Мадлен лежала неподвижно, закрыв глаза и обняв правой рукой подушку. Слез уже не было, осталась лишь глухая ноющая боль, не прекращавшаяся ни на мгновение с того самого дня, когда она узнала, что Пьер Рейналь казнен. Все слезы она, казалось, выплакала в тот первый страшный день. И на следующее утро, когда работала в лавке, глаза ее были сухими, лицо бледным и сосредоточенным, она ощущала себя, словно механическая кукла, весь смысл существования которой заключается теперь в таких простых действиях, как продать кому-то зелень, картофель, морковь или пару луковиц, принять от покупателя деньги, правильно отсчитать сдачу. Луиза, находившаяся с ней в лавке, также притихла и почти весь день молчала. Лишь вечером, когда они пришли домой, и Мадлен стала разогревать на ужин луковый суп, девочка подошла к ней и, обняв за подол длинной юбки, подняла на нее большие карие глаза:
- Мамочка, дядя Пьер больше не вернется, да? – тихо спросила она.
И Мадлен увидела, что дочка все понимает. И не поверит ей, даже если она солжет.
- Нет, - беззвучно прошептала молодая женщина и, покачнувшись, оперлась ладонью об угол стола. – Не вернется.
И в этот момент, слезы, усиленно сдерживаемые весь день во время работы в лавке, хлынули из ее глаз, как будто прорвало плотину. Мадлен села за стол и горько заплакала, положив голову на руки.
На следующий день вечером ее навестил человек, назвавшийся Виктором Карбоном. Прежде Мадлен никогда его не видела, и его приход вызвал в ней страх. Но пришел он один, без сопровождения национальных гвардейцев, да и сам выглядел довольно подавленным.
- Благодарю, гражданка, - проговорил он, когда Мадлен пригласила его пройти в комнату. Он сел в кресло, а молодая женщина, напротив него – на диванчик. Сжав на коленях руки, она с волнением ожидала, с чем же к ней явился этот человек.
- Я Виктор Карбон, - представился этот гражданин, окинув ее внимательным взглядом, - я дружил с Пьером, вашим мужем еще со школьных времен, когда мы оба жили в Лионе. Соболезную вашей утрате, гражданка… мне действительно, очень жаль.
Мадлен кивнула ему, комкая в руках белый кружевной платок.
- Пьер как-то говорил мне про вас, - тихо ответила она.
Карбон кивнул ей в свою очередь и пригладил слегка растрепавшиеся темные волосы.
- Возможно, он говорил, что я депутат Национального Конвента и… - Карбон сделал небольшую паузу, словно собираясь с мыслями, затем продолжил, - я нахожусь в дружеских отношениях с парой человек из Комитета Общественного спасения. Я походатайствую за вас, Мадлен, чтобы…
Мадлен подняла на него испуганный и непонимающий взгляд.
- Чтобы… что? – взволнованно переспросила она.
- Чтобы у вас не конфисковали эту квартиру, - выдохнув, быстро завершил Карбон, — это ведь квартира Пьера. Видите ли, имущество людей, казненных, как «врагов республики» подлежит немедленной конфискации, - он с сочувствием посмотрел на нее, словно извиняясь.
- То есть… меня с дочкой… просто выкинут на улицу? - медленно переспросила Мадлен. Она ощутила, как к щекам прилила кровь, а в глазах потемнело.
- Не волнуйтесь, Мадлен, - Виктор Карбон поднялся и, подойдя к ней, дотронулся до ее руки, - сегодня же я попрошу, чтобы вашу квартиру не трогали. Уверен, что ее у вас не отберут.
Он накрыл кисть молодой женщины своей ладонью и слегка сжал. Успокаивающий жест, в котором Мадлен неожиданно почувствовала что-то слишком фамильярное. Впрочем, если этот человек имеет власть и действительно может помочь…
- И что я должна вам за это, гражданин? – спросила она и покорно не отдернула руку. Сейчас она и Луиза полностью зависели от этого человека, а это значит, что… он мог требовать от нее все, что только пожелает.
- У меня нет больших денег. Если только… - еще тише произнесла она.
Опустила голову, затем подняла на него взгляд, и Карбон увидел слезы и страдание в ее больших зеленых глазах.
- Боже мой… - проговорил он, отойдя на шаг назад. – Вы совсем не так поняли меня, Мадлен. Вы ничего мне не должны и ничем не обязаны, я делаю это ради памяти Пьера. Я знаю, как он любил вас. И знаю, что у вас должен родиться ребенок. Знаете, Мадлен… я несколько раз уговаривал Пьера не идти против правительства, ведь это… бесполезно, бессмысленно, самоубийственно… но так и не смог его убедить. Это его чёртов характер… его гордость. Она его и погубила.
- Да, - Мадлен закусила губу, - он такой упрямый…
Она так и не смогла произнести слово «был».
- Ладно, - Карбон посмотрел ей в глаза и слегка улыбнулся, - я сделаю все, чтобы вы остались в этой квартире. – И постараюсь, чтобы вас не тронули, как его жену. Лучше всего, конечно, вам с дочкой вообще бы уехать из Парижа, если есть куда.
Мадлен покачала головой и вытерла платочком глаза.
- Мне некуда ехать, - ответила она.
- В таком случае… - Карбон прошелся по комнате, - в таком случае ведите себя как можно неприметнее. Никому не говорите, по возможности, что вы – вдова казненного «врага нации». Террор усилился сейчас до крайности, и любого глупого доноса или вашего неосторожного слова будет достаточно для ареста. Вы понимаете меня, Мадлен?
- Да, да, - молодая женщина поспешно закивала, откидывая с бледного лица прядку волнистых рыжих волос. – Я все это понимаю.
Я обещаю, что буду осторожна.
— Вот и хорошо, - улыбнулся ей Карбон, - будьте осторожны и… держитесь, вы должны жить.
Через пару минут он ушел. А Мадлен почувствовала хоть какой-то маленький просвет в окружавшей ее до этого тьме.
***
Пьер Рейналь медленно, но вполне стабильно шел на поправку. Впрочем, теперь для всех в тюрьме он являлся Андре Серваном, бывшим нотариусом. За пару дней его сознание уже вполне привыкло к этой мысли и не отторгало ее, как что-то немыслимое и чужеродное.
Лежа на жесткой кровати в тюремном лазарете, он иногда доставал из внутреннего кармана камзола свернутый в трубочку листок, разворачивал его и смотрел на счастливо улыбающуюся девушку с длинными темными волосами. Юную жену того дворянчика Тьерсена. Он вспомнил, что ее звали Жаннет и что Тьерсен говорил, что она работала простой продавщицей в лавке. Погибла на гильотине…
«Возможно, где-то ТАМ они теперь и встретились» - мрачно думал Пьер, аккуратно сворачивая рисунок и пряча его обратно в карман. Он и сам не понимал, почему так бережет его… ведь не только ради того, чтобы выглядеть в глазах окружающих любящим мужем.
А Флорентина Марино по-прежнему ухаживала за ним каждый день, и он поймал себя на мысли, что она относится к нему с бОльшим вниманием, чем к остальным больным. А в один из дней она тронула его до глубины души. Пьер дремал, когда неожиданно почувствовал прикосновение к плечу и открыл глаза.
Флорентина улыбалась и держала в руках жестяную кружку, от которой шел приятный запах.
- Попейте, это будет, как лекарство, - она протянула ему кружку, и Пьер неловко взял ее в руку, стараясь не пролить. Там был куриный бульон и даже небольшие кусочки мяса.
- Пейте быстрее, Андре, пока он ещё теплый, - смущенно проговорила девушка.
Рейналь сделал несколько глотков. Бульон был наваристый и очень вкусный.
- Откуда ты взяла его, Флорентина? – удивленно спросил Пьер.
- Сварила сама, - щеки девушки порозовели, и она смущенно опустила светлые ресницы, - мы ведь живем недалеко отсюда, пешком можно дойти. А на экипаже и того быстрее. Я взяла экипаж и сразу сюда, к вам.
- Спасибо, - ответил Пьер, чувствуя неловкость. – Он очень вкусный.
— Вот, возьмите, - девушка протянула ему ложку, - это для курицы.
Пьер и сам не заметил, как вернул ей уже пустую кружку. Внутри разливалось приятное тепло.
- Как хорошо поесть домашней еды, - проговорил он, дотронувшись до ее руки, - спасибо тебе. Теперь-то я точно поправлюсь.
Флорентина опустила ресницы, и покраснела.
- Я очень хочу, чтобы вы поправились.
- Ты хорошая и добрая девушка, - улыбнулся Пьер, - сколько тебе лет?
- Шестнадцать, - ответила она.
- Тебе нравится ухаживать за больными?
- Да, - тонкими пальцами она поправила кружевной воротничок и посмотрела на него ясными голубыми глазами.
И опять она чем-то неуловимо напомнила Пьеру его Мадлен. Скорее общим образом, чем чертами. Черты лица ее были грубее и не такие правильные, как у его жены. Но во взгляде светилась такая же доброта.
- Я сама попросила отца, чтобы он разрешил мне приходить сюда, - доверительно сказала Флорентина, слегка склонив голову, - ведь все эти несчастные люди… - она обвела взглядом лазарет, - кто знает, сколько им осталось и что их ждет…
«Ведь Мадлен могла бы вести себя также» - подумал Пьер.
- Ты веришь в Бога? – неожиданно спросил он у девушки, и та, с каким-то удивлением посмотрела на него, широко распахнув глаза.
- Конечно, - ответила она, - как же можно в него не верить.
- Я не верил в него раньше, - слегка улыбнулся Рейналь.
- А теперь? – спросила его Флорентина.
- Теперь… - повторил за ней Пьер и замолчал.
Возникла пауза. Девушка теребила пальцами дешевое посеребренное украшение на шее и ждала его ответа.
В этот момент дверь открылась, и на носилках внесли больного, находившегося без сознания. Все кровати были заняты, и его положили на матрац, лежавший в углу у самой двери.
- Простите, Андре… - Флорентина бросила быстрый извиняющийся взгляд на Рейналя и быстро поднялась с места, направляясь к очередному пациенту.
