Она стояла аккуратно одетая с уложенной причёской в читальном зале библиотеки Московского Областного педагогического института (МОПИ), снимала с полок нужные материалы, старалась вчитаться, вникнуть в их суть и не могла этого сделать уже на протяжении долгого времени.
- В 1739 году Ломоносов пишет статью, находясь ещё за границей - "Письмо о правилах российского стихотворства", - читает в одной из книг Светлана в слух. - Нет, не могу... Ничего не лезет в голову. Что за напасть?! - она снова напрягается и приступает к чтению, встав у книжного шкафа: - Проучившись в Германии пять лет, Ломоносов вернулся в Петербургскую академию и вскоре получил кафедру профессора химии... Вернулся... в академию... кафедру химии... Нет, не могу! - вскричала она на последних словах, очень удивив этим своих сокурсников, сидевших тут же за столами со своими заданиями.
Эва резко к ней обернулась:
- Что не можешь? Голова болит?
- Не знаю, на нервах вся! - Света закусила губы.
Причину своих расстройств, она хорошо знала, но старалась никому об этом не рассказывать, всё-равно ничем не поможешь. Уже вторую неделю декабря она не видела Алёшу Егорова, он не приходил по субботам к профессору на опись, работал по будням и то теперь через день, готовился к медкомиссии, ходил по врачам, пил лекарства. Она не знала какие, он не говорил, почему так боится в конце декабря строгого вердикта врачей, но хотел всё рассказать, и вот опять не пришёл, сославшись на дела. А она ждала, оделась сегодня по-праздничному, потому что он обещал за ней заехать в институт и пойти в театр, но в самый последний момент позвонил и... отказался. У неё всё горело внутри, так захотелось его увидеть, прикоснуться случайно к его руке, посмотреть в глаза, будто бы подёрнутые светлой поволокой, просто побыть рядом, поговорить, послушать его голос. Влюбилась!.. Неужели она в него влюбилась, впервые в жизни?! О, и это чудо случилось с ней, как в настоящих романах?! Она сжималась от этих мыслей, крутила головой, пытаясь сбросить своё наваждение, но чувствами владеть не могла. Они всколыхнулись в ней неистовой горячей волной и уже не отпускали. Что за сладкая мука это была? Она пройдёт же когда-нибудь? Вот, что такое любовь!.. Это то, что заставляет трепетать изболевшееся сердце, что вонзается огненной стрелой в душу и несётся впереди всяких помыслов и поступков. И она готова была лететь и бежать туда, где был он, лишь бы только взглянуть на него ещё раз. А, если это только Светкино чувство так горячо воспламенилось, а он и забыл уже про неё, и не думает?! "Пусть, - размышляла она, - пусть только мне это будет дано, но зато я знаю, что такое бывает, зато мне подарили это счастье, познать большое чувство!.. Ой, как кружится всё, мамочка!.. Всё так и закрутилось вокруг в мигающую и сказочную спираль! Мама, мамочка моя, надо позвонить тебе или срочно написать всё, что во мне сейчас происходит. Посоветоваться, поговорить с тобой, хотя бы мысленно."
Она встрепенулась и под неодобрительным взглядом подруги Эвы снова взялась читать:
- Молодой учёный стремился приобщить к науке возможно большее число русских юношей... - а дальше опять не шло, не получалось. Светлана захлопнула книгу, поставила её на полку и бросилась бежать из библиотечного зала.
Алексей в это время собирал необходимые справки для медкомиссии. У него внутри тоже всё тряслось и дрожало, только по другому поводу. Он не мог смириться с мыслью своего возможного поражения и в этот раз. Как он вернётся домой с такими результатами, что скажет друзьям, Богданову? Не смог, не справился с самими собой? Нет, не должно быть, с ним работала Шахова, она была слишком талантлива для того, чтобы отступить и позволить Егорову упасть ещё ниже в своей самооценке. Он видел, что понравился этой женщине, она была к нему хорошо расположена, его даже смущало иногда её внимание. Он пристально следил за тем, чтобы свою жену к нему не приревновал профессор, у которого он работал помимо всего прочего над составлением литературных каталогов, Алёшка взялся ему помогать по просьбе самого Шахова. Он не мог отказать этому уважаемому человеку, перед которым испытывал иногда неловкость. А Изольда, будто нарочно вела себя так с ним, что хотела подчеркнуть эту ментальную связь, но тонкая грань между симпатией и юношеской влюблённостью Егоровым не была ещё пройдена, да и возможно ли было ему переступить эту грань? Смущала разница в возрасте с этой опытной женщиной, и ещё одно - он начинал по-настоящему привыкать к своему новому и необычному чувству, которое также как и Света, испытывал впервые в жизни. Эта влюблённость в "морскую девушку", как Алёшка нежно называл её, была для него настоящим открытием, и он был по-своему окрылён надеждой, что и она к нему может быть испытывает симпатию. Как ему этого хотелось! В её присутствии, он не смел даже касаться краешка её одежды, так ему казалось это неловко, несмело разглядывал её профиль, сидя с ней в кинозале. Он боялся всего теперь с приходом этого нежного чувства в его душу - боялся ей не угодить чем-то, боялся признаться в своей болезни, боялся её матери, которая строго наблюдала за ней, казалось из самого Таганрога, боялся встречи с этой сильной и смелой женщиной, по рассказам её дочери Светланы. Он боялся всего и всех... Но это было так томительно и сладко, так обжигающе-неистово, что хотелось иногда умереть от этой необычной истомы. Как жаль, что не было рядом друга Евгения, а то этот моралист и очень правильный комсомолец Коновалов, его не понимал в этом трепетном порыве юности, хоть и говорил всегда о большой и неземной любви. А зачем она нужна-то, неземная? Именно земная и даст силы для жизни и счастья, Алёша Егоров был в этом всецело уверен. И то, что этим счастьем была именно Света, он был уверен тоже.
Он сидел сейчас в приёмной медкомиссии и ждал вердикта на приёмку документов. А вдруг опять что-то не так и его снова завернут, как неделю назад, когда не прибыли последние справки из его медкарты? Он изучал лицо строгой секретарши, смотрел на дверь, сидя полубоком на стуле в приёмной. Вот вышла в комнату из кабинета медсестра и протянула папки с документами будущих слушателей школы милиции. Секретарша взяла эти папки и стала вписывать имена принятых на комиссию. Егоров вытянулся весь, как струна, и принял позу ожидания. Он сидел неподвижно уйму времени, ему казалось, что от напряжения сейчас у него внутри что-нибудь разорвётся, так он вытянулся и подобрался от волнения. И вот, эта строгая женщина повернула к нему голову и устремила свой грозный взгляд.
- Егоров? - спросила она. - Это вы тут сидите ещё с утра?
- Да, - робко ответил он и побелел от натуги.
- Ваши документы на комиссию приняты, идите домой, - и глаза её потеплели.
Он не помнил себя от радости. Алёшка носился по коридорам местной картинной галереи, куда пришёл чтобы отвести душу, и смеялся как ненормальный, потому что его часть была уже сделана, теперь дело за Шаховой, как она преподнесёт на медицинском освидетельствовании его диагноз, из-за которого была такая промашка в его биографии. СППА, синдром повышенных панических атак, отягощённых приступами неврастении. Это лечиться, но накладывает свой отпечаток на психике и поэтому всю жизнь теперь ему быть на чеку. Но, как сказала Шахова, всё пройдёт и израстётся, было бы желание, а когда пойдут нормальные гормональные процессы в молодом организме, всё встанет на свои места. Она была уверена в этом и её уверенность передалась и Егорову. Он теперь был очень осторожен в проявлении своих бурных эмоций, таблетки помогли, они давали необходимую блокаду его нервным порывам, и теперь некоторые события военной поры вспоминались не напрямую, а через призму времени, так, будто бы это происходило вовсе не с ним. Так было легче, так было правильно в его лечении, но долго ли будет держаться такой эффект? Пусть недолго, но главное, чтобы он продержался то время, пока его примут на учёбу в среднюю школу милиции. Вот тогда будет не стыдно перед Женькой и пославшим его сюда и поверившим в его силы, майором Богдановым.
Документы были приняты, теперь через неделю предстояла сама комиссия с обязательным осмотром чуть ли не десятка врачей: окулист, кардиолог, ревматолог, хирург... Нет, всё ненужное выкинуть из головы и забыть на время. Теперь Светка! Да, он ведь обещал ей всё рассказать про себя по-честному. Надо ли сейчас? А вдруг ничего не выйдет с поступлением и она сочтёт его неудачником? Нет, обещал же! И он, выйдя из галереи, вошёл в телефонную будку и набрал номер Светкиного общежития.
Они сидели до позднего вечера в уголке на общей кухне, пока Эва укачивала своего малыша.
- Когда начинается эта атака, она проходит не просто так, а превращается в настоящий приступ, тогда я себя перестаю контролировать. Но это не врождённое, Света, я родился вполне нормальным парнем, вот и сестра моя может подтвердить. Она очень хочет с тобой познакомиться, - говорил Егоров, а Светлана широко-открытыми глазами смотрела на него и молча слушала. - Это приобретённое на войне... Я расскажу, но не сейчас, боюсь, что сорвусь снова.
- Не надо, если так тяжело, то не рассказывай... Не всё в жизни поддаётся такому прямому рассказу, - утвердительно закивала она головой. - Спасибо, что сказал и не утаил, а то я могла подумать, что ты мне совсем не доверяешь.
- Что ты, Светка! Очень даже доверяю... Только вот медицину боюсь, на комиссию пойти будет не с кем... Поддержишь?
- Когда нужно?
- В следующую среду, через неделю.
- Всё будет в порядке, я буду держать за тебя кулачки!.. Если отпрошусь на первой паре, то пойду с тобой...
- Нет, не нужно, там долго надо будет ждать, много врачей и заключение ещё... не надо, я тебе позвоню потом оттуда, с любым результатом.
- Да, обязательно, только не скрывай, если не пройдёшь опять. Будем вместе думать, как быть дальше, ведь мы теперь с тобой вдвоём, а когда вдвоём, то не так уже страшно, - она протянула к нему руку и погладила по густым вьющимся как у цыгана волосам. - И всё-таки, ты немного цыганской породы, - проговорила она смеясь, подёргивая его за смоляные вихры.
- Может быть... Так значит, ты ничего не будешь иметь против, если я даже не пройду? - Егоров с ноткой удивления смотрел на неё.
- Вот глупый, мне как будто бы твои регалии нужны, твоя будущая карьера!.. Мне нужен человек, а не бумажки, понял? Человек!.. Которого я ... люблю! - она покраснела и опустила вниз свои пушистые ресницы, а Егоров, залившись румянцем, отпрянул назад, глубоко, медленно вдохнул полной грудью, а потом закашлялся и схватил Светкину ручку в свою большую ладонь.
И вот этот день наступил. Но насколько он был долгожданным, Алексей не мог понять. Да, он ждал, но с опаской и дрожью в коленях.
Они все, кто пришёл на обследование в этот день, на заключительный этап медкомиссии, которая заседала, собрав с будущих слушателей все справки и документы, ждали своей участи в специальной комнате. Их мурыжили целых пять часов: осматривали, прослушивали, отмечали, отпускали отдохнуть и опять звали войти в кабинет к врачам... Шахова была строга не в меру, придиралась к каждому неправильному ответу, скрупулёзно изучала справки, внимательно беседовала с каждым, не пропуская никого в
