От чугунного резного фонаря по стене расходились круглые тени. Электрический фонарь висел над пианино, и женщина включала светильник всякий раз, когда откидывала тяжелую полированную крышку и прикасалась к клавишам. На бежевой стене тени складывались изящными полукружиями и, если человек был наделен воображением, он мог увидеть в этих тенях светлую аллею, уводящую вдаль, в мир музыки.
Женщиной, склонившейся над пианино, была моя мама. Физик по профессии и лирик по душевному складу. Она не учила меня специально ни музыке, ни литературе, но своим восприятием прекрасного я обязана ей.
Мама хорошо пела. Голос у нее был небольшой, камерный, но удивительно благозвучный, успокаивающий. Он лился над черно-белыми клавишами, заполнял маленькую аллею света на стене.
Иногда мы пели с ней дуэтом. Особенно часто песню про «цыганку-молдаванку». Она казалась мне смешной. Незатейливый текст про девочку-молдаванку, украденную цыганами и воспитанную цыганкой. Потом эта девочка вырастает и крадет медвежонка из берлоги, обучает его разным трюкам и ходит с ним по городам и селам, веселя народ. Но трагический смысл проскальзывал в легких строках:
По дороге позабыли: кто украл, а кто украден.
И одна попона пыли на коне и конокраде.
***
Что же с ней, беглянкой, было?
Что же с ней, цыганкой, будет?
Всё, что было, – позабыла,
Всё, что будет, – позабудет.
– Вслушайся, какой дивный образ, – говорила мама, – «и одна попона пыли на коне и конокраде». Все уравнивается со временем, все успокаивается. Понимаешь? Нет, ты не понимаешь, – вздыхала она. Лучше послушай, как эту песню исполняет сам автор. И из стопки нот извлекалась видавший виды маленький конверт с грампластинкой.
– Включи проигрыватель. Послушай!
Честно сказать, никакого впечатления на меня исполнение песни не произвело. Детский и, как мне показалось, нарочито писклявый голосок выводил под гитару знакомые строчки. Образ красавицы цыганки-молдаванки, который мы с мамой усердно ткали своими голосами, стремительно распался. Лицо у меня было настолько разочарованное и насмешливое, что мама махнула рукой и рассмеялась.
– Это Новелла Матвеева. У нее такая манера исполнения. Надо вникнуть, и тогда понравится. Это целая философия, а не писк и не детский лепет.
Увы! В те годы, когда мир казался необъятным, голос Новеллы Матвеевой для меня был именно детским лепетом и цыплячьим писком. И мамины слова «это целая философия» вспомнились много позже, когда мир стал сужаться. Восприятие его – что возрастное изменение зрения. В юности близоруко вглядываемся мы в горизонт мира, жадно стремясь охватить взором всё. С годами осторожно отдаляем от глаз предметы, бережно разглядывая и запечатлевая в памяти каждую малость. И малость становится милой и близкой, словно подтверждают евангельское изречение – «и последние станут
первыми».
Я леплю из пластилина,
Пластилин нежней, чем глина.
Я леплю из пластилина
Кукол, клоунов, собак.
Если кукла выйдет плохо –
Назову её дурёха,
Если клоун выйдет плохо –
Назову его дурак.
Подошли ко мне два брата.
Подошли и говорят:
«Разве кукла виновата?
Разве клоун виноват?
Ты их лепишь грубовато,
Ты их любишь маловато,
Ты сама и виновата,
А никто не виноват».
Я леплю из пластилина,
А сама вздыхаю тяжко,
Я леплю из пластилина,
Приговариваю так:
«Если кукла выйдет плохо –
Назову её... бедняжка,
Если клоун выйдет плохо –
Назову его... бедняк».
Удивительно! Но в этой детской песенке на слова Новеллы Матвеевой из кинофильма «Почти смешная история» словно уместилась целая человеческая жизнь. Первый куплет – юность с ее максимализмом и подчас – жестокостью. Второй – расцвет зрелости, осознание (при наличии ума и критического к себе отношения) собственных ошибок. Третий – глубокая, благородная зрелость с принятием своих и чужих ошибок и милосердием к ним.
Так какая же тайна была в этой женщине с детским голоском и вечным платочком на голове?.. В какие светлые дали уводили ее песни?..
Новелла Матвеева... Ее место в песенной поэзии особое. Щемящий тонкий голос, будто бы наивные интонации и образы, сильные, запоминающиеся... Она творила свой собственный мир поэта – рано повзрослевшего ребенка. Но все-таки ребенка. Исполнить ее песни лучше и точнее, чем она сама, почти невозможно.
Она очень рано поняла необычность своей поэзии. В поэзии шестидесятников она резко выделялась собственной интонацией и огромной, какой-то парящей романтичностью. Когда ее в этом упрекали, она с достоинством отвечала: «У меня и слова, и поступки – все свои. Ничего у вас не взяла. Виновата: чужого ничего не беру».
Она всегда была немного отдалена от общества шестидесятников, всегда, с юности, была «вещью в себе». И, несмотря на это, шестидесятники любили и гордились ею.
Ей было, что наследовать. Новелла Матвеева родилась 1 октября 1934 в Царском Селе. Мама - преподаватель русского языка и литературы, известная поэтесса своего времени, печатавшаяся под псевдонимом Матвеева-Орленева. Именно она привила дочери любовь к поэзии, музыке, творчеству, искусству. В детстве девочка перенесла авитаминоз и не могла посещать школу. Новелла Матвеева окончила всего четыре класса, потом ее перевели на домашнее обучение. Им тоже занималась мама, и она же познакомила дочку с гитарой и обучила ее первым простым аккордам. Потом Новелла
Матвеева уже не расставалась с гитарой.
Она очень любила маленькие компании, когда собирались ее близкие друзья, и она им пела песни на свои стихи. Больших залов она не любила и никогда не соглашалась выступать при большом скоплении народа.
Отец Новеллы Матвеевой тоже был талантливым человеком. Он был краевед, исследовал природу Дальнего Востока, писал стихи. Из четырех детей в семье двое получили романтические имена. Это Новелла и брат ее Роальд, в будущем художник-иллюстратор. Новелла – литературный жанр малого содержания, но очень глубокого смысла. Камерное исполнение, стремление к малости, «детскости» и при этом огромная смысловая глубина текстов, «целая философия» – в этом вся Новелла Матвеева.
Поистине, имя пришлось впору своей носительнице, и она оправдала его полностью.
Дед Новеллы – Николай Петрович Матвеев-Амурский – был писателем, автором первой истории города Владивостока. Родился и умер он в Японии, но очень долго жил во Владивостоке. У него было 11 детей, и двое из них стали выдающимися людьми. Одним из этих двух и был отец Новеллы Матвеевой.
Первый поэтический сборник Новеллы вышел в 1961 году. С тех пор поэзия не отпускала ее, давала ей, болезненной, чудом не потерявшей зрение, волю и стремление к жизни.
Почти все стихи Новеллы Матвеевой стали песнями. И первой исполнительницей их была она сама. У нее была оригинальная манера записи нот. Она рисовала на бумаге гитарный гриф, размечала его по типу нотного стана и делала какие-то, одной ей ведомые отметки. Это и были ноты.
Одной из самых знаменитых и пронзительных песен ее была «Девушка из харчевни». С мелодией средневекового танца, эта песня, по сути – гимн Сольвейг – гимн верному, немного наивному, но беззаветному и преданному женскому сердцу.
Любви моей ты боялся зря –
Не так я страшно люблю.
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою.
И если ты уходил к другой,
Иль просто был неизвестно где,
Мне было довольно того, что твой
Плащ висел на гвозде.
Когда же, наш мимолетный гость,
Ты умчался, новой судьбы ища,
Мне было довольно того, что гвоздь
Остался после плаща.
Теченье дней, шелестенье лет,
Туман, ветер и дождь.
А в доме события – страшнее нет:
Из стенки вынули гвоздь.
Туман, и ветер, и шум дождя,
Теченье дней, шелестенье лет,
Мне было довольно, что от гвоздя
Остался маленький след.
Когда же и след от гвоздя исчез
Под кистью старого маляра,
Мне было довольно того, что след
Гвоздя был виден вчера.
Любви моей ты боялся зря.
Не так я страшно люблю.
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою.
И в теплом ветре ловить опять
То скрипок плач, то литавров медь...
А что я с этого буду иметь,
Того тебе не понять.
Даже ее поэтические сборники, которые стали регулярно выходить после 1963 года, назывались уменьшительно-ласкательно и образно: «Кораблик», «Ласточкина школа», «Дельфиний остров», «Закон песен». И стихи ее неизменно находили отклик в душе читателей, ведь говорили они, в общем-то, об очень простых и вечных вещах – чести, любви порядочности, достоинстве, верности долгу, неизменном превосходстве душевного над материальным («Что я с этого буду иметь – тебе этого не понять»).
Конечно, не понять. Рациональный мир красив и ограничен. Душевный – прекрасен и
необъятен.
В этом стихотворении отразилась душа самой Новеллы Николаевны Матвеевой. «Я никогда ничего чужого не беру. У меня все свое. Свое понимание жизни». Несомненно. Тот, кто полон изнутри светом, не нуждается в подсветках извне.
Во время учебы в Литературном институте, Новелла Матвеева вышла замуж за финского поэта Ивана Киуру. Вместе они прожили до 1992 года, до кончины Киуру.
Всем, кто читал ее стихи, казалось, что она была легким и простым в общении человеком, настолько воздушными и прозрачными были ее строчки. Более того, однажды поэт Александр Городницкий, услышав ее песни, решил, что их мог написать только очень счастливый человек. Но, придя к ней, ужаснулся чудовищному быту в коммуналке.
На самом деле, она была замкнутым человеком с тяжелым характером. Это в жизни. В творчестве это был совершенно иной человек – легкий, парящий.
Словно чугунный резной фонарь, отбрасывающий ажурную тень...
В последние годы она вообще избегала общения, боялась выходить из дома. Но все, кто, так или иначе, с ней сталкивался и общался,
