Фрагмент диалога о "душевном" стихосложении

ОНА: Для меня стихи — отдых. Конечно, хочется писать их лучше, но все эти теории легко ломаются, стоит какому-либо признанному поэту нарушить их. Тотчас найдут объяснения, оправдания и, в конце концов, подведут новую теорию. Это вроде истории в описании историков. Как надо — так и напишут.

ОН: Для меня — хобби, которое иногда является отдыхом, а временами — тяжким трудом. А чтение теории стихосложения за труд не считаю. В отношении самой этой теории с тобой согласен. Стихосложение, как, пожалуй, любое искусство, в очень малой степени поддается формализации, а потому и урегулированию. А значит, роль теории выхолащивается, она превращается в статистический анализ практики и в сборник субъективных рекомендаций.
Но для начинающих творцов переоценить роль теории невозможно, т.к. она дает крайне важные основы творчества. Прежде всего она показывает схоластическую сущность тривиальной фразы, которую любят повторять многие начинающие: «Я пишу душой».

ОНА: «Тривиальная фраза» может и не иметь «схоластическую сущность» (ну ты даёшь!). На мой взгляд, учиться писать надо с другого конца — искренне и именно с душой. Пусть сначала не по правилам. Вогнав себя в тиски правил, начинающему будет потом трудно развернуть в стихотворении свою душу. Другое дело, что этой фразой оправдывают бесталанность. Ну, тут уже и правила не помогут.

ОН: Я, например, начинал учиться писать стихи не душой, а спортивным азартом. Для меня это было, как разгадывание кроссворда: нужно найти подходящее по смыслу и по размеру слово. Плюс к тому рифму подобрать. Отлично, если душа принимает участие в стихосложении, но только не в качестве писаря или машинистки. Она напечатала, а ты уж с помощью головы и познаний в теории приведи написанное душой в удобочитаемый вид. Все, кто утверждает, что пишет душой, забывают, что читателям нужна готовая и качественная продукция, а не испражнения души автора.