Второй шанс

Второй шанс (фэнтззи) 

Начало

Первая декада весны. Зима, видимо, не хотела сдавать  бразды своего правления, поэтому мелкий дождь плавно перешёл в снег.  Я подошла к окну. Крупные хлопья, слипшиеся в комок, кружились, укрывая белым саваном кусты и деревья.
Когда-то меня звали Надежда, а теперь Мария Максимовна Новикова, и сегодня мне исполнилось 85 лет. Дата юбилейная, но гостей не жду. Разве что соседка Верочка забежит поздравить, если не забудет. У меня никого нет. Таких как я, называют "детдомовками", не "детдомовцами", а именно "детдомовками". Сколько себя помню, я жила с  бабушкой. Меня она звала - Надежда. Не Наденька, Надюша или как-то иначе, а именно Надежда. Однажды я спросила у неё:
- Бабушка, где моя мама? Бабушка поджала губы и ответила, что она умерла. Больше я к этому вопросу не возвращалась. Но однажды, случайно, услышала, как она с кем-то говорила по телефону. Так я узнала, что бабушка нашла новорожденную девочку в мусорном баке.  Не стала обращаться в милицию, звонить врачам, сама выходила найдёныша. Как ей удалось меня "узаконить" - не знаю. Для всех я была внучкой, которую "подбросила" ей непутевая дочь. Как ни мне было знать, что никакой дочери у бабушки не было.
Мне было 5 лет, когда она умерла. Приехали незнакомые люди, опечатали квартиру, а меня привезли в детский дом. Единственное, что я успела взять - это наш с бабушкой семейный альбом.
Женщина, которая, встретила нас в приемной детского дома спросила:
- Как тебя зовут, девочка?
- Мария Максимовна Новицкая, - чётко ответила я. Мне хотелось оставить память о бабушке, и я назвалась её именем.
- Значит, Новицкая? Фамилия какая-то дворянская, - хмыкнула она. - Будешь Новиковой. Так я стала Новиковой Марией Максимовной.
Мою жизнь можно уложить в несколько строк. В детском доме, пока была маленькой, меня обижали, но повзрослев, никому не давала себя в обиду. Короче, меня считали проблемным ребёнком. Наверное, после того, как я покинула стены родного детского дома, все без исключения сотрудники устроили знатную вечеринку. Но мне было как-то всё равно. 
Не понаслышке знаю, что дети бывают жестокими и зачастую несправедливыми и, по сути, я должна была ненавидеть детей, но это не так. Я любила детей и мечтала о большой дружной семье. Поэтому поступила в педагогическое училище. Жила в собственной однокомнатной квартире, которую мне выделили, как выпускнице детского дома. Через два года встретила и полюбила хорошего парня: Андрей был военным. Мы поженились, но счастливая семейная жизнь продлилась недолго. После окончания училища, я должна была поехать к нему, но Андрей погиб при выполнении особого задания. Даже ребёнка мне не оставил. Замуж я больше не вышла, а всю свою нерастраченную любовь отдавала своим ученикам. После училища  был пединститут, аспирантура, но научной деятельностью заниматься не стала. Тянуло в школу. Так всю жизнь и проработала учительницей. Рядом всегда были дети, которым я отдавала душу и знания. Меня любили, и это было взаимно.  Была ли я счастлива? Не знаю, другой жизни у меня не было.
Верочка не забыла. Принесла мой любимый торт «Тирамису» и баночку клубничного варенья. Пожелала здоровья и долгих лет жизни. Я хмыкнула, мол, и так зажилась. Правда, вслух ничего не сказала. Мы пили чай, говорили о том о сём, съели по кусочку тортика. На этом "банкет" завершился. Я вернула Верочке остатки торта, чтобы она побаловала своих пацанят.
Я любила Верочку. Вдова с двумя детьми,  соседка всегда успевала и за детками присмотреть, и за мной тоже. Свою квартиру, я давно отписала ей. Об этом Верочка узнает в своё время.
Я сидела в кресле и смотрело в окно. Кружились снежинки, танцуя какой-то свой особый сакральный танец. Он завораживал и вдруг хлопья сложились в слово: «Надежда». Я подумала, что мне показалось, моргнула, но слово висело за окном. Вдруг, с головы до пят, меня пронзила острая боль. Казалось, всё тело прокручивают в мясорубке. Потом наступила темнота, последней мысль была:
- Я умерла.
Боль отпустила так же внезапно, как и началась. Я почувствовала легкость и ощущение невесомости. Я умерла?! Интересно, кто рядом, черти или ангелы? Вроде бы не грешила на земле, детские проказы не считаются, значит - ангелы. Хочу, хочу их увидеть! Открыла глаза и чуть не завопила от страха. Я висела почти в двух метрах над полом выложенного белым кафелем. Поозиралась. Это что, роддом? Я родилась заново?! Ой, держите меня крепче, если сейчас уроните, точно умру. Заорала я действительно, когда меня так хорошенько, шлёпнули по попке.
- Садистка! Больно же! - вопила я. Но вместо слов, услышала лишь крик: "а-а-а-а" и голос акушерки:
- Поздравляю, мамочка, у вас замечательная девочка!
Я скосила глаза и увидела замученную "Барби".
- Ненавижу, ненавижу, ненавижу её. Она мне всю карьеру угробит.  Сейчас же напишу отказную. Принесите мне ручку и бумагу. С этой вот, - она ткнула на меня пальцем, - делайте, что хотите, хоть на помойку выбросите. И «Барби» брезгливо поморщилась.
- Приложите дитя к груди, - уговаривала женщину акушерка. - Может, материнские чувства проснутся...
Тут уж я расхотела прикладываться к груди женщины, которая меня ненавидела, поэтому отчаянно запищала и даже помотала головой. Акушерка заметила мои движения и её брови вмиг оказались на уровне волос.
- Она, что, понимает? Отметьте тогда, девчонка тоже не хочет ко мне, - заметила "Барби".
От возмущения я даже задохнулась:
- Как на помойку?! Что ж, выходит, моя жизнь повторяется?! Не хочу, не хочу, не хо-о-чу-у такую маму.
Акушерка вздохнула, провела со мной необходимые процедуры, завернула в пелёнки и, вздыхая, отнесла в палату для новорожденных.
- Покормите меня! - вопила я.
- Чай и «Тирамису» давно уже переварились. Всё, конечно, выражалось  криком "а-а-а-а".
Словно поняв меня, женщина вздохнула:
- Сейчас тебя покормят, горемычная. Уложила в кроватку и ушла. Буквально через несколько минут пришла  сестричка с бутылочкой. Я аж потянулась к ней. Сестричка чуть в обморок не упала. Такого она ещё не видела. Но потом, видимо, решила, что ей просто показалось. А мне плевать. Присосалась к вожделенной бутылочке, смачно причмокивая. На сытый желудок и сон крепче. Глаза закрылись, и я уснула.
- Проснулась от крика. Плакал младенец на соседней кроватке.
- Чего орёшь? Меня разбудил, - буркнула я и чуть сама не заорала, потому что тот ответил:
- Жрать хочу, вот и ору. Сейчас мамка прибежит.
- Ты меня слышишь и понимаешь? - удивилась я.
- А то, - ответил он.
- Как тебя звали?.... Ну тогда?.... В прошлой жизни, что ли?.. - спросила я.
- Андрей.
- А тебя как зовут?
- Маша. Я сегодня родилась, да баба, которая меня родила, отказную написала. Назвать мамой отказавшуюся от меня женщину язык не повернулся.
- Понят-ят-но - протянул новый знакомый.
- Андрей, а ты свою прошлую жизнь помнишь?
- Помню.
- Расскажи, кем ты был...
- Лётчиком-испытателем. Самолёт взорвался на испытании.
- Сколько тебе было?
- 35.
- А семья?
- Мама с папой, бабушка. Девушка была, красивая, жаль жениться не успел...
- Горюют, наверное, все - посочувствовала я.
- Само собой. Я у них единственным любимым сыном и внуком был. Да чего уж там. Расскажи ты о себе.
- Обо мне вспоминать некому. Детдомовка я. Учительницей работала.
- Лет-то тебе сколько было, ну... когда ты там... в прошлой жизни жила?
Я хмыкнула:
- Лучше тебе не знать.
Наш диалог прервала женщина. Она, сюсюкая, склонилась над Андреем:
- Проголодался, мой родной Андрюшечка. Сейчас, сейчас покормлю.
Андрей присосался к груди женщины и аж заурчал от удовольствия. Она унесла его в палату. Меня тоже покормили из моей любимой бутылочки и я, блаженно улыбаясь, пялилась в потолок. Вернули Андрея примерно через час.
- Привет, - сказала я, - не противно тебе грудь сосать?
- Почему мне должно быть противно?! - удивился Андрей. - Грудь ничего, упругая, можно трогать сколько захочется и пососать, молоко такое вкусное-е…
-  Фу, извращенец! - фыркнула я и... заснула.
Когда Андрея в следующий раз забрали на кормление, я решила проверить, помнит ли ещё кто-нибудь себя и закричала: "А-ау-у!"
- Чего разоралась, чай не в лесу, - донесся голос из дальней кроватки.
- Ты кто? - удивилась я.
- Конь в пальто!
И больше разговаривать со мной не стал. Зато я сделала вывод, что там, на небесах, кто-то решает отправлять некоторые души на перерождение и в чудесное совпадение, что нового знакомого назвали Андреем.
Дня через три новорождённых осматривала детский врач. Многих готовили к выписке. Я оставалась безымянной. Вдруг дверь открылась и в палату вошла мама Андрея.
- Простите, я насчёт отказницы. Мы тут с мужем посоветовались и решили удочерить её.
- Ну это очень проблематично, документов много нужно при оформлении удочерения и все такое, - затянула песню врачиха.
- Я слышала, что в роддом нужна какая-то дорогостоящая аппаратура, да и ремонт необходим в корпусах - сказала мама Андрея. - Максим всё уладит. Вы только в документах напишите, что я двойняшек родила... - прошептала женщина. Я затаила дыхание. Финансовый довод был убедительным даже для меня. Короче, проблему удочерения решили быстро. Из больницы нас выписали как Андрей и Мария Новицкие. Я была счастлива, что вернула свою потерянную фамилию. Вот такой поворот судьбы.

В семье 

Росли мы как обычные дети, разве что багаж знаний был прежний. В семье меня обожали, и я платила взаимностью. Правда, со страхом ждала, когда же я забуду прошлую жизнь, а она не забывалась. Забыть прошлое я не давала и Андрею, постоянно болтая с ним. Со стороны, для взрослых, казалось, что мы агукаем. Орать без причины я ему тоже не разрешала. Из-за моих подколов он отказался от груди, и его перевели на искусственное кормление. До полугода нас пеленали отдельно, зато  когда впервые посадили в ванну вместе, я возмутилась:
- Чего пялишся? - зло спросила я. - Баб голых не видел?
- Видел, - хмыкнул Андрей, - но ты такая смешная, когда злишься.
-  Я всегда знала, что ты извращенец, - прошипела я. И затянула своё: "а-а-а-а!" Короче, очень скоро родители поняли, что мыться вместе с братцем я не собираюсь, и горшки наши поставили отдельно по разным сторонам кроваток.
С Андреем мы были очень дружны. Я к нему относилась, как старшая, и он во всём меня слушался. Ссорились, конечно, но это больше для родителей, чтобы не казаться столь умными.

Прошло семь лет. Первое сентября. Первый раз в первый класс. Хотя для нас с Андреем это было не впервые. Андрей все свои тетради разрисовывал самолётами и деталями к ним. Я писала стихи, естественно, про любовь. Учительница была в шоке, а нам было скучно на уроках. Развлекались тем, что вступали в полемику с ней, срывали уроки. Учительнице это надоело, и с благословения директора школы, как самых одарённых детей, нас перевели сразу в четвертый класс. Мы бы и тут не задержались, да я вовремя спохватилась: а вдруг нас таких разумных начнут изучать, да на атомы разбирать? Поэтому решили мы с Андреем тупить. Получалось так себе.
Школу окончили в 14 лет с золотыми медалями. Андрей поступил в Военно-воздушную академию на факультет конструирования самолётов, а я в Медицинскую академию на факультет педиатрии. Кстати, пресса все равно написала о