Набегавшееся по июньскому небу солнце с размаху плюхнулось на горизонт, окатив город брызгами вечерней зари. И, удостоенный таким вниманием город, то краснея от смущения, то сияя от счастья, восхищённо смотрел на уходящее светило миллионами влюблённых глаз-окон. Но солнце, самовлюблённое солнце, избалованное голубым бархатом небес…оно ушло за горизонт. И город сразу посерел, и его окна потускнели.
Воздух наливался вязкими сумерками. Движение улиц становилось спокойнее, размереннее. По ступенькам Дворца спорта стекали волны уставших от тренировок спортсменов. Аллея учтиво приветствовала их разнобойным шёпотом полусонных деревьев. Почерневшая от разлуки с солнцем листва жадно всасывала остатки дневного света, и под нею уже едва можно было что-либо разглядеть. Из этой тени к каждой новой волне спортсменов выплывала неприметная призрачная фигура, и затем растворялась.
Вадим неторопливо спустился по ступенькам и вышел на аллею. Приятно ныли стянутые упругой от контрастного душа кожей натруженные тренировкой мышцы. От усталости и свежего вечернего воздуха легко кружилась голова.
- Вадим!
Женский голос застал Вадима врасплох. Он остановился. Из-за деревьев вышла девушка.
- Наташа? – Вадим, с трудом скрывая неожиданно испорченное настроение, выдавил фальшивую улыбку. – Что ты здесь делаешь?
- Я была у подруги, шла домой, вижу – ты, - путано говорила Наташка, а в её голосе слышалась мольба, чтобы её не отстранили, не обошли, не оставили здесь, среди безучастных сонных деревьев.
Вадим вздохнул. Они были знакомы немногим более года. Девчонки-первокурсницы с биофака пригласили студентов института физкультуры на «сабантуйчик» по случаю женского дня. Наташка сразу заприметила Вадима, и не отходила от него весь вечер. Ему нравилась другая, но он никак не мог к ней пробиться: Наташка каждый раз успевала его перехватить, и в тот вечер он провожал её домой; её, а ту, другую, - он даже не узнал, как зовут. Но этим не кончилось. Бог весть как, Наташка узнавала, когда у Вадима заканчивались занятия, и она встречала его прямо у выхода, так, что ему некуда было деваться. Она таскала его по музеям, театрам, а он вежливо делал вид, что ему всё это нравилось. Случалось, он бунтовал: отказывался с ней идти, просил больше не встречаться. Обычно Наташкины слёзы всё возвращали на место. Правда, иногда он отвоёвывал себе несколько дней, а то и недель, но потом она появлялась снова, и они тащились на какую-то премьеру. В конце концов, Вадим набрался мужества, и откровенно поговорил с Наташкой. Никогда он не был так твёрд и категоричен. Они расстались. Вадим надеялся, что навсегда. Однако, прошло полгода, и подзабытая, было, Наташка опять воскресла на пути Вадима.
- Наташа, - Вадим смотрел на её невзрачное лицо, угловатые плечи, далёкое от пластичности тело, и ему, как и прежде, было её жаль, жаль, что некрасивая, что безнадёжно влюблена, и что ей опять придётся пережить отказ. – Наташа, мы ведь уже всё обсудили! Ну, зачем нам опять всё это?
- Я думала… я узнавала: у тебя никого нет. А пока никого нет, могла быть я. Временно. Я не буду тебе мешать. Я умею хорошо готовить, я буду стирать, гладить. А потом я уйду.
- Ты думаешь, что говоришь?
- Думаю. Я уже обо всём передумала.
- Нет, ты совсем ничего не думаешь! «Стирать», «гладить»… Да мне ничего не нужно, ни-че-го, понимаешь? И никто мне не нужен. Я вообще, люблю одиночество. А женщины меня совсем не интересуют. Все!
- А Светка?
Вадим покраснел. Хорошо, что темно. Откуда она узнала? Светка! Белокурое длинноногое создание на днях соблазнило Вадима самым бесстыжим образом. Он зашёл к приятелю полистать конспект перед сессией, а там – полным ходом застолье по случаю… по случаю… какому же случаю? Ну, не важно. Важно другое: как его могла соблазнить совершенно незнакомая девушка, да ещё к тому же так самоуверенно, так беспардонно? – этого он никак не мог понять!
Ему налили рюмку водки. Он отказался. Дали вина. Он пригубил. Подошла Светка. Как это у неё получилось? Она взяла стакан с вином, и легко вылила его прямо в рот Вадиму. Он покорно проглотил. Хотел что-то сказать, но она положила ему в рот конфету. И он жевал эту конфету под аплодисменты окружающих. Потом она потащила его на танец. Он смущался её смелых телодвижений, и неуклюже, как медведь, топтался. Потом… потом она так же уверенно заставила его выпить с ней водки «на брудершафт». И он выпил. «На брудершафт». Потом его закружил туман, всё вокруг расплавилось, как крем-брюле на летнем асфальте, и только лицо Светки, с прикушенной губой, и её горячее дыхание: «Ну, давай, милый, ещё, ещё. Сильнее. Не жалей меня! Вот так». Потом он очнулся. Был уже день. В окно светило солнце. Он лежал в постели один, совершенно голый, с трудом пытаясь понять, где он, и как тут оказался? Во рту – сушь, горячо и назойливо пульсируют виски. Где же одежда? Вадим огляделся. В углу комнаты валялся пиджак, возле него – туфли и рубашка. Скомканные брюки были в метре от тахты, на которой он лежал. Майки и трусов он нигде не видел. Потянулся за брюками – далековато, а встать – стеснялся своей наготы: вдруг кто-нибудь зайдёт? Наконец, он решился. Быстро, как клоп, он подскочил к брюкам, нагнулся, и – в это время вошла Светка!
- Доброе утро! – расхохоталась она. – Что это ещё за индейские пляски вокруг штанов?
Вадим бросил штаны и залез под одеяло.
- Мне надо одеться, — глухо сказал он.
- Я, что же, мешаю? Одевайся! Или застеснялся? Вчера ты был смелее. Смотри, что ты сделал с моими трусиками.
Она ловко, по футбольному, бросила ногой с пола разорванные трусики, прямо ему в лицо.
- Я заплачу, только дай мне одеться!
- Милый, а что ты хочешь от меня скрыть? – мяукающим голосом спросила Светка. – Разве есть ещё что-то, чего я не знаю? Так это легко исправить.
Светка сбросила халат, и нырнула к нему под одеяло. Вадим как ошпаренный соскочил с тахты, наскоро напялил брюки прямо на голое тело. У самой тахты валялись его трусы и носки. Он затолкал их в карманы. Накинул рубашку, пиджак, воткнул босые ноги в туфли, и ушёл. Светка в ярости бросила ему в след подушку. Больше он её не видел.
- Наташа, Светка – это всего лишь недоразумение. Продолжения не будет.
- Путь будет так и у нас, без продолжения.
- Ну, что ты такое говоришь? – Вадим не знал, что сказать. – Ты… ты…
- Об этом никто не узнает. Я… я ребёночка хочу, чтобы на тебя был похож. Я же не дура, вижу, что не красавица. Кому я нужна? А его я буду очень любить. И он меня. А мне больше ничего и не нужно.
Вадим молчал. Он не знал, как себя вести, и растерянно смотрел по сторонам, боясь увидеть её глаза. Наконец, он решился:
- Наташ, ты меня прости, но я так не могу, - твёрдо сказал он, и собрался уходить.
- Постой!
Наташка руками повернула его голову к себе. Вадим смотрел мимо. Она провела ладонями по его щекам. Вздохнула, и вдруг неожиданно и грубо вырвала у него прядь волос.
- Ты что?! – вскрикнул Вадим.
- Прости. Это на память. Я больше не буду преследовать тебя.
И она скрылась в темноте. Вадим какое-то время стоял, потирая голову, где Наташка вырвала волосы, то ли от боли, то ли от удивления. Потом махнул рукой, и ушёл домой.
Прошло время. Наташка не появлялась. Вадим уже стал её забывать. Вот уже и институт позади. И первая седина на висках. Однажды Вадим брёл по аллее и увидел, как из Дворца спорта шёл… Она сам! Только молодой, как много лет назад. Нет, не похожий на него человек, а именно, он. Вадим был готов клясться в этом, чем угодно!
- Вадим!
Из-за деревьев вышла женская фигура и направилась к юноше. Он узнал её: Наташка! Да, это Наташка. Постаревшая, поседевшая Наташка. Юноша энергично подошёл к ней. Короткий поцелуй, и они вместе идут по аллее. Юноша держит её под руку. Вдруг она замирает, бледнеет…
- Вадим, - прошептала она.
- Мама, что с тобой? – озабоченно спрашивает юноша.
Вадим молча смотрит на неё. У неё влажнеют глаза.
- Вадим, - прошептала она, - ты прости меня, но я очень хотела такого сына.
- Но как, как? Этого не может быть!
- Вы кто? Что вам нужно?
Юноша решительно шагнул навстречу Вадиму, загородив мать.
- Я? Не знаю. Может быть я твой…
- Всё в порядке, Вадим, - Наташка привлекла к себе юношу. – Это мой бывший сокурсник. Он мне давал списывать на экзаменах, и вообще, хороший добрый человек. Просто мы давно не виделись. Только и всего. Ты не забыл, что у нас сегодня гости? Нужно приготовиться, идём!
И они пошли. Уже далеко, перед поворотом, она оглянулась. Окаменевший Вадим смотрел им вслед. Она сдержала обещание. Если не считать этого взгляда, блеснувшего всё той же алмазной чистотой из уже потускневшей оправы. Наверное, она что-то рассказывала сыну о нём, и теперь, чтобы не вызвать подозрение, придумала назвать его сокурсником.
Весь вечер и ночь Вадим провёл в раздумье. Нет, он не мог быть отцом Вадима, это совершенно исключено. Но откуда такое сходство? Она даже имя ему его дала. Мистика какая-то! Наутро Вадим пошёл к своему давнему приятелю. Тот был биологом, работал на кафедре генетики.
- Привет, Макс, не ждал?
- А, Вадим! Честно? – не ждал. В такую-то рань. Да заходи, я тебя всегда рад видеть. С утра пьём? – Макс вопросительно посмотрел на Вадима. – Не пьём. Тогда кофе. – Вздохнув, он поставил кофейник. – А что ты такой умный сегодня? Запомни, дружище: от ума морщинится лоб, а мозг покрывается складками. Не думай ни о чём, и ты увидишь, как прекрасна жизнь!
Вадим сел в кресло у журнального столика.
- Как твои хромосомы? Укрощаются? Не скрестил ещё бульдога с носорогом?
- Ладно, шутник, давай к делу. Вижу, неспроста ко мне пришёл.
- Да нет, какие могут быть дела? Шёл, вот, мимо…
Макс выжидающе молчал.
- Послушай, Макс, а могут совершенно чужие люди быть похожими как две капли воды? – спросил Вадим с напускной невозмутимостью, которая злорадно выдавала волнение.
- Как две капли воды, говоришь?
Макс задумался, потом отодвинул кофейный прибор и поставил водку.
- Нет, Вадим. Если как две капли, то нет.
- А как же «двойники»?
- Это лишь поверхностное сходство, усиленное гримом. У тебя как?
Вадим замялся, потом махнул рукой.
- Как на фотографии!
Они выпили.
- Макс, а отчего зависит внешность? Если всё время думать о ком-то…
- Брось, Вадим, – немного раздражённо оборвал его Макс. – С этим иди к астрологам и гадалкам, а я учёный! Сколько бы не мечтала мать Чарли Чаплина о Шварценеггере, у неё всё равно родился бы Чарли Чаплин. Внешность, или по-нашему «фенотип», есть функция от генотипа – наследственных данных. Какие гены, такие и «фены»! Среда может, конечно, немного изменить, но немного. Всё как у близнецов. Уж, сколько о них писалось и говорилось!
- А бывает такое, чтобы без участия отца… ну, то есть, без непосредственного участия?..
- Через пробирку, что ли? Но, милый мой, для этого сначала нужно в это самую пробирку что-то очень важное положить, так что, совсем «без участия» всё равно не получится.
- А так, чтобы я не знал?
Макс налил по второй.
- Говоришь, как на фотографии? М-м-да…ты что-нибудь слышал о клонировании? Взяли как-то у одной овцы клетку самой,
