Бесконечность

Секунды бежали, перескакивая друг друга. Всем им не терпелось добраться до большой минуты. Но как они ни торопились, как ни суетились, приходилось соблюдать очерёдность. Секунды выстраивались в упорядоченный ряд. Всё ближе и ближе к заветной цели. Наконец, перескочили.

Минута, не спеша, двинулась дальше. Используя силу всё тех же секунд. По сравнению со своими маленькими сестричками она казалась такой внушительной, значительной, и тем не менее без секунд её бы вовсе не было. Минута отправилась в путь. Она должна была встретиться с другой минутой, чтобы вместе с той пойти к следующей. И так до бесконечности. Насколько, конечно, хватит секунд. В принципе своём ход минут повторял судорожные движения  секунд. Это только при пристальном внимании минуты выглядели великанами рядом с маленькими, как будто незначительными секундами. Минуты уже не бежали, а шли. Накапливаясь, точно так же, как это это делали секунды, они образовывали час.

Час, этот мрачный неповоротливый упрямец, нехотя  отправлялся к своим собратьям. В часах не было такого единства, как у беспокойных секунд и торопливых минут. Каждый из них жил, будто сам по себе. Без спешки медленно часы двигались ко дню.
Беззаботный и ветреный день  не обращал внимания на минуты, секунд  вообще не видел. Единственно, кого он замечал и то мельком — это последнюю минуту и последний час. Кроме них для него не существовало никого. Дни создавали неделю, довольно шумную и пёструю компанию. А затем дружно шли к месяцу.

Месяц, дождавшись прибытия последнего дня, следовал на соединение с другими своими братьями. Вместе они формировали год.

Год — настоящий гигант. Что ему до каких-то минут или даже превосходящих их часов? Дни и то с трудом различал. Год, подталкиваемый услужливыми днями, опекаемый месяцами, в свою очередь направлялся к себе подобным. Годы текли медленно и тягуче, неотвратимо как поток низвергающейся лавы. Постепенно перетекали в век. Века сливались в тысячелетия. Тысячелетия в вечность. Так создавалось время. И было так всегда. И продолжалось это вечно.

Пока, наконец, последняя незаметнейшая, ничтожнейшая, мельчайшая торопыга-секунда не подтолкнула всё к концу. С нею, с последней секундой исчезло пространство, а с ним исчезло и время.