Глава тридцать восьмая. Два императора одной империи
Все в мире покроется пылью забвенья,
Лишь двое не знают ни смерти, ни тленья:
То дело героя, да речь мудреца,
Проходят столетья, не зная конца.
Фирдоуси
Под утро пошел снег, нежный, мягкий и пушистый. Созерцая торжественное падение, трудно было поверить в бури, штормы, метели, бураны, и прочие агрессивные выходки природы. Не торопясь, сакрально и празднично, снегопад наводил порядок в своих законных владениях. Под белым покрывалом скрывались грозные и беспомощные следы человеческой деятельности. Закопченые, скрученные листы металла, лужи чадящего авиатоплива, оплавленные куски матового черного пластика, обрывки грязного парашютного шелка. Повсюду – трупы крыс, в количестве невероятном. Смерзшиеся вместе, десятками и сотнями, или россыпью на целый гектар, боевыми шеренгами и колоннами – зрелище, пугающее до отвращения. Судя по многочисленности истребленных грызунов, добро, как тому и должно быть, победило.
Победило, только странным образом, застеснялось столь славной виктории над коварным и беспощадным врагом. Гуманизму, милосердию и добросердечию становилось неловко при виде горы обледенелой мертвечины и, разбрызганной на километры вокруг, свежей крысятины.
-- Гиштория обликом вельми не благовидна, яко век спустя, станут преподавать штудентам высокомудрые профессора! – объяснял вслух сложившуюся ситуацию Петр Алексеевич, первый российский Император, -- в натуральности же, вид сего победоносного ландшафта, увы, не сообщает зрителю ни восхищения, ни сочувствия, ни интереса.
Государь обозревал окрестности с высоты ходового мостика авианесущего крейсера «Варяг». Ходовая выглядела, ну просто, с иголочки, – бронестекла вставлены, разбитые приборы заменены новыми, линолеум вымыт кипятком с мылом. То, что могло сверкать, – сверкало, а что не могло – блистало, по мере своих сил. Оставалось только рявкнуть, как следует, в рупор – «поднять якоря!» и «полный вперед!» -- и все дурное останется за спиной, а все хорошее – прямо по курсу, недалеко, прямо рукой подать.
-- Морозит, черт его дери! – Император запахнул плащ поплотнее, уткнувшись носом в соболий воротник. Согласно воинскому артикулу, в зимнюю стужу полагалось носить короткую суконную епанчу. Однако, состоятельным офицерам дозволялось справлять теплые кафтаны и плащи для зимней службы. Разумеется, за свой счет. Почетный полковник Петр Романов носил военную мантию, подбитую дорогим мехом. Непосредственным командиром у самодержца значился сам Всевышний, а Создатель не был так уж строг в вопросах формы. Его интересовало содержание.
Закутавшись в английскую мануфактуру, Петр Алексеевич зауютился, и даже предположил слегка вздремнуть. Однако, царь не успел смежить веки и пару раз храпануть, как следует…
Броневая дверь распахнулась и, вместе с холодом и снегопадом, на ходовом мостике появился Николай Александрович, последний Император пятой части света с названьем кратким Русь. Кавалерийская шинель до пола, офицерская фуражка, обмотанная теплым башлыком – детали обмундирования полковника Николая Романова лишь угадывались под слоем липкого снега. Государь стряхнул с мундира приставучие осадки, размотал башлык, а также, собрал сосульки с усов и бороды.
-- Не чаю услышать батальную реляцию! – Петр не скрывал нетерпения, -- каковым плодом увенчалось дело? Не тяни… конфузия?.. виктория?..
-- Не то, и не обратное, -- Николай Второй снял фуражку и скромно осенил себя крестным знамением, -- зло остановлено, добро обезглавлено. На все, Господи, воля Твоя!
-- Разобъясни толком! – Петр Первый тоже обнажил голову, утвердив треуголку на левом предплечии. Перекрестился трижды, скоро и привычно, – Аминь. Аминь за всех. Но как сие возможно, сердечный друг?
-- Воздушный флот крысоидов истреблен. Гарнизон Купола поутру, непременно, выкинет белый флаг. Предводитель серых, так называемый Враг, уничтожен. Расчеловечился, раскрысился и разбежался. Впрочем, как обычно. Вот, собственно говоря, таковы итоги Ледовой войны. Успешные? Не уверен.
-- Ледовой, говоришь? – Петр нахлобучил треуголку обратно, -- имя славное! Причин числить оную кампанию в реестре поражений не ведаю!
-- Государь! Целью и оправданием множества убийств, совершенных единочасно, может быть только новый мир, более благоприятный, нежели мир довоенный, -- тяжело вздохнул Николай Александрович.
-- И чем плохо грядущее мироздание? Без крыс скучно?
-- С крысами. С более осторожными и хитрыми крысами. К тому же, процесс окрысивания взрослого населения неуклонно набирает силу. Скрыто, секретно, тайно. Человечество вымирает. Добровольно и с облегчением. То есть, захват планеты идет своим ходом, только на сей раз без армейских маневров.
Николай Александрович прошелся по мостику туда и обратно, поправил ремни портупеи и шашку в серебряных ножнах. С хрипом прочистил горло, достал портсигар, и принялся искать спички.
-- Не томи, внук! Кто?
-- Только сейчас сообщили… Иван Иванович и Любовь Петровна ушли в вечный покой. Свой воинский долг отдал Владимир Алексеевич Романов. Госпожа Северный Ветер при смерти. Анастасия не приходит в сознание – похоже на летаргию… Мы теряем лучших.
-- Господи… почто казнишь детей своих, недостойных?!...
Петр Алексеевич отвернулся к окну и долго разглядывал бескрайнюю даль, наполненную крутящейся белоснежностью. Первый Император застыл от горя, только кулаки сжимались и разжимались, хрустя кожей перчаток.
-- Последний из моих коннетаблей. Двенадцатый.
-- Античный царь Пиррус все войско утратил, дорого обошлась ему победа… -- Николай Александрович развел руками, неловко и безвольно, -- Петр Алексеевич, скоро ли фельдкурьер?
-- Сию же минуту. Прислушайтесь!
В самом деле, уровнем ниже, со скрежетом отворилась и грохнула бронированная дверь. По лестнице простучали уверенные шаги. Волна аромата от Clive Christian предваряла появление господина в тройке британской шерсти от Holland & Sherry. Силуэт был выдержан в духе незаметной элегантности, чистота породы превосходила pure sangre принца Уэльского. Черный несгораемый кейс профессионально гармонировал с темно-серым тоном костюма. Сбитому с ног зрителю оставалось прошептать заветное «Се – человек!», да и тихо умереть к обедне, не снеся восхищения.
Фельдкурьер отстегнул стальной наручник, и набрал цифровой код на замке ручного сейфа. Зазвенела колокольчиком веселая музыка и крышка распахнулась. С серьезной ловкостью карт-дилера, пришелец извлек на свет Божий две схожих гербовых грамоты, с разными печатями – чернильными, сургучными, и голографическими.
-- Господа Романовы! Петр Алексеевич… Николай Александрович… будьте добры ознакомиться с протоколом партии. Читайте со всем возможным вниманием. Возникнут вопросы – извольте, я уполномочен ответить на любой из них.
-- С кем имеем честь? – Николай прищелкнул каблуком. – Имя есть у вас?
— Вот это уж совсем ни к чему! – ухмыльнулся галактический почтальон, -- через пять минут, после моего ухода, вы не сможете припомнить, как я выглядел. Читайте-ка, лучше, бумаги. И подписывайте полной подписью. Число, месяц, год там уже обозначены.
В разговор вступил Петр Алексеевич. Вступил, правда, несколько обескураженно и неуверенно. Царственный апломб и заносчивость смущенно притихли. Царь опустил руку с золотым лорнетом и спросил:
-- Почему тут написано, что мы одержали победу в этой партии?
-- Такое решение принял Высокий Уровень.
-- Кто это – Высокий Уровень?
-- Всему – свое время! Десять выигранных землянами партий – и вы, император Всероссийский перейдете на следующий уровень. Сегодняшняя победа – пятая, в вашем личном зачете.
-- И как уразуметь суть таковых кондиций? Або наша возьмет – все остается по-старому, або вразям фортуна – Божий свет канет в преисподнюю, ко всем тамошним чертям собачьим? – государь походил на рассерженного кота. Усы торчком, глаза навыкате, шипит – жуть, как злобно, и, даже, как будто, выпускает острые когти из мягких лап.
-- К сожалению, ни вы, ни я, не в силах изменить сложившуюся ситуацию…
-- То есть, по прошествии двадцати земных лет, на планете снова начнутся казни египетские? Необъяснимые катастрофы, глобафрении, пандемии, мировые войны, самоубийственные революции? – Николай Александрович слыл человеком мягкого нрава, но сейчас гнев мешал говорить. – И когда все это закончится?
-- Никогда.
Благоухающий дипломат, коротким словом утвердил приговор роду людскому. Поэтично и лапидарно, как у Эдгара Аллана По:
«Похоронный звон надежды и свой смертный приговор
Слышал в этом nevermore.»
Жители Земли, каждые двадцать лет, будут подвержены чуме, холере, лихорадке Эбола, цунами и наводнениям, ядерным ударам, тотальным войнам, бессмысленным бунтам, и непосредственной агрессии из Космоса, скрытого и явного. Продолжать разговор, в таком ключе, не имело смысла.
-- А я-то, старый дурень, на покой собрался! Чаял чудес зело несусветных – поселюсь-де в Заандаме голландском, своей рукой выстрою фрегат из доброго аглицкого дуба, благословясь, разверну паруса, и на оном в моря-окияны, … – Петр яростно запыхтел, засопел и решился было разорвать неподписанные кондиции. Передумал, швырнул грамотку в угол, и любимым движением хватанул из ножен шпагу. – Николенька, безстрашный вьюнош, не дозволяй сему сукину коту ретирады учинять! С тылу замай! Порешим нечисть сами, не призывая сикурсу…
Нечисть, надо сказать, попалась не робкого десятка. Не по-доброму ухмыльнувшись, гость щелкнул пальцами и обернулся трехголовым драконом. Змей получился не самым огромным и ужасным, но три головы нацелились на самодержцев в упор, предвкушая испепелить Романовых на месте. Из распахнутых зубастых ртов стекала слюна, густо пахнущая авиационным керосином. Силы были неравны, безнадежно неравны. Младший государь махнул на все рукой, и его жест выразил отчаяние лучше сотни слов. Горыныч передумал жарить монархов и развлекался перевоплощением в различные аватары, знакомые и не очень. Слон, подобравший под себя хрупкие комариные ноги. Удивительных размеров черепаха, с пулеметами, торчащими из боевых
