Илья Кременков всегда удивлялся, как так вышло, что к тридцати пяти годам он не создал семью. Жизнь стремительно пролетела, как игривый майский ветер перед глазами. До поступления в университет Илья ещё что-то помнил: хорошо сохранились в его голове воспоминания о ребяческих догонялках, первых амурах и детских обидах. Одну и ту же историю Кременков, как человек бессовестно болтливый, всегда рассказывал мне на ужине, придавая заезженной байке вид премьеры. Он никогда не замолкал. Даже для меня, человека из журналистской среды, слушать его было невыносимо. Однако, про студенчество же Кременков не говорил ни слова. Мог только буркнуть, что в это время он попробовал всё, но запомнить не смог абсолютно ничего. Студенчество Ильи, как у порядочного русского мужчины, продолжалось до тридцати лет и, вероятно, могло длиться куда больше, если бы не умерла мать.
Смерть стала новинкой в его жизни. Мать вырастила Илью одна. Тесных связей с родственниками Кременков никогда не имел, поэтому их уход оставался для него лишь эхом выстрелов не направленного в его сторону пистолета. Отец же бросил Илью полугодовалой крохой. Затем сгорел. Вероятно, спился. Мама была его спутником, мотиватором, совестью.
Анфиса Владимировна быстро старела. Кременков иногда замечал, как стремительно растет число волнообразных морщинок на ее лице. Изредка подмечал, что некогда неутомимая материнская активность сошла на нет. Огород медленно зарастал. Пыль на полках теперь ждала только его руки. Умерла она бесшумно, незаметно: во сне. Ничего и не предвещало.
Кременков прежде никогда не был на похоронах. Там были люди, совершенно ему не знакомые: какие-то дальние родственники, друзья детства, эмигрировавшие в девяностые, коллеги, среди которых были и те, кто вечно задевали ее одиночество, высмеивали. Последние считали Анфису Владимировну, мать-одиночку, не поддерживаемою государством, себе ровней, норовили устроить конфликт, а порой и вовсе желали того, чтобы она потеряла единственную работу. Однако и они плакали на прощании с ней. Вероятно, очень жалели, что потеряли главного противника. Кременков же, только стоя напротив гроба единственного по-настоящему любимого им человека, осознал, что вся прошлая жизнь, оказывается, была раем.
После похорон наступило время безумства. Кременков вел себя странно: не пил, но при этом и не работал. Горе полностью обездвижило его. Таким я застал Илью в 2035 году.
Мы познакомились случайно. Тогда я работал в небольшой газете районного значения. К девятому мая главред дал мне ответственное задание: отправиться в село Низино и взять интервью у местных жителей, подкрепить собранный материал фотографиями и в этот же день вернуться в редакцию. Она располагалась в крупном поселке в пятидесяти километрах от Низино. Два населенных пункта соединяла земляная дорога, посыпанная щебнем. Риск был объяснен как раз-таки сложными логистическими условиями. Отчетливо помню, что я согласился не задумываясь, потому что для меня, молодого работника, командировка была большой неожиданностью, так как место постоянного корреспондента было за Иваном Николаевичем. Это был слабовидящий тучный мужчина с очень хриплым голосом. Иван Николаевич посвятил полжизни газете, она была единственным источником его заработка. Как теперь известно, когда меня перевели в нашу редакцию, он был взбешен: ритмично и громко бранился, как полоумный бегал по кабинету. В общем, ещё до моего появления навёл шороху. Естественно, старик боялся, что я мечу на его место. Поэтому мы и не поладили. В начале мая он серьезно заболел, даже лежал в больнице. Таким образом, из чувства не столько профессионального долга, сколько из глупого мщения, я отправился в Низино. Не доехал.
Как же порой избирательно красноречива бывает природа! В утро на девятое мая вокруг села шел страшный, катастрофический ливень, однако в заговоренном всеми Богами Низино стояла духота и сушь. Машина районной администрации застряла в черной грязи в десяти километрах от села. На помощь выехал низинский экипаж в составе двух тракторов. Первый был нужен для того, чтобы тянуть, а второй - чтобы страховать первого. Спустя полтора часа мы были на месте. Еще час я потратил на то, чтобы отойти от маятникообразных укачиваний.
Работа же прошла в штатном режиме. Когда я закончил, сильный дождь пришел в село. Пришлось звонить в редакцию. Погода разбушевалась и в поселке. Было принято решение переночевать в Низино. На мое удивление, никто не предложил мне хотя бы самый худой номер для ночлежки. Сказали только обратиться к Илье Кременкову, проживающему на Газодобывающей улице в пятнадцатом доме. Подкрепили свои слова так: "Он у нас добрый. Всех кормит и принимает."
