В жизни моей внучки Алисы сейчас происходит галактически важное событие!
Да что там – в жизни внучки!!
В жизни всей семьи!!!
Сокровище наше росло, росло и, наконец, выросло: в этом году роза души моей идёт в первый класс…
Накануне этого эпохального события волнение в доме звенело тонкой дискантной струной. Внучкина мать (она же – дочь моя Софья) уже в третий раз переглаживала завтрашнее убранство нашей общей отпрысковицы – юбку, блузку и жилет. Фантастические экологически чистые колготки покоились на спинке кресла, а под ними сияли матовой белизной неземной красоты туфельки, увидев которые, Золушка, просто наверняка, бросила бы и вторую свою хрустальную дешёвку. И то и другое было привезено из какой-то нереально дорогой заграницы тётей Риммой. Кто такая тётя Римма, в нашей семье знала только Алисина матушка.
Отец же бриллианта души моей, человек с простым русским именем Алексей, уже дважды бегал в гараж, чтобы убедиться в том, что машина находится в полной боевой готовности, ибо завтра он должен был исполнить роль возницы и доставить всё наше семейство к месту неслыханного торжества.
И только мы с центром моей вселенной сидели на кухне и дули уже по второй кружке чая с мятой. Соня сказала, что это успокаивает. А чего нам успокаиваться-то? Я держу себя в руках, а «абитуриентка» спокойна, как удав на пачке с дустом.
- Волнуешься? – спрашиваю я внучку, швыркнув чайком.
- А чё волноваться-то, дедунь? Ты ж в школу сорок три года проходил и всё равно выжил, - отвечает мне девица, улыбнувшись только левым краешком губ и чуть прищурив ближайший глаз. - Жаль вот только, что Валерка со мною не пойдёт…
Валерка – это боевая подруга Валерия, бывшая неотлучно при внучке всю её жизнь. Но когда их обеих привели на собеседование в совершенно немыслимую «гуманитарную гимназию для девочек», Валерия, увидев строгую тётку в очках и с рыжими волосами, разревелась и сказала, что хочет к бабушке, а к «этой тётеньке» (совершенно невоспитанно указала на ту пальцем!) не хочет. И семейство Валерки решило, что судьба ей ходить в обычную муниципальную школу под окном, которую окончили и её родители.
Своих я склонял к той же самой мысли, но!.. Что вы!!. Её досужая мать нашла ту самую гимназию, где, помимо обязательных по государственной программе предметов, её дочь станут учить музыке, вокалу и живописи. Кроме того, Алиса наша будет уметь делать какое-то «женское рукоделие».
Господи! Ну «рукоделие»-то для современной городской девицы на что!! Это ведь примерно так же, как современных мальчишек приобщать, скажем, к гончарному делу или учить делать коромысла!!!
Услышав от меня такой возглас, дочь высокомерно приподняла бровь и сказала, что высказывание такого рода для профессионального педагога даже странно. Ведь именно рукоделие «развивает мелкую моторику рук, что, в свою очередь, способствует задействованию тех участков нашего мозга, которые не затронуты у тех, кто эту самую мелкую моторику в своё время не развивал».
После этого Алёша, отец обсуждаемого объекта воспитания, тронул меня за плечо и сказал:
- Папа, не вмешивайся… Пусть развивают…
Я, конечно, не против развития, но мне просто жаль самую любимую женщину моей жизни, ибо отвозить в школу её будут утром, к половине девятого, а забирать в шесть вечера. Всё. Детства ребёнка лишили.
Хотелось выкрасть у этих бестолковых тиранов юное дитя и сбежать с нею куда-нибудь в жаркие страны, к синему морю, где из воды выпрыгивают дельфина, а под пальмами жмурятся от дневного зноя роскошные львы. Но, вы же понимаете, что для киднеппинга не было у меня ни сил ни средств, а потому всё шло так, как придумало нынешнее время.
Назавтра, рано утром, отец виновницы всего этого мероприятия сгонял в другой конец нашего огромного города, где его лучший друг содержал дизайнерский салон и специально для нашей Алисы создал авторскую композицию из гортензий.
… Утро и всё, что происходило тогда, помню, словно сквозь туман: завтрак, облачение в «рыцарские школьные доспехи» («Мама! Ты не так погладила!..»), поездка, «надо бы зонт было взять», «не прикасайся к цветам»!..
А далее – затылок моей внучки, который я вижу из дальних рядом зрителей-родственников и на котором красуется немыслимая конструкция из волос и идиотских сахарных бантов.
«Дорогие дети»… «ваш второй дом»… «мир знаний»… худой мальчик-юноша, который на плече несёт звонящую в колокольчик девочку (слава Богу – не нашу!)
И – всё. Зияющий чёрный зев школьных дверей проглатывает мою драгоценность, как ворота фабрики у Блока.
Я хотел ждать бутон моего счастья здесь же, на пришкольной площади, но Сонино «Папа! У тебя же давление!» относительно привело меня в чувства, и мы поехали домой.
Ждали… Безумно долго… И готовились…
Когда отец отправился за ребёнком, я сбегал в магазин и купил любимый манговый сок и эклеры, хоть «то и другое – отвратительно неполезно для ребёнка» по словам моей дочери.
Наконец сокровище засияло на пороге нашей квартиры. И мы ринулись сначала все её целовать, а потом – на кухню, чтобы увенчать первый день начавшегося «путешествия в мир знаний» праздничным обедом.
Когда «отгремели литавры торжества» и мы с внучкой смогли уединиться в её комнате, я спросил её:
- Скажи, моя дорогая! А что или кто для тебя стал самым ярким впечатлением сегодняшнего дня?
Дитя лишь на секунду задумалось, а потом ответило:
- Наша учительница…
Я невольно приосанился, возгордившись своей коллегой, которая смогла так расположить к себе ребёнка. Внучка, меж тем, продолжала:
- Она всё время говорила: «Девочки! Держим спинки… Сели все хорошо! Встали все тихо!.. Про спинки не забываем…»
Признаться, эта тирада меня несколько озадачила. Внучечка же моя драгоценная, уставившись в окно, за которым первая в её жизни школьная осень лишь набирала силу, продолжила:
- А вообще-то, дедуня, мне учиться не понравилось. Зачем? Читать и писать я уже умею. И до ста считать тоже. Лучше бы мне выйти замуж за укротителя тигров: он бы их укрощал, а я бы просто любила и целовала бы их в нос. А они бы жмурились и вспоминали, как им хорошо было на воле, даже если там, где воля, и холодно…
|
Спасибо. Получила удовольствие.