Говорной досиллабический стих в 1650— 1660-х гг. быстро вытесняется из высокой поэзии более строго организованным силлабическим стихом. Он явился в России под влиянием соседней Польши. Там основные силлабические размеры сформировались в XVI в. по образцам латинской силлабики.
Силлаби́ческое стихосложе́ние или изосиллаби́зм (др.-греч. σοσυλλαβία — равносложность, от ἴσος — равный и συλλαβή — слог) — принцип деления стиха на ритмические единицы, равные между собой по числу слогов, а не по числу ударений (как в тонической системе) и схеме их расположения (как в силлабо-тонической системе).
Силлабическая система стихосложения удобна для языков с фиксированным (на постоянном месте в слове) ударением: тюрских, французского, польского и др., в которых при отсутствии редукции и наличии выровненности в звучании ударных и безударных слогов реальную ощутимость приобретает слоговой состав стихотворной строки.
В русской поэзии первые опыты силлабики относятся ко времени около 1654 г.: это песнь «О взятии Смоленска»:
Крикнул орел белый славной,
Воюет царь православный,
Царь Алексий Михайлович, Восточнаго
царства.
Каковы же причины появления силлабики на русском языке, подвижное ударение и редукция которого активно противятся слогочислительному принципу стихосложения? Б.В. Томашевский предположил, что силлабика в русской поэзии укоренилась благодаря специфической манере декламации. Силлабические вирши декламировались образным речитативом, нараспев, в полном соответствии с преимущественно религиозным характером их содержания и жанровой формы (молитвы, переложения псалмов, парафразы библейских текстов и пр.). В результате все слоги, как ударные, так и безударные, выравнивались и выстраивались в ощутимые для восприятия стройные соразмерные ряды.
Происхождение русской силлабики связано как с самобытной эволюцией эмбриональной стихопрозы, так и с катализирующим влиянием польского стихотворства. Решающим моментом в освоении силлабики русской поэзией было творчество Симеона Полоцкого (в Москве с 1664 г.). Из великого множества его стихов лишь «Псалтирь рифмотворная» (написанная в подражание Кохановскому) получила широкую популярность; но у него училось прямо или косвенно всё младшее поколение поэтов конца XVII в. (Сильвестр Медведев, Карион Истомин и др., вплоть до Феофана Прокоповича), сделавшее этот стих общедоступным в любых темах, преимущественно дидактических и панегирических. Огромное богатство текстов русской силлабической поэзии 1660—1740 гг. (а в провинции этим стихом писали и дольше) до сих пор удовлетворительно не собрано и не издано.
Основными размерами русской силлабики были те же, что и в Польше. Число слогов и место цезуры соблюдалось строго. Окончание стиха выдерживалось преимущественно женское, по привычке к вынужденно женскому окончанию польского стиха, но строгим правилом это не являлось; а окончание предцезурного полустишия оставалось вполне свободным, и пропорции женских, мужских и дактилических окончаний определялись лишь естественными данными языка .
Метрический репертуар чистосиллабического с равным количеством слогов в стиховых рядах, вопреки общепринятому мнению, был необычайно богат и разнообразен: от 4-сложных, сверхкоротких, до 16-сложных , сверхдлинных:
4- сложные:
Чисты нравы
Суть приятны
Царю славы
Благодатны...
(АД. Кантемир)
5- сложные:
С одной страны гром,
С другой страны гром,
Смутно в воздухе!
Ужасно в ухе!
(В.К. Тредиаковский)
...
16- сложные:
Витаем тя, православный царю, праведное солнце,
Здавна бо век прагнули тебе наши души и сердце.
(Симеон Полоцкий)
Если короткие — до 8 слогов русские силлабические вирши специализировались в основном на жанрах демократических, легких , тяготеющих к сугубо светской тематике, шутливой, непринужденной простонародности, то жанры противоположной направленности обслуживались длинными в 11 и 13 слогов, самыми престижными силлабическими размерами ХУ11 века.
Эталоном русского стиха как такового Тредиаковский, видимо, считал 13-сложник. Не случайно свой новый способ стихосложения он испытал именно на нём, несколько переиначив первый стих сатиры Кантемира « Ум толь слабый плод труд в / краткия науки . . . » . Однако уже и кантемировский вариант был предрасположен к тонизации, чему немало способствовали жёсткие константы перед цезурой и межстиховой паузой:
Уме недозрелый, плод / недолгой науки!
Покойся, не понуждай / к перу мои руки:
Не писав, летящи дни, / века проводити
можно и славу достать, / хоть творцом не слыти.
Ведут к ней нетрудные / в наш век пути многи,
на которых смелые / не запнутся ноги.
Этого обзора достаточно, чтобы видеть: силлабика никоим образом не была случайной заемной модой, будто бы не соответствовавшей «духу» русского языка. Это был стих широко употребительный, хорошо разработанный и гибкий.
Если он и отступил перед натиском тоники и силлабо-тоники, то только потому, что те своей однообразной строгостью лучше подчеркивали противопоставление стиха и прозы.
