ЧЁРТ
Рассказ из сборника – БАЙКИ ДЕДУШКИ ПИМЕНА -
Его зовут Чёртом.
Такая кличка здорово подошла бы для злой собаки, для ощеренного зубастого пса. Который, невзирая на все прошлые знакомства и встречи с добрым человеком, всякий раз снова вгрызается ему в ногу.
Но Чёрт сам человек - и это его прозвище. Он занимается тем, что обирает богатых воров в областном центре. У губернских чиновников руки по локоть в наворованном богатстве, от них плохо пахнет; а у Чёрта ужасно хороший нюх ищейки – вот по запаху он их и находит.
Причём он, как эстет разбойничьей жизни, имеет своих кумиров и идолов, поклоняясь им словно православный кресту. К примеру, он трижды обнёс загородный дом нашего губернского головы - который подписывал на снос памятники культуры, для строительства на их бойком месте торговых центров. Голова хорошо нагрел на этом свои мохнатые толстые лапки – а Чёрт в отместку взгрел его задницу на несколько десятков мильёнов.
Неплохо покуражился наш воришка и в трёхэтажной дачке так называемого мэра, которому удачно пришло в башку представить многолатаные городские дороги как заново проложенные магистрали. Всю разницу он положил в свой карман; а Чёрт тихонько проделал там дырочку, и ссыпал золото с бриллиантами в бездонный разбойничий мешок.
Интересно, что между административными грабителями и народным воришкой установились, в общем-то, приятельские отношения. Те теперь, уходя на работу и покидая свой дом, ставили на большой зальный стол бутылку дорогой водки и бутерброды с икрой, приговаривая:
- Домовой-домовой, ты выпей водочки и закуси икорочкой, потом поспи-отдохни, а в доме ничего не возьми! –
Но умный Чёрт – вот уж воистину бесово отродье для закоренелых грешников – яво чуял, что в бутылку исподтишка добавлен цианистый калий, а бутерброды посыпаны отравой для крыс. И он, как та самая крыса, ловко и хитро обходил все расставленные мышеловки, ловушки, западни и видеокамеры; при этом тоже отговаривая:
- Хозяева-хозяева, не возвращайтесь до срока, дайте мне прибраться в дому – а уж я его на славу вычищу от мусорной и сердечной грязи. –
И вычищал. Да так, что хозяйчики по-собачьи выли и рёвом рыдали от его аккуратной уборки. В чёртовой кубышке уже давно должны были стоять огромные бочки оприходованного богатства, золотясь да сверкая: но никто, даже наверное бог с дьяволом, не ведали о его денежном захороне. Куда Чёрт всё прятал? – это вселенская тайна, чёрная дыра времени и пространства.
В полиции его пробовали пытать. У полицаев исторический опыт ещё со времён Малюты Скуратова, чтобы развязывать языки всем униженным и непокорным. Просто дыба, раскалённое тавро, и испанские сапоги, теперь сменились в пыточных казематах пляской жертвы с противогазом, подвешиванием её в позе лягушки, и отбивными из почек и печени.
Бесполезно. Чёрт был стоек, по-гречески стоик – поэтому терпел до конца. Его били – а он пел возвышенные лирические песни, и чем сильнее к нему прилагали кулаки с пинками, тем выше и громче звенел его колокольчиковый голос. Непонятно, откуда в таком худощавом нерослом теле бралась великая сила противоборства кабале и всяческому рабству. Он хотел жить вольным человеком – и это ему удавалось. Правда, за чужой счёт.
Вот пока и всё из чертовского, личного.
Капитан Май Круглов сидел за столом в своей милицейской комнате, и подпихивал под задницу муху, которая смачно уткнулась в капельку мёда. Она никак не желала улетать от такого яства, а Маю было жаль прихлопнуть столь редкого друга. Ему ужасно нравилось жужжание мух, и их ползание по голым волосатым рукам – но аккуратная чистюльная уборщица каждое утро сбрызгивала воздух какой-то гадостью, и его крылатые подружки погибали смертью храбрых.
- Зачем вы с ней играетесь, товарищ капитан? – спросил полковник Рафаиль, стоявший возле окна. Он от жары сдвинул свою папаху на затылок, и теперь подмокревшие седые волосы ниспадали ко лбу, делая его похожим на мудрого кавказского Гудвина.
- Нравится, - ёмко и просто ответил Май. – Вы никогда не думали, Рафаиль, как насекомые гибнут или калечатся? Мне кажется, что они испытывают боль, умеют разговаривать, мыслить – и мы для них вроде богов.
- Вы считаете, Май, что у них тоже есть своё человечество? со своими народами, вождями, солдатами, гениями и злодеями? – Полковник в смущении от мелькнувшей вселенской догадки потёр указательным пальцем свои красивые чёрные усы с лёгкой сединой. – Тогда получается, что и планеты Солнечной системы тоже разумные существа.
- Вот! Вот в чём разгадка вселенной! – вскочил капитан Круглов, похожий на командора космического корабля. – Я ещё в отрочестве начал задумываться о происхождении мира от мух. Хорошо помню тот мощный деревенский жуж, которым наполнялась зальная комната нашего светлого дома. Тогда солнце поднималось над окнами, и заглядывало сначала на обеденный стол, кривоногим тёмным жуком стоявший по центру. Потом на диван, отражаясь от его зеркальца в спинке - и дальше уже по углам, как будто в тайных щелях да норках мы прятали от него свои ночные сокровища.
Полковник Рафаиль улыбнулся, радуясь вдохновенному настроению своего милицейского дружка. И самую малость из вредности, а чуточку от задора, решил его подразнить:
- Но может быть они просто жадные, эти мухи? Мне например, кажется, что таким жужательным способом они пускают от себя мушиные стрелы, научившись у летучих мышей. А потом ловят их отражение от варенья, печенья, пирожного – от халвы, пастилы и щербета - и прочих замечательных сладостей. – Тут полковник легонько, со смешком школьного отличника, стукнул себя по лбу:
- Но главное, конечно же, мёд – вах, как я забыл! Сколько трепетных мух с радостью вечного счастья с головой погрузились в медовую жижу, попав сразу в свой маленький рай! Наелись от пуза, так что уже брюшки не оторвать – вот вам и смертный грех чревоугодия для разумных с виду существ.
- Не верю, - сказал Май категорично и твёрдо, взбив ладонью свои густые тёмные волосы. – Не верю. Солнце не за мёдом их к нам присылало. На самом деле те пятна, которые то и дело передвигаются на солнечном диске, есть настоящие мушиные стаи, перелетающие по огромному светилу. Их там ужасно много из-за тёплых условий природы – и все они уже не помещаются, отправляясь по воле вселенной знакомиться с нами. Они тысячу лет летят в потоке с солнечными лучами, впадая в спячку и просыпаясь снова, питаясь разной космической плесенью - и падают на Землю совсем измождёнными. А тут мёд, варенье – нет, я их не осуждаю за жадность, за липкость. Дети Солнца, ну что с них возьмёшь.
- Вах, милый мой капитан! Вы так красиво рассказываете о простых насекомых, как будто в школе занимались в юннатском кружке. Вам бы книжки писать.
- Я поведаю одну детскую тайну, полковник, которая навсегда останется между нами. – Май понизил голос до милицейского шёпота, с угрожающими нотками юношеского стыда. – Мне в маленьком детстве ужасно нравились мушиные поползновения: нравилась волнительная щекотка, когда они шебуршали крючковатыми лапками по моему телу. Не знаю, было ли в этом что-либо эротическое – мне исполнилось девять лет, серединка наполовинку; но ведь ребёнок начинает познавать мир именно с осязания тела, с материнской утробы. То родная матушка гладит себя по животу, намекая мне эрос - то я ей оттуда стучу ножками, что всё уже вижу внутри у неё, и всё знаю. Потом, конечно, к младенцу приходит зренье и слух – но моя кожа впитывает чувства в тыщу раз больше, чем глаза или уши.
Полковник восхищённо покачал головой:
- Удивительно, капитан Май. Я уже целый год вас знаю, но вы всё более поражаете. Казалось бы, милицейский комиссар, и должны быть человеком в футляре – но вы не только не тлеете костяным разумом, а просто пылаете душой и воображением. Так что в этом пожарище можно сгореть как великий Джордано.
- А-га, - смешливо поддакнул Май, выпятив нижнюю губу словно сосунок из коляски. – Если бы нас сейчас услыхали областные начальнички, то сразу отправили на лечение в дурку.
- Это посёлок у вас здесь такой, располагающий. Не зря же поблизости открыли большой сумасшедшенький дом. Вы тут все инопланетяне – и я чувствую, что у меня внутри начинается то же самое – вай-лавьюууу-ууу!
Капитан с полковником посмотрели друг на друга, потом на малознакомую планету за окном: и не сдерживаясь, расхохотались.
Человек, которого звали Чёртом, шёл куда глядят глаза.
Его жизненная трасса была пуста от людей. Эта дорога, как видно, заблудилась в дремучих просторах, и теперь в своём устье не могла соединиться с общественным руслом - а в истоке уже потеряла нить пуповины, связывающую её с родовым гнездом всех автомагистралей Земли.
Сбоку от неё, по обе руки, как угрюмые стражи стояли густые еловые заросли, дебри: и не хвоей они были густы, а колючими ветками да кряжем невысоких стволов. Казалось, что вся нечистая местная сила прежде собралась на ночной субботник: и смеясь да шабаша, бросила сквозь землю своё проблудящее семя, которое вызрело не в русалок и леших, а в супатые древа.
Здесь Чёрт чувствовал себя своим, желанным для других и зовущим всех за собой. Любая дорога – лесная, степная, иль млечная – должна приводить к серединной галактике, к городу или заимке. Но эта по всем предпосылкам – по ведьмину нюху, колдовству и наитию – скорее всего, что вела его до самой означенной цели, к итогу судьбы. У неё не было промежуточных перекрёстков и светофоров, чтобы затормозить, оглянуться; не случалось по пути всяких разных таверн с забегаловками, чтоб поесть, отоспаться.
Но зато за последним крутым поворотом каждый путник обретал свой судьбоносный обрящ.
Настороженно посмотрев по сторонам, Чёрт тихонько запел весёлую песню. Так было смелее и радостнее на сердце: ведь ему мнилось, что в хвойном лесу обязательно прыгают волки, скрежеща зубами да еловыми ветками. Под низким лапником елей таятся не только живые одичавшие звери, но и сказочные персонажи вроде гномов и вахмурок. Издалека – ещё с высокого холма – хвойный лес виделся ему до времени засекреченным, как будто в нём прятались целые полчища неведомых ратников. Которые, даже облизывая ложки после сытного ужина, только и ждали приказа ринуться на врага. А в карауле у них сидели на ветвях крепкоглазые совы, завербованные по контракту за ящик откормленных крыс.
Но вблизи лес становился добрее - как хищный Кощей бессмертный под рентгеновскими лучами. Яркое солнце восходящего утра даже сквозь еловый лапник теперь освещало тёмные закоулки - и то, что казалось грозной лешачей рожей, смешно представало вычурным пнём, из которого отрастали свежие зелёные ветви с иголками, похожие на бороду, на причёску.
Наверное, именно здесь жила та самая Баба-яга из мультфильма: она всем потерянным путникам ужасно грозилась, обещая – сожрёт. Но вдруг, выслушав про чужие невзгоды и про неразделённую любовь, почему-то слезилась от жалости и давала путеводный клубок - снова выручая обречённого человека с того света на этот.
Чёрт мило улыбнулся своим сказочным мыслям, совсем непохожий на чёрта – и двинулся
