиванию, охота на диких зверей человек постепенно замещается их одомашниванием.
Для этого ему требуются определенные знания. И он начинает их добывать всеми способами, например, увидев, как камни быстро катятся с горок, он придумывает колесо, поняв, что огонь и светит, и греет, человек придумывает светильники и печи, в которых он, к тому же, начинает варить пищу, становясь уже не звероподобным, а деловитым и более сообразительным в отношении изобретения того и сего.
Знания начинают умножаться и приходится их фиксировать не только в устной форме, но и как-то графически, сначала символами, а потом и словесным письмом.
Возникает наука.
Вместе с тем, в значительной степени, враждебная природа приводит его к мысли, что ее можно победить не только собственными усилиями, но и призывом на помощь тех сил, которые сделали его таким сообразительным, и которые, если поверить в них, обязательно окажут ему помощь.
Одни этими силами считали могучий ветер, другие - светлое и горячее солнце, третьи – духов гор и т. п.
Возникает религия.
Растениеводство и строительство потребовало более эффективных инструментов, чем руки. Постепенно появились каменные орудия труда, затем металлические. Возникли целые технологические отрасли.
В результате, эффективность труда настолько повысилась, что стало расти население, а также появились избыточные продукты труда, которыми можно было обмениваться.
Хотя, надо сказать, что избыточный продукт возник не случайно, а в результате осознанного вмешательства отдельных персон и групп людей в окружающую их среду, чем они и отличаются от животных.
Возникла торговля.
Кроме того, завладев определенными продуктами труда, можно было, продавая их, существенно улучшить свой быт и даже освободить себя от труда, наняв работников или приобретя рабов.
Таким образом, избыточный продукт вызвал появление права собственности, а она, в свою очередь, некоторой части собственников предоставила свободное время, которое можно было использовать в соответствии со их интересами и способностями.
Всё это стимулировало не только развитие науки и технологий, но и вызвало стремление к украшению быта и себя же, выделяя из серой толпы.
Как результат, возникла архитектура, живопись, словесная эквилибристика и различного рода представления на площадках перед публикой.
Любому делу надо учиться. Поэтому возникли не только ремесленные школы, но и академии, и университеты.
Таким образом, человек в своих сообществах в определенной степени окультурился и еще больше отошел от прежней дикости, то есть цивилизовался.
Результатом подобного рода прогресса стала вера, по крайней мере значительной части интеллектуалов, во всемогущество разума.
Соответственно появились теории о возможности преобразования всего сущего в сферу разума.
Например, известный ученый В. И. Вернадский утверждал следующее: ««…в биосфере существует великая геологическая, быть может, космическая сила, планетарное действие которой обычно не принимается во внимание в представлениях о космосе… …Эта сила есть разум человека, устремленная и организованная воля его как существа общественного» [1].
Еще дальше Вернадского пошел известный физик И. Н. Острецов в своем утверждении: «…разум способен преодолевать условности материалистического бытия и потому пределов его развитию и совершенствованию не существует» [2. 1.7].
Совершенно справедливо Острецов признает, что человеке имеется нечто непознаваемое в рамках известной реальности (бытия), именуя его иррациональным, которое проявляется только во взаимодействии объектов. Другими словами, он признает наличие в человеке того незримого и непонятного, но главного, а именно того, что мы называем сознанием.
Однако Острецов приходит к выводу о нематериальности сознания, а также всего, что лежит в основе материалистического мироздания на следующем основании: «…что находится внутри протона? Нам могут ответить: кварки. Но кварки не могут существовать отдельно в материальном мире. Это просто математическая модель, они уже не материальные объекты. Таким образом, в основе материалистического мироздания лежат нематериальные объекты» [там же, гл. 1.2].
Подобное заблуждение на основе, кажущейся вполне убедительной, сразу же приводит Острецова к проблеме Ничто, которую он разрешает традиционным образом, помещая в Ничто Бога: «...индивидуальный объект не может возникнуть без Создателя. Поэтому всеобъемлющая наука может быть построена только на идеалистической основе» [там же, гл. 1.2].
Действительно, и физика дошла в кварках до предела познания имеющегося бытия, и само сознание следует отнести к иррациональному, так как оно как бы есть, но никак не регистрируется приборами.
Всё это так, но справедливо только в рамках бытия, поскольку мы не знаем, что делается за его пределами, но одного только «чистого» ничто там не может быть, так как есть мы в материальном бытии, и это бытие вполне может производиться материальными объектами, но другого порядка.
Нам известно только то, что находится в пределах наших ощущений. Именно по ним мы судим об окружающем. Да и человеческий разум имеет естественные ограничения по восприятию информации даже в совокупности всех людей и поэтому не способен охватить всё и вся, тем более если это всё бесконечно и во многом не зависит от людей, поскольку не они всё это материальное полностью формируют.
К тому же еще несколько столетий назад знаменитый философ Юм вполне законно указал на неадекватность подобных подходов, заключающейся в том, что нельзя от того, что «есть» в соответствии с только лишь собственными гипотезами переходить к тому, что «так и должно быть» (так называемая, гильотина Юма). То есть это соображение Юма сводится к тому, что сущее не влечет за собой должное: «Я заметил, что в каждой этической теории, с которой мне до сих пор приходилось встречаться, автор в течение некоторого времени рассуждает обычным образом, устанавливая существование Бога или излагает свои наблюдения относительно дел человеческих, и вдруг я, к своему удивлению, нахожу, что вместо обычной связки, употребляемой в предложениях, а именно «есть» или «не есть», не встречаю ни одного предложения, в котором не было бы в качестве связки «должно» или «не должно». Подмена эта происходит незаметно, но тем не менее, она в высшей степени важна. Раз это «должно» или «не должно» выражает некоторое новое отношение или утверждение, последнее необходимо следует принять во внимание и объяснить, и в то же время должно быть указано основание того, что кажется совсем непонятным, а именно того, каким образом это новое отношение может быть дедукцией из других, совершенно отличных от него» [3].
Действительно, исходя лишь из того, как устроен мир в соответствии с воспринимаемыми органами чувств объектами, нельзя без грубых логических ошибок обосновать, к чему следует стремиться людям, так как человеческие органы чувств как в числе, так и в качестве весьма ограничены, производя, с одной стороны, однобокую, то есть чисто человеческую картину окружающего, а с другой стороны, иной картины не имеется, и приходится опытным путем в сочетании с размышлениями изыскивать более-менее адекватное решение той или иной задачи.
Однако эти замечательные ученые и их единомышленники не учли, что в сознании человека присутствует такая компонента, как природное (животное) сознание, вследствие присутствия которой человек способен, как прочие живые существа, существовать и благодаря которой функционирует его собственный организм.
А это животное сознание, адаптивное и эгоцентричное по своей природе, не могло не внести в процесс развития человечества свою зверскую лепту этого наследия приматов, поскольку оно сначала ощущает, а потом не рефлексирует, а соображает, как поудобнее устроиться в жизни, устранив по возможности всё мешающее.
Другими словами, являясь наследником приматов, человек не мог не сохранить в своем сознании наряду с целым рядом инстинктов и рефлексов стремление к доминированию в сообществе, дающее ему немало преимуществ не только в питании, но и в удовлетворении собственных повышенных потребностей, часто недоступных для большинства прочих.
Кроме того, животное сознание не отделено от самосознания какой-то перегородкой – они орудуют совместно. Поэтому завоевать выгодную позицию в сообществе человек уже мог не только, как животные, с помощью агрессии, степень и успешность которой зависит от грубой силы, или природной сообразительности, либо от обмана соплеменников и соперников, а также и от ассоциативного мышления, способствующего наиболее адекватному планированию его действий, а также беспринципности, коварства, хитрости, вероломства, угодничества и т. п.
Все эти способы насилия и обмана до сего времени являются наиболее эффективными методами завоевания власти, однако если агрессивность человеком унаследована от обезьяньих предков, то многие другие свойства он приобрел не от природы, а благодаря осознанию себя в качестве личности в обществе.
[justify]Так что, например, Карл Маркс, предвзят в своем утверждении, что насилие - плод социальных причин и его
