Из первого пепла

(*)
–Это не перспия, Ричард, – теперь и я могла в этом убедиться. Бедная Каталина на саму себя уже не походила, и спутать изначально симптомы было легко, но мадам Франческа вовремя меня вразумила, и сейчас я видела, что у девочки отсутствует синева в уголках губ, так характерная для перспии…
Странно, что целители не обратили на это внимание. С Ричарда спроса нет – он услышал о страшном диагнозе для своей дочери и потерян.
Перспия – это конец. Это страшно. Это смерть для любого мага и любой ведьмы. Самое худшее в ней то, что никто не может до сих пор определить её появление или остановить её – это всё равно, что латать воздушный шарик, вроде бы вы заклеили дырочку в одном месте, а из другого уже пошёл воздух. Только вместо шарика жизнь, а вместо воздуха – сила. И будь проклят день, когда перспия обнаруживает себя среди твоих близких, особенно, если проявляется вдруг в твоём ребёнке. Продлить жизнь можно, но отдавая свои силы, да и жизнь ли это?
Впрочем, мне легко рассуждать – у меня нет близких. Вернее – они где-то есть, где-то живут, но им нет до меня дела, а мне до них. Так повелось давно.
–Тогда что это? – я думала, что Ричард психанёт, начнёт ехидствовать и вспоминать что я вообще не целитель, а во всех целительских науках Академии проходила на уровне молитв, удачных списываний и покровительству профессора Карлини.
Но он остался спокоен. Это спокойствие дала ему усталость. Сейчас он выглядел едва ли ярче, чем его уходящая дочь. Та же серость, те же круги под глазами… говорят, что перспия отнимает жизнь не только у тех, кто ею болен, но и всей семьи – кто будет сносить муки своего близкого, не делая ни одной попытки помочь?
–Не знаю, но не перспия. Силы уходят – я вижу, но это не она. Да и мадам Франческа сказала, что все случаи перспии тщательно фиксируются целителями.
–Целители сказали мне что это перспия, – напомнил Ричард. Стоять ему было уже тяжело, и он опустился в кресло. Против воли я испытала жалость…не к его дочери, нет, её я не знала – только мельком и то недолгое время, что она училась у меня, а к Ричарду. У нас с ним долгие годы было приятельство, почти что дружба, а потом я всё порушила. Вернее, мы оба порушили. Маги должны держаться друг друга, а я не сдержалась, сглупила, Ричард из-за меня получил наказание, потом отомстил мне, а я поклялась отомстить ему.
Всё запуталось, слишком запуталось. И пока я зализывала раны, лишённая своего агентства, которое было мне и домом, и работой, пока теряла Габи – неприкаянную, рождённую в мире магии, но магии этой не имеющей, пока искала способ…
Словом, Ричард сам нашёл меня. Он знал мой характер и попросил новое соглашение: я отомщу ему, я убью его, но тогда, когда он сам попросит, а до тех пор он мне поможет восстановить всё, что сам же отнял.
Ну или почти всё. Габи уже не вернётся. Но это не его вина, а моя. Это я не подумала о том, что неприкаянная слабая девушка – узница двух миров, закончит печально.
Тогда я не поняла, почему Ричард попросил о новом соглашении, с чего вдруг искал отсрочки, а теперь я знаю – его дочь умирает и он пытался сделать всё, чтобы отдалить её от исхода. Он отдавал ей все силы, какие только мог, и боялся, что я вмешаюсь и вломлю ему своей местью…
Вот только это не та болезнь.
–Да что ты её слушаешь, Ричард? – Илди подала голос из другого кресла. Она была слабее Ричарда, и от того позволила мне войти в дом. Истеричная особа, какой я её помнила, сейчас была слаба и сговорчива. Ну почти сговорчива. Да и рассчитывать ей было не на кого. – Выгони её…
Ведьма, конечно, ведьме соратница, но никогда не подруга. Я проигнорировала её слова, даже в сторону её не взглянула – недосуг мне вступать в перепалки.
–Все случаи перспии фиксируются целителями, – я упорствовала. – Целители сказали тебе, что у твоей дочери перспия, но не внесли её в список случаев?
–Если тебе это сказала Франческа, то старая дура может просто не знать новых данных, – вот это уже было больше похоже на Ричарда. Он не искал причину своей неправоты, он искал объяснение, почему другие не могут быть правы.
–Во-первых, она не дура, – за Франческу мне стало обидно. Да, она преподавала и преподавала жёстко ещё когда я сама училась в Академии, а сейчас мы были коллегами и я всё равно её опасалась, но она всегда была профессионалом! – Дура здесь скорее я, потому что пришла в попытке тебе помочь, а ты здесь разводишь…
Я махнула рукой – чего я на него накинулась? У человека горе. У него дочь с истеричкой, и эта дочь умирает, а сам он нажил врага в моём лице и я своё всё равно однажды возьму.
–Короче, она может и не знает новых данных, но я до тебя сама к ним заглянула, – я свернула разговор в мирное русло, прекратив защищать мадам Франческу, – и вот тебе новость – перспии у твоей дочери не зарегистрировано.
Глаза у Ричарда стали осмысленнее. Похоже, он понял суть моих слов и это его ободрило.
–Да заткнись ты! – прошелестела Илди, – нашлась тоже…
Я снова её проигнорировала. Я понимала – она мать. Да, у неё не сложилось с Ричардом, но у неё была дочь, и эту дочь она любила. И теперь девочка угасала, а какая-то мутная ведьма Магрит несла ересь о том, что это вообще не та болезнь.
И это в те часы, когда Илди пыталась найти смирение перед неизбежным.
–Они бы внесли её в список, – я настаивала. – Ричард, ты же знаешь этих бюрократов!
Он медленно кивнул, не поднимаясь из кресла, и крепко задумался – он тоже знал этих бюрократов-целителей и понимал, что такие варианты как «забыли внести» или «не стали вносить» в список пострадавших от перспии – не существует. Знал он и то, что целители наши никому не подвластны – никому не отчитываются.
Кто их проверит?
А Ричард с Илди явно не стали бы проверять списки в тот день, когда их мир начал распадаться на части из-за болезни их дочери. Не до того. Да и левые бы тоже не полезли – никто потехи ради или любопытства не полезет смотреть списки, даже подумать о таких болезнях страшно. Франческа их проверяет на предмет консультаций, а я проверила ради Ричарда, а так, не думаю, что за последний год их трогал кто-то ещё.
–Ну и что это…– Илди подала голос, похоже, она понемногу смирилась с моим присутствием и моими словами, – что это значит?
–Значит, они скрыли правду, или вовсе не знают её, – сказала я и почувствовала, как холодею. А если правда скрыта, не может ли она оказаться ещё хуже, чем эта болезнь? Может быть не стоило мне давать им надежду? Может стоило выяснить прежде самой?
А ещё лучше – не стоило мне в это лезть! Магрит, когда ты сначала будешь думать, а потом только действовать? Что за тяга осчастливить непонятной надеждой, да даже не надеждой, а её тенью? Вот знала бы ты что-то наверняка, тогда ещё ясно, тогда благородно. А так? Не худшая ли это пытка надеждой?
–Это имеет смысл, – но поздно, Ричард уже поднимался из кресла. – Знаешь, это правда звучит странно. Я направлюсь в башню Целителей, спрошу как оно на деле.
Его голос звучал тихо, но я услышала в нём страшную надежду и мысленно отвесила себе пощёчину – молодец, Магрит, ты совершила очередное идиотство.
–Я с тобой, – сказала Илди, но подняться не смогла.
–Лучше я с тобой, – пришлось ориентироваться на ходу. – Ты лучше пригляди за девочкой. Вот.
Я вообще много чего успеваю сделать, когда во мне кипит неуёмная жажда действия. Вот и сегодня я уже достала с утра мадам Франчески, перекроила расписание уроков с профессором Орвуро, и к профессору Карлини за содействием вломилась. Первая смотрела на меня со снисхождением, второй хмурился, зато Карлини не удивлялся уже ничему и просто выдал мне нужное.
–Это запас сил, – объяснила я, извлекая тонкий узкий флакон из кармана. – Будет хуже – просто влей его содержимое в её рот, сама не растрачивайся.
Илди чуть только не обнюхала флакон. Но я не обиделась. Она была сейчас не ведьмой, которая хотела оскорбить другую ведьму недоверием, она была матерью, и от содержимого флакона зависело очень многое.
–Вечером принесу ещё, – пообещала я. – А пока попробуем сходить к целителям. Да?
Ричард только кивнул.
***
–Ты же понимаешь, что я не могу ничего гарантировать? – не мне следовало заводить этот разговор, но если я уже влипла, то надо успокоить совесть. Говорят, что у ведьм её нет. И тут либо со мной что-то не так, либо она всё-таки есть, но ведьмы её прячут, потому что моя – бунтовала.
Ричарду за пределами дома стало лучше. Во всяком случае, щёки его чуть порозовели.
–Я знаю, что это не перспия, но что это тогда…и чем закончится, – я чувствовала, как страшно колотится сердце. По мере нашего приближения к Башне Целителей, оно стучало всё страшнее и быстрее, и мне казалось, что оно и вовсе может выскочить, ненужное и растревоженное.
Но я должна была сказать!
–Знаю, – промолвил Ричард, снисходя ко мне, – знаю, что не можешь, Магрит. Но любая надежда, любая её тень – это больше, чем ничто. Целители только справляются о ней раз в два дня, и то – жива или нет. Они никого не присылают, они ничего не советуют…
Он осёкся. Я знала, что он хотел сказать о том, что целители должны быть милосерднее. Вот только это было ложью. Мы были магами и ведьмами, а не людьми. Это у них целители добрые и отзывчивые, а у нас никакого снисхождения и никакого милосердия быть не может. Таков наш мир – ты имеешь силу, ты отвечаешь за неё и себя. Если тебе хватает мозгов проверять на себе заклинания или зелья, то извини, конечно, но какого ты хочешь к себе отношения?
У людей не так! Но это не повод нам смешивать наших целителей. Да и тридцать лет от перемирия с людьми всего прошло – этого мало, очень мало для многовековой вражды, въевшейся в нас и в них. В крупных городах мы ещё можем существовать, но в деревеньках и откосах – тут всё едва-едва держится. А заяви мы о том, что хотим смешивать целителей, даже хотя бы взять от них вежливое участие – нас просто не поймут. Да и многие ведьмы вовсе не ходят к  целителям – сами лечимся, природой.
–Пришли, – грубовато сказал Ричард, когда врата башни Целителей поползли со скрипом, сообщая всем о нашем приходе. Прийти сюда просто, ты потом не пожалей только о том, что пришёл.
Хотя бы из-за того, что тут шатаются неприкаянные – из магического мира, но без магии. Ни капли её. Позорные для своих семей, не нашедшие места в магическом мире, они стекаются сюда на грязную работу. Да и не только сюда, но участь их одинаково незавидна – если это «Серый Дом», то там на них испытывают новые заклинания и новые зелья, а если сюда, в Башню Целителей, то здесь они занимаются омовением почивших, уборкой и огородами, прачечными, а ещё на них также проверяются зелья, только уже не в составах, а в дозах – не много ли?
И неприкаянные равнодушны к своей участи. И только от этого равнодушия можно пожалеть, что ты вообще сюда пришёл.
А на мне ещё жизнь висит. Габи! Моя несчастная Габи. Моя помощница, из числа неприкаянных, всем довольная, счастливая иметь работу у меня, она закончила свой путь. И я её не защитила. Я сгубила её. Я сказала ей, что жду её, но не подумала, что говорю ей это при других неприкаянных, которые не смогли скрыть своей зависти к ней и её устройству.
Я не подумала, а теперь Габи нет. И каждый неприкаянный будет напоминать мне о ней и о моей величайшей глупости.
–Не смотри, – посоветовал Ричард,