СМЕШАЛИСЬ В КУЧУ...

          Набатом каланча гремела, на бунт сзывая весь народ, и люди дрАлись очень смело, и всей толпою шли вперёд.
Смешались в кучу пушки, кони. Везде царил ажиотаж, и среди тысячи агоний плевался пулями блиндаж. Визжали птицы, словно бесы, а кони выли, словно псы. А из-под дымовой завесы блестели капельки росы. Мужчин немедля растлевали, как только их сразит удар. При этом песни распевали про оргий бесовской кошмар. Сгоняли женщин, как овечек, чтоб батогами их побить, чтоб души женщин искалечить, чтоб больше не могли любить. Дрались убойными пращами, в ходу был также и кистень. Глазами страшными вращали, страх наводя на вражью тень.
         В пупище «Графа Цеппелина» метали из большой пращи. Тирадой разражались длинной – мол, граф, зараза, трепещи! Но "огурец" пускал снаряды и даже бомбами кидал. Рвались снаряды где-то рядом и каждый взрывом глину мял.
        Но подкрепленье подходило, последних яств сожрав запас, и на телеге прикатило огромный взрывчатый фугас.
Отцы с сестрой сражались яро, втыкая вилы в нежный бок, и в раже дикого угара спускали ей в висок курок. А пучеглазые солдаты,
с секирами идя на бой, сплеча рубили те ухваты, что бабы принесли с собой.
        Смешались сапоги и ноги, лампасы, шляпы и штаны. И удалось уйти немногим с братоубийственной войны. Так сильно челядь поредела, что мёртвых и не сосчитать. Людьми деревня оскудела. Сестра погибла, отчим, мать…

        Мотивы страшной битвы этой мне непонятны до сих пор. Забыты боговы заветы – мол, не хватайся за топор, живи спокойно и с молитвой, и мирно примус починяй. Не увлекайся глупой битвой и попадёшь тогда ты в рай.

        Когда писал я строки эти, навытяжку стоял, во фрунт. Ужасней нет беды на свете, чем беспощадный страшный бунт.

P.S.
Блуждая среди тысяч мёртвых тел, сам дьявол бы со счёту сбился. Любой б на его месте обалдел, спросил: - Так кто здесь отличился?
Кто истребить задумал род людской? Науськал кто людишек друг на друга? Неуж не милы им обыденный покой, еда, семья, любовь, подруга?
И дьявол нож за пазуху убрал, и дал себе зарок его не вынимать. Пусть был он злом, но всё же он страдал, ругался грязно, поминая чью-то мать.
В высоком небе появился гриф, и как-то стало мне не по себе…
Такой вот получился "апокрИф" о страшной и бессмысленной борьбе…

Комментарии моих друзей

W

Визг птиц в огне слепых агоний, матрас, распоротым нутром, грызущие зубами кони запасы с нажитым добром. Золовка с вилами на кума,
растлить готова на траве, а тёща целится угрюмо в лампасы на людской ботве.

И в сей эпической картине наш Эдик смотрит молодцом! То на коне, то в цепеллине, на каланче и с огурцом!!!

"...Смешались ноги и ломпасы,
Секиры, вилы и штыки.
Больных и даже пучеглазых
Толпы пинали сапоги...."

         Пинали и хромых, и сивых, кривых и рыжих, добрых, злых... Плаксивых, продувных, спесивых, красивых, лысых и глухих.
Попало сапогом брюнетам, блондинов били и косых, и даже одному поэту сапог впечатался под дых....
Поэта били смачно, долго, бросали... возвращались вспять.... Своим святым считая долгом отвадить Эдика писать.
Ломали пальцы, били в печень, хотели применить тротил, писать ему бы стало нечем....
Но Эдик кукиш им скрутил!!! "Я все едино, гады, встану! И я не сдамся  все равно! Стихи писать не перестану!
Что, страшно?! То-то и оно!!!"

Марго Волкова

Мужчин растлевали в мураве - это уже и не война, это ой что такое. Нам представлено эпическое полотно, полное тайного, глубоко завуалированного желания мира во всём мире, с превалирующим в данном произведении способом усиления эффекта " лучше и в лоб, и по лбу, тогда дойдёт наверняка". Картина, представленная Эдуардом, определённо чудовищна. Как смело автор гибридизирует скакунов с волками, а птиц с гиенами! В пылу образности он неожиданно для самого себя утверждает очевидное, что цеппелин похож на огурец, да-да, и это вам не "без окон, без дверей, полна горница людей", это страшное оружие с пуповиной. Всем известно, пуповина символизирует неразрывную связь поколений, в данном случае имеется в виду пупок, конечно же, но пуповина ужасает больше, и это очень важно. "Кусался саблями блиндаж" - очень сильное место, так и представляешь себе рычащего блиндажа, который ощетинился неизвестно откуда взявшейся трубою, несомненно усиливающей эффект точного попадания в цель. Женщины, хлестаемые батогами, и целящийся в чью-то невинную сестру отчим, а так же пришедшие из странноприимного места больные, приведшие с собой пучеглазых, которым вообще не место на поле брани, - все, все вовлечены в невероятных масштабов народный бунт. Особо усердствуют мародёры, которые из подтишка распарывают матрасы, невзирая на предупреждающий грозный набат каланчи. Но спившаяся челядь редеет, и настаёт момент апофеоза, когда действующих лиц уже и не не осталось вовсе, короче - все умерли.
Так что - миру мир, лучше гипс и кроватка, чем  гранит и оградка.