Выпуклый светильник и большое настенное зеркало оценивающе смотрели на девицу выше среднего роста лет двадцати пяти. Из одежды на ней были только зелёная бандана, прикрывавшая шикарные волосы и позолоченный браслет на правом запястье. Скуластое лицо, повелительный взгляд, тело, как у балерины столичного театра.
Четверть часа спустя эта же девушка вышла во двор в костюме бывалого пирата, на ногах чёрные берцы. Автоключ безапелляционно свистнул. Закамуфлированная красотка села у руля и захлопнула дверцу.
Покуда нажимала педали и глазела в лобовое стекло, она пыталась припомнить одно подходящее к обстоятельствам стихотворение , которое сочинил известный поэт по имени Бродяга. Но самостоятельная Мнемозина, кажись, ушла на свидание с очередным любовником. Посему длинное стихотворение возлюбило таинственную темноту.
Оставив без сожаления машину на импровизированной парковке и придя пешком на отдалённое озеро, я сбросила на равнине нелёгкий рюкзак, внутри которого, помимо нужного барахла, находилась складная удочка, привезённая мной из Швеции прошлой весной. Об этом в другой раз. Сейчас была необходимость собраться с мыслями и поймать тридцать, как минимум, карасей. По рассказам знакомых рыбаков, здесь, в озере Ясном водились: золотой карась, венгерская минога, вьюн, быстрянка, краснопёрка, окунь. Посидев пару часов и обманом вытащив из водоёма рыбы килограммов на двадцать, fisherwoman быстро собралась и по сине-зелёному полю дошла до протоптанной тропы, которая привела к реке Холодной, где надеялась дёрнуть сазана, леща и голавля. По слухам, тут также обретались: щука, жерех, стерлядь, дунайский лосось и змееголов.
Пока здешние ивы пребывали в коме, а кусты калины, глядя по сторонам, пытались войти в трансовое состояние, охотница насобирала мха и сухих веток, чтобы развести костёр и в походном котелке сварить вкусную уху.
Присев на кочку, таёжница заметила, что речной ветер потревожил береговые цветы, кажись, ромашки и в ту же минуту из травы выпрыгнули два кривоногих кузнечика.
Непосредственно на берегу я запалила ещё один костёр и затем аккуратно завалила его полусырым мхом, чтобы при помощи дыма избавить себя от комариного злорадства.
Клевало так, что грациозная удильщица не заметила, как явились в сером одеянии вечерние сумерки. И погодя слева раздался непутёвый крик спрятавшейся в высокой траве выпи. В безразлично текущей воде плавало отражение уходившего за горизонт солнца. Не дожидаясь полной темноты, я торопливо собралась. Моя тень сделала то же самое. По полю, которое окрасилось в тёмно-коричневый, преодолев несколько вёрст, я добралась до почти неразличимой тропы, по которой, размеренно дыша по методу Голландца, пошла и примерно через полчаса узрела заросшее травой место, которое люди вроде меня использовали как стоянку. Разгрузившись с радостью на лице, я благополучно зажгла мотор у своего железного коня, одним нажатием указательного включила ближний свет фар и отправилась восвояси.
Я не смогу ответить Росомахе, ведь он "запретил" мне писать ему сообщения.
Здесь даю ответ:
Мои рассказы можно понять, если включить понималку.
Люди - рабы привычек. Читатели - рабы привычек. Писатели - рабы привычек. Поэтому однообразных рассказов масса и у читателя выработалось однообразное восприятие. когда такой читатель с однотипным восприятием узрит вдруг иное, он в трансе и никак не сообразит. Ему придётся в трансе побывать и приложить усилие, чтобы научиться менять восприятие, а это, кажись, произойдёт только после длительного медитативного транса. Как минимум год активной медитации читателю нужно, который привык к однообразию.
Из моего эссе "Литературная медитация" :
Связь читатель-писатель - не разорвать. Поэтому читатель читает то, что есть. А писатель пишет то, что есть.
Если то, что есть из написанного сегодня, кажись, миллионы рассказов - отправить в мусорные баки и запретить писателям создавать такое, то читатель задумается, что произошло. А писатель, поворчав, будет вынужден писать лучше из страха, что в противном случае его произведения опять отправят на свалку ненужных вещей.
Писатели вынужденно станут учиться писать, как надо, а не как могут и хотят. Их новые по-настоящему красивые произведения читатели увидят, читать их будет неудобно и трудно, ведь они привыкли за многие годы к мусорной литературе. Но читать станут, потому что другого не будет и придётся читать то, что есть. А это, кажись, и есть реальный прогресс.
На сегодня у нас на сайте несколько тысяч авторов. Не углубляясь, можно допустить, что сегодня тут тысяча прозаиков. Каждый из них владеет только одним стилем письма - псевдоклассическим. Это связано с тем, что они не хотят думать и изобретать, идя по широкому пути, где не надо напрягаться.