Книг в доме было всегда много. Здесь на самом деле читали. И большАя часть этих книг написана о животных. А бОльшая из этой большОй – о морских животных.
Такие книги покупались для Вовочки, и он их действительно читал и перечитывал, подолгу рассматривая иллюстрации.
Особенно его заинтересовали косатки, когда он узнал, что кАсатка и кОсатка не орфографическая оплошность, а слова, обозначающие разных существ. Касаткой называли то одну, то другую птицу. Одна была похожа на ласточку, только с ярко окрашенной головой. Вторая же выглядела как причудливо расцвеченная утка.
Косатками же были те самые чёрно-белые киты с мелкими ровными зубами, которые почти всё время были видны, а потому казалось, что эти дивные хищники постоянно улыбаются. Улыбались же, наверное, они потому, что постоянно плыли, даже когда спали, и проплывали за день по ста пятидесяти километров. Неслись они в пучине океана, рассекая упругую воду своими совершенными телами, и всё время кричали в бездну, их породившую. Кричали тем самым загадочным звуком, которого не слышит человек, но точно знает, что он существует.
О чём кричали? Скорее всего, о том, что жить удивительно здорово и увлекательно. Или заявляли миру о том, что они существуют, любят этот мир и приветствуют всех в нём живущих, даже тех, кто когда-нибудь станет их добычей, ведь они же хищники и в этом не виноваты.
Всего более Вовочку потрясло то, что когда это дивное диво попадает в неволю, даже в самый комфортабельный бассейн, где поддерживают постоянную температуру очищенной воды и даже создают подобие океанских течений, где не надо охотиться, потому что тебя строго по режиму кормят, то они продолжают кричать и там. Но теперь звуки их криков отражаются от бетонных стен бассейна и вновь возвращаются к косаткам, отчего те глохнут и глупеют спустя какое-то время. Некоторые даже сходят с ума. А старый Лидинг, проживший в неволе почти десять лет, вконец источил свои красивые зубы, потому что грыз ими стены и дно бассейна, но так и умер не смогшим освободиться рабом, который нужен был лишь для того, чтобы несколько раз за день выпрыгнуть по команде дрессировщика из воды и пролететь красиво сквозь пылающее над водой кольцо…
И многое другое ещё узнал Вовочка из этих книг. Не знал он только одного: любит ли самих животных или только истории о них. Это потому, что в доме вообще не было никогда никаких животных! Даже крошечного аквариума с одинокой золотой рыбкой или банки с пресловутым хомячком.
Почему, спросите вы? Да потому, что мама считала, что животные должны жить в естественной для них среде, а не в городской, пусть и большущей, доставшейся от маминых родителей, квартире. Кроме того, от любых животных очень много грязи, а мама одна, и ей тяжело убирать даже за Вовочкой, потому что рос он «импульсивным и неорганизованным мальчиком» (мама так говорила).
Почему мама была одна? Да просто потому, что она выгнала папу, прямо посреди зимы, прямо в дальнейшую жизнь, когда Вовочке не было ещё и года. Как объясняла сама мама, «этот человек» её «фундаментально разочаровал своей совершеннейшей бездуховностью, нежеланием читать вечерами и говорить всё время о высоком».
Чтобы «дурная наследственность и сына не превратила в человека со столь низменными запросами», мама зорко следила всю жизнь за тем, как формируется, а потом и функционирует он как личность. С самого детства они раз в месяц ходили с мамой в театр, на выставку и в кино, после чего дома устраивали обстоятельные обсуждения увиденного.
Впечатлений за Вовиково детство скопилось в нём так много, что он почти всё забыл… Хотя, - нет, не всё. Как во сне (или и вправду – во сне) он помнил Третьяковку, совсем маленький зал, стены, потолок и пол в котором были выкрашены в чёрный цвет, а на дальней от входа стене висела едва подсвеченная чёрная картина в чёрной же раме, где лунная дорожка бежала вдаль по чёрной воде. Это было почти так же красиво, как несущиеся в океане косатки. Вовочка был очарован и навсегда запомнил имя художника: Архип Куинджи. И название картины «Ночь на Днепре» тоже запомнил. Почему-то ему казалось, что тосковал автор так же, как тоскуют в неволе косатки и тоже, наверное, кричал. Только крик его был не слышен, а виден людям.
А затем Вовочка вырос и захотел стать моряком. Но мама убедила его, что лучше тогда быть инженером-проектировщиком судов речного и морского плавания. И Вовочка – стал.
Когда он привёл в дом, чтобы познакомить с мамой Марину, то сразу понял, что на этой девушке он не женится… потому что она не понравилась маме.
А потом он не женился на Свете. Затем – на Лене, защищая которую робко возразил маме, что это ведь он себе, а не ей выбирает жену. Мама обдала его таким холодным взглядом, что почувствовал себя Вовочка случайно заплывшей на Северный полюс косаткой, вмёрзшей в лёд.
Когда он сказал маме о том, что после института хочет распределиться в один из портов Дальнего Востока, с мамой случился сердечный приступ, от которого она три дня пролежала в постели с холодным компрессом на голове. С Вовочкой она не разговаривала, но при этом много читала своего любимого Маркеса
Как только Вовочка сказал, что передумал ехать на другой конец страны, мама быстро пошла на поправку, а через несколько дней сообщила сыну, что сделала несколько очень важных звонков, благодаря которым Вовочку возьмут в аспирантуру при его институте.
… косатка опять тихо (чтобы не обеспокоить маму) погрызла бетонные стены и послушно прыгнула в кольцо…
Через несколько лет мама сказала, что Вовочка непременно должен познакомиться с внучкой Маргариты Иосифовны (кто такая Маргарита Иосифовна?!) Наташей (а это ещё кто?), чтобы в дальнейшем вступить с этой благородной девушкой в брак и одарить маму и мир своими отпрысками («Наташа уж точно породу не испортит,» - сказала в завершение мама).
Вот здесь Вовочка встал на дыбы и сказал, что, в случае продолжения этого разговора, он поедет на тот самый Днепр, который когда-то видел на картине и ночью пойдёт по той самой лунной дорожке…
И это не было «восстанием угнетённых», нет… Просто Вовочка вдруг понял, что уже ничего не хочет. В о о б щ е н и ч е г о.
… И они продолжили жить с мамой по когда-то заведённому порядку…
… Умирала мама мучительно. В больницу ехать отказалась. От сиделки, которую хотел нанять Вовочка, она отказалась категорически, потому что стесняла того, что чужая женщина будет менять ей нательное и постельное бельё, ведь Вовочка же прекрасно с этим справляется сам.
… косатка опять послушно прыгнула через огонь…
Через полгода такой жизни мысль о том, что можно ведь просто накрыть лицо постоянно теперь полуспящей мамы подушкой и подержать её несколько минут, уже не казалось чудовищной.
В сентябре… да, в сентябре, удивительно тихом и каком-то радостно-покорном в тот год, Вовочка возвращался с работы и думал, что ему уже тяжело, надо, наверное, уходить.
Дома было тихо. Мама лежала с открытыми глазами, но её уже не было. В руке она держала карандаш и скомканную записку: «Прочти «Осень Патриарха» Маркеса. И прости меня».
«А зачем читать и для чего прощать? - подумал тогда Вовочка. – Завтра мне шестьдесят шесть».
P.S. И ты, дорогой читатель, прочти или перечти «Осень Патриарха»… ну, или продолжай грызть стенки бассейна, если зубы ещё остались… |
Спасибо огромное. Мастер есть Мастер!!!