Все его звали просто по имени. Во всяком случае дома. Не Митенька, Митюшка или даже Митька. Нет. Коротко и сухо - Митя. Менялась лишь интонация. Даже когда его ругали и присовокупляли к имени совсем уже нелестные эпитеты, само имя не менялось. От этого Митя начал воспринимать его, как некое порицание. И если кто-то называл его по имени, он прежде всего считывал в обращении именно интонацию, пытаясь определить степень агрессивности и раздражения говорившего. Его не лупили. Не то чтобы было не за что. Его пилили. В основном, претензии были по учёбе в школе. Учился Митя не то чтобы плохо, но, без нужного прилежания. Мать вдруг начинала причитать, обращаясь в пространство, де есть же на свете дети нормальные, а есть... тут она старалась применить самые унизительные эпитеты, что могла придумать. Иногда, на её монологи, пространство отзывалось голосом отца, которому было абсолютно всё равно на Митю. Но, под настроение, и он мог поддержать мать в её стремлении принизить сына. Митя никогда не смеялся, а улыбался очень редко и неумело. Сказать проще, улыбаться он так и не научился, причин не было.
Митя очень любил всякую двухколёсную технику, а особенно, моторы, работающие на бензине. В его детском понимании, всякая железяка, представляющая собой часть двигателя, обладала чудесными свойствами. Мальчику казалось, что стоит только собрать между собой половинки движка и прикрутить цилиндр, как мотор будет почти готов. На ближайших свалках такого добра хватало. И Митя, с упоением тащил в дом всё, что так или иначе имело отношение к двигателям. Ему очень хотелось собрать какой-нибудь движок и установить его на свой велосипедик. Понимая, что собственных его знаний было недостаточно, Митя обратился к отцу, чтобы тот помог и объяснил принцип работы двигателя внутреннего сгорания, но родитель лишь отмахнулся от мальчика. Однажды, на свалке был обнаружен поршенёк от велосипедного моторчика. Редкая находка. И Митя начал экспериментировать со своими поломанными железяками. За этим занятием его застал отец и поднял на смех, намекая на не слишком великий ум мальчика: Смотри-ка, что делает, смеялся он, обращаясь к матери. Та с охотой приняла участие в веселье, а Митя грустно поплёлся прочь. Он уже винил себя за нелепую затею. Мальчишка всегда винил во всех своих неприятностях себя одного, полагая, что не поступи он так-то и так-то, всё могло бы быть иначе.
Ещё у Мити были родственники. Родственников было много, но мать с отцом с ними не слишком общались. Только, по необходимости. Летом к ним "на дачу" из столицы приезжал дядя с женой и сыном, ровесником Мити, только, чуть помладше. Это был породистый и даже красивый молодой мужчина, успевший уже сделать в Москве завидную карьеру. От него, его стройной, подтянутой супруги и разбалованного необычайными возможностями сынишки веяло чем-то удивительно чужим и заманчиво-новым И вели себя и говорили и одевались они совершенно не так, как все те, кого Митя знал в их маленьком городке. Особенно удивляли отношения между двоюродным братом и его отцом. Это были отношения на равных. Дядя с сыном запросто говорили друг с другом, словно друзья, шутили и весело смеялись. Мать была как бы над всем этим, но, иногда и её губ касалась улыбка. Это было очень необычно. Митя замечал, что подобные отношения злят и раздражают его родителей и про себя злорадствовал по этому поводу: Пусть посмотрят, как можно. Впрочем, позднее мальчик привычно решил, что должно быть он просто не столь хорош, как брат, потому и отношение к нему в его семье иное.
С самого раннего детства дядя оказывал Мите знаки внимания, как бы выделяя его из числа членов его семьи. Мальчик помнил их все. Сначала он помнил, как совсем маленький сидит за столом в гостинной, а их родственник, лёжа на диване, смотрит на него, улыбается и вдруг начинает подмигивать. Митя хочет подмигнуть в ответ, но у него не получается сделать это одним глазом. Он пытается подмигивать другим. Со стороны это, должно быть было похоже на тик, но дядя необидно смеётся. Митя же винит себя за то, что не смог подмигнуть правильно. Потом, он много раз ловил на себе тёплые и участливые взгляды дяди и смущался, как смущается уличная собачка, которую неожиданно погладил вкусно пахнущий прохожий.
Отношения его с братом нельзя было назвать безоблачными. Но, это всё же было лучше, чем ничего. Младший братишка смотрел свысока и напропалую хвастался. В частности, он взвалил на себя почётную миссию просветить Митю в сексуальном плане, в коем столица так же была впереди окраин на два корпуса, как и во всём остальном. Делалось это не из альтруистских соображений, в чём Митя вскоре убедился. На предложение попробовать, отказался. Во-первых, не имел особого желания, а главное, он не доверял брату и боялся дать в руки насмешнику козыри своим неумением. Впрочем, юность берёт своё, и однажды, валяясь на кушетке, в нагретой летним солнышком садовой беседке, мальчишки потянулись друг к другу. Бабка нагрянула словно из ниоткуда: Вот я вас, негодники! Чего удумали... И снова Митя остался недоволен собой, вспоминая упругую фигурку брата, с неудовольствием ощущая под пальцами тоненькую прослойку жира на собственном мягком животе. Братишка в Москве ходил в разные секции, занимался фигурным катанием, танцами, а он...
Велопрогулка предполагала переход речки вброд. Та была, что называется, воробью по колено. Митя собирался проехать прямо на велосипеде по каменистому дну, но решил, что замочит штаны. Их он снял, оставшись в трусиках и футболке, и руками перевёл велосипед на другой берег. Там уже были дядя с сыном. Последний ушёл куда-то, а Митя решил ещё побродить по перекату. Острые камушки больно впивались в ступни, но, прогретая летним солнцем вода была такая ласковая, что превознемогая боль, мальчишка бродил туда и обратно в весёлых, искрящихся струях. Брата нигде не было видно, а дядя не отрываясь смотрел на эти его зигзаги на мели. Неожиданно он решительно зашёл в воду и подхватил Митю на руки. Как маленького - подумал мальчик и засмущался. Медленно мужчина вышел с ним на берег и сделал пару шагов от реки. Эх, жаль родители не видят - подумал Митя. В этот момент для него было исключительно важным то, что его вдруг восприняли не как источник досады и раздражения, но с сочувствием и интересом к его маленькой личности. Мужчина остановился перед стеной густой прибрежной растительности, поставил Митю на землю и, словно прогоняя наваждение, провёл рукой по лицу. Вдалеке виднелась фигурка двоюродного брата, направлявшегося в их сторону. Домой возвращались молча, а Митя привычно мучил себя, обвиняя. В чём? Да, столь ли это важно.
У дяди произошло разногласие с родителями Мити относительно общего дома и он больше не привозил туда семью. Да и сам наведался только, чтобы врезать замки на своей половине. Шли годы. По слухам, дядя стал руководителем собственной фирмы, построил дом-дворец под Москвой. Сын остался жить в огромной квартире в центре, но детей у него не было. Митя? Он сильно изменился с той поры. В восемнадцать лет ушёл из дома и научился улыбаться. Детство вспоминать не любит, но остался верен своему детскому принципу и привычно винит во всём ни других, ни обстоятельства, но, только самого себя.
