ЭХО. ЧАСТЬ 2. Роман в рассказах 12

                                               12(27) ЛАДУШКА

        Председатель районного агропромышленного объединения Сергей Иванович Лужин подвел ее к Виктору в перерыве слета животноводов, устроенного в сельце Мишенском – родине великого русского поэта-романтика Василия Андреевича Жуковского.
      
       -Виктор Алексеевич! Ты вот частенько критикуешь нас за кадровый застой, а мы ведь кадры-то обновляем! Вот тебе, к примеру, новоиспеченный главный зоотехник совхоза «Западный» Ольга Дмитриевна Кудряшова, выпускница сельхозакадемии, ученый зооинженер с красным дипломом!
     
        -Ты, Сергей Иванович, будто сам ее родил и грудью выкормил, – хохотнул Виктор: - Здравствуйте, Лёлечка! Не пугайтесь, я Вас наверное замуж возьму!

       Ляпнул, и вдруг ударило разрядом молнии в голову и сердце, аж передернулся вполне ощутимо. Что за наваждение? Такого еще с ним не бывало! Потом лишь, много лет спустя понял, что подобное случается один раз в жизни.
      
       Виктор окинул взглядом эту девчушку, эту пигалицу, вовсе не похожую на руководителя главной совхозной отрасли. Донельзя смущенная его словесной выходкой, девчонка стояла набрав в рот воды. Вообще-то, конечно, симпатичное зеленоглазое создание, губастенькое и стройненькое, с прямыми красивыми ножками, как спустя годы будут говорить:  «от ушей», и тоненькой талией. Бюст, похоже второго или чуть покрупнее размера. Одета девчонка в светло-коричневую вельветовую кофточку с зеленым «поплавком» на лацкане, черную юбочку вполне скромного покроя, туфли на полуплатформе и телесного цвета дефицитные колготки с пойманной и прихваченной петелькой под коленкой. Ножки-то наметанным взглядом Виктор запечатлел в памяти еще когда девчонка поднималась с председателем РАПО на высокий и несуразно огромный наружный подиум, окружавший новый клуб, выстроенный к юбилею со дня рождения Жуковского. Архитекторы, блин малиновый…
     
        И Виктор Алексеевич Дунаев, солидный, почти сорокалетний мужик, поплыл. Как говорится, связался черт с ребенком! Кто же мог знать, что Олечка, Ладушка неописуемая станет для Виктора всем: Богом данной женой, прекрасной любовницей, изумительной доброты и преданности матерью, единомышленницей, истинной половинкой!
    
       А пока то самое колесо той самой Фортуны закрутилось вразнос. Кто там первым проболтался – редакционный шофер, фотокорреспондент, подпольный баптист и куркуль-одиночка, совхозный парторг, коему Виктор крепко насолил своими публикациями, второй секретарь райкома, безуспешно пытавшийся подбить клинья к Ольге – не суть важно: улей был разворочен, и пчелы разлетелись, жаля сначала исподтишка, одиночными укусами, а потом ударили роем.
      
      Собственно, Виктор и не скрывал свои чувства к Ольге, паче того, взял ее, асфальтного ребенка, замороченного пропагандой, направленной на подъем сельского хозяйства, под свою опеку и защиту. Совхоз, куда ее, дурочку с правом свободного выбора, усватали дошлые чиновники из областного сельхозуправления, был негласной кормушкой «голодающих» райкомовцев, райисполкомовцев и иже с ними. За несколько лет работы в газете Виктор в достаточной мере изучил на практике лозунг «Все для народа, все на благо народа, все во имя народа!» Циником, как почти все партгосаппаратчики, не стал, ибо все еще надеялся на реформацию системы, но научился более реалистично смотреть на конкретные несуразности, творимые там и тут жуликами и пройдохами с партийными билетами в карманах. В данных условиях из Ольги либо сотворили бы себе подобную, либо назначили без вины виноватой, навесив пяток лет отсидки. Причем легко, как во время оно Виктор убедился на собственном опыте.
     
        Он ничего не стал скрывать от Надьки. Она отнеслась к назревающим переменам спокойно, ибо при всей своей недалекости все же поняла, что десять лет они с Виктором прожили как чужие люди, что Иринка подросла  и их больше ничего не связывает. Буквально за два-три дня оформили развод. Виктор даже и не подумал делиться; квартиру и все совместно нажитое имущество оставил теперь уже бывшей жене, забрав лишь необходимые книги из личной библиотеки и собственные тряпки.

       С Лёлечкой расписались оперативно. В районном ЗАГСе в обеденный перерыв и без свидетелей. Данный факт  стал полнейшей неожиданностью для инициаторов развернутой уже вширь и вглубь кампании по шельмованию Виктора Дунаева. Его срочно уволили из редакции, а на следующий день назначили общее партийное собрание, на котором присутствовали все сотрудники, как члены КПСС, так и беспартийные. Последние без права решающего голоса. Но тон задали именно они, еще вчера кичившиеся своими демократическими взглядами. Оказывается, все они не мыслили себя вне партии, а доверие было оказано шпане, недоучке и бывшему зеку. В повестке собрания был поставлен всего один вопрос: аморальное поведение коммуниста Дунаева и, как следствие, исключение его из рядов КПСС. Проголосовали за исключение при одном голосе против.

      Партийная комиссия райкома, куда поступил протокол с решением первичной парторганизации редакции газеты, целый месяц не могла дать свое заключение о дальнейшей судьбе вроде бы и проштрафившегося коммуниста, и в то же время юридически неподсудного, не совершившего никаких противоправных деяний.

       Вывернулись! Бюро райкома постановило объявить строгий выговор с занесением в учетную карточку с формулировкой: «за аморальное поведение, порочащее высокое звание коммуниста». На Ольгу, возглавившую комитет комсомола совхоза, тоже пытались наехать, но тут уж Виктор, дотоле не пытавшийся защищаться, не выдержал. Поймал первого секретаря райкома комсомола и заявил:
  
         - Тронешь Ольгу, говнюк коцаный, выбирай из двух вариантов: либо вся страна узнает, какой ты «святоша», либо бойся по вечерам ходить по городу!
     
        Шантаж имел под собой все основания – от Ладушки одномоментно отстали, а Виктор переехал к ней в совхоз. К законной жене!
И начались открытия. Оказывается, Олечка на полном серьезе взгоношилась перестраивать животноводческую отрасль на основе научной организации труда.

       Пыталась выдвинуть идею беспастбищного содержания крупного рогатого скота. Доказывала, что именно таким методом можно радикально поднять привесы и надои. Кто бы спорил: ежели корове подвезти свежескошенной  травки, да сдобрить ее комбикормом, она будет набирать вес и увеличивать количество молока, понеже не надо будет бродить по пастбищу, выискивая каждую жменьку травы и кланяясь оной жменьке, теряя при этом калории. Кто бы спорил, но ведь хорошо поставленное дело трудно стронуть с места. К примеру, у какого ни то Петьки трактор в ремонте, у Васьки косилку перекосило, а у  Ивана Мартыныча отходняк после встречи с кумом. Да и лимит на солярку выбран. Короче, пусть уж коровки гуляют по неудобьям, как испокон веку заведено, а ты, молодой специалист, забудь, чему тебя пять лет учили, и не высовывайся!
     
        Народу сельскому было так же невдомек, чего это девка за продуктами в город еженедельно мотается, коль в ее руках и мясо, и молоко и пасека под ее контролем? Никак праведницу из себя корчит, на совесть давит дояркам, механизаторам и скотникам, потаскивающим с ферм и складов все вплоть до соломы. Не уважает новый зоотехник народ, как есть не уважает!..
    
       А ларчик просто открывался; так уж воспитали Лёлечку дедушка с бабушкой, а вдогонку и папа с мамой. По заповеди «Не укради»! Не было в ее жизни ни единого примера присвоения чужого. Наоборот, ее учили своим делиться, коли у кого нужда в том возникнет. Сама, еще не обтолкавшаяся на новом месте, пригрела, то бишь, взяла шефство над молодой парой, сосланной за какие-то провинности на сто первый километр от столицы-геморроя нашей Родины. Половину оклада, дуреха, на них тратила.
     
       Между прочим, Виктору, познавшему нищету, несправедливость, гонения, такой расклад очень даже импонировал. Он радовался, отхватив себе жёнушку из почти исчезнувшей породы блаженных, умную, рукодельную, щедрую на добро и бесконечно верную.
    
      Пройдет много-много лет, а Виктор Алексеевич так и не устанет благодарить Господа Бога за ниспосланное ему счастье.
    
       Недели через две Виктору предложили возглавить в областном центре отраслевой еженедельник. Через год у Виктора Алексеевича с Ладушкой родился сын. Еще через год Ольгу приняли в Союз журналистов СССР, а спустя полтора года канул в Лету и сам «Союз нерушимый».
   
        Впереди были лихие девяностые, когда молодые хапуги и жулики из инструкторов почивших райкомов и горкомов КПСС и ВЛКСМ принялись растаскивать по себе, любимым, заводы и фабрики, природные ресурсы, литературу и культуру, когда писатели, педагоги, ученые, дабы  выжить, пошли торговать китайским бросовым шмотьем, времена, когда художественное слово, способное поднять дух и направить на подвиг, заменили «баблом», «зеленью», «баксами» и т.д.
             

                                                                                Продолжение следует.