Произведение «Ну, Ваня!» автора Наталья Ельня

    Ваня небольшого роста, худощав и черноволос. Среди одноклассников, вымахавших к своим двенадцати годам до метра шестидесяти пяти, а то и больше, он кажется самым младшим. Но это его ничуть не смущает. Из- под тёмных бровей внимательно смотрят озорные умные глаза в обрамлении шикарнейших длинных ресниц – предмета зависти любой девчонки. Родись Ваня девочкой, про его глаза давно бы сказали, что это два синих погибельных омута. А я бы ещё добавила, что в каждом из этих омутов проживает по чертёнку или даже по дюжине представителей неуёмного племени. Они – то время от времени и не дают покоя ни своему хозяину, ни его учительнице, которая не первый год приобщает шестой класс, где учится Ваня, к тайнам «великого, могучего и свободного» русского языка. Нет, не подумайте, что Ваня хулиган, он никогда ни с кем не спорит, не выясняет отношений, не носится по школьным коридорам на реактивной скорости, не грубит, ничего не бьёт и не ломает, как это делает большинство его сверстников. Он просто молча усмехается или смущенно улыбается и ДЕЛАЕТ ВСЕ И ВСЕГДА ПО- СВОЕМУ!
- Иван, ты опять опоздал на урок! – сердито хмурю брови, глядя на ученика, на цыпочках пробирающегося к своей парте после звонка.
В ответ улыбка.
- Ваня, это четвёртый раз на неделе! Ты постоянно опаздываешь на первый урок на пять или десять минут…
Улыбка и кивок: мол, согласен. Он достаёт из рюкзака учебник и тетрадку с домашним заданием, тихонько двигает её указательным пальцем по парте в мою сторону: возьмите.
- Вань, так не пущу на урок, если снова опоздаешь… - я с интересом смотрю на ученика.
Улыбка и кивок (другого я и не ждала). Снова лезет в ранец, теперь уже за дневником, вид при этом имеет самый невозмутимый.
- Ах ты, мудрец малолетний! – думаю я, отходя от его парты. – Инцидента избежал, никого из себя не вывел, сам не расстроился - и всё осталось по- прежнему. И завтра снова явишься в удобное для тебя время. И ты, хитрец, знаешь: на урок я тебя пущу. Ты ж умник, чем и пользуешься…
   На одной из перемен приглашаю Ваню на беседу, не первую в этом году и даже не вторую.
- Ваня, - показываю ему рабочую тетрадь, - ты мои замечания читаешь?
Кивок. Он чуть отворачивается к окну, пряча улыбку: прекрасно понимает, о чём с ним сейчас будут говорить. Но я замечаю усмешку и повышаю тон:
- Ты же знаешь, что в тетради по русскому языку рисовать нельзя? Знаешь или нет?
Улыбается, а в глазах светятся хитрые огоньки. Кивает.
- Иван, поля в тетради для замечаний, а не для (я даже нужные слова не могу подобрать сразу) этой художественной галереи. Ты меня слышишь?
   Расстроившись, начинаю нервничать. Ученик стоит повесив голову, морщит нос и с интересом разглядывает свои кроссовки. А по полям его тетради бегут цепочкой собачьи и заячьи следы, нарисованные синей пастой, теряются в кустах и немыслимых фантастических узорах, которым позавидовал бы любой авангардист. Летающие тарелки и весёлые пришельцы украшают не один тетрадный лист. Нарисовано старательно, со знанием дела.
- Прочитай, пожалуйста, что я тут тебе написала, - показываю ему запись на полях тетради, сделанную красной пастой.
- В тетради не рисуют, - читает, посмеиваясь, горе – художник.
   В раскаяние и исправление верится слабо, поэтому, вздохнув, говорю, что тетрадь нужно заменить. Тетрадь, разумеется, на следующий день будет другая, новая. И рисунки в ней… тоже будут новые, краше прежних.
   На перемене около первой парты, где сидит Иван, собирается компания любителей компьютерных игр, горячо ведется обсуждение новейших и крутейших развлечений. И пока я раздаю тетради, пишу на доске число и тему, изредка улавливаю отдельные фразы юных геймеров, не всегда корректно умеющих выразить свои эмоции. Но никогда не слышу из уст Вани ни одного грубого слова, а вот насмешек и шуток всегда полно. Веселье на первой парте продолжается до начала урока.
    Иногда парта пустеет: заболел. И я скучаю уже на второй день его отсутствия: не хватает улыбочек, прищуренных внимательных глаз и даже проказ. Зато через несколько дней он является отдохнувшим, посвежевшим, соскучившимся – словом, жди сюрпризов.
- Ваня, объясни мне, пожалуйста, - я стараюсь говорить строго, но смех сдержать сложно, поэтому я пытаюсь отвернуться, посмотреть в окно, - каким это образом в сочинении о весне появился детективный сюжет? Откуда здесь погони и перестрелки? А?
Улыбается, пожимает плечами, а в глазах … чертенята.
- Ну а зеленые человечки откуда? Они откуда взялись?
- Так весна… - посмеиваясь, пожимает он плечами. - Всё зеленеет…
- Забирай свою тетрадь, писатель- фантаст! – опять сержусь я. - Чтоб завтра принёс нормальное сочинение. О весне, Иван. Понял?
   Кивок, улыбка – я вздыхаю: ой, не факт, что будет о весне.
   Иногда стараюсь просчитать действия проказника наперёд и предотвратить надвигающуюся катастрофу в виде очередного творческого опуса.
- Нюх у него что ли на сочинения? - размышляю я, раздавая тетради по развитию речи. - Не мог явиться завтра? Неделю до этого отдыхал…
   Когда после двадцатиминутной работы с классом я подхожу к Ивану, он уже старательно пишет, низко нагнувшись над партой, положив подбородок на кулак. Мне хорошо знакома эта излюбленная Ванина поза, поэтому, слегка потянув его за воротник рубашки, стараюсь заставить сесть за партой более- менее правильно. Наклонившись к нему, намеренно строгим голосом говорю, будто первокласснику:
- Иван! Это сочинение по сюжетным картинкам! Их всего три… Видишь их? – тыкаю пальцем в учебник.
   Он кивает без тени усмешки, по- видимому, понимает, что с учительницей сейчас лучше не шутить: настроение у неё опасное. А я продолжаю вещать с нажимом:
- Ваня, я предупреждаю: никаких НЛО, человечков, стрельбы, шпионов (было и такое) и прочего безобразия! Просто напиши о мальчике, которому поручили нарисовать плакат… Ты понял?
   Отходя, чувствую на себе внимательный Ванин взгляд, замечаю улыбки ребят: они в курсе забав одноклассника.
   Наконец- то в классе стоит тишина. Пишут – и сердце моё тает: люблю этот творческий процесс, задумчивые взгляды, нахмуренные брови, когда не находится нужное слово или теряется мысль. Думаю о том, что ребята талантливы и можно ожидать три- четыре по- настоящему ценные работы. С надеждой вздыхаю: может быть, и горе- писатель сегодня порадует меня хорошим сочинением, есть у него для этого способности. Стою у окна, изредка поглядывая на Ивана , но, честно говоря, подходить боюсь: подозрительно увлечён работой, строчит мелким аккуратным почерком уже вторую страницу.
    Раздаётся звонок, для одних долгожданный, для других неожиданный, и в классе начинается привычная суматоха.
- Иван, покажи мне, пожалуйста, своё сочинение, - говорю я, чувствуя, что, вероятно, рано успокоилась, уж очень говорящим было выражение его лица. Или мне это уже просто кажется?
Он нерешительно идет к моему столу, слегка улыбаясь и не поднимая глаз, протягивает мне тетрадку. Я беру её, открываю и начинаю читать, а потом чувствую, что мне просто необходимо сейчас сесть, иначе упаду.
- НА ЗОНЕ СТОЯЛА МЁРТВАЯ ТИШИНА… - так начиналось сочинение. - ФРАЕР НЕ ПОКЛАДАЯ РУК ТРУДИЛСЯ НАД ПЛАКАТОМ …
  Встречались в этом произведении и « малява», и «параша», и ещё немало других нестандартных слов. Но сочинение было написано в полном соответствии с сюжетными картинками (не придерёшься !), абсолютно грамотно и точно…
- Иди, Ваня! - отчаянно машу я рукой, даже не глядя в его сторону. – Иди Бога ради!
   Ваня спешит вслед за одноклассниками, а кабинет уже заполняют ученики одиннадцатого класса. Они готовятся к уроку и с любопытством поглядывают на учительницу, которая, сидя за столом, то истерично хохочет, то вытирает платочком слезы, то приговаривает:
- Ну, Ваня, встречу я сегодня твою маму… Ну, Ваня!