Иннокентию Платонову

Здравствуй, Иннокентий. Только вчера приземлился. Полёт был долгим, но не значит, что безынтересным. Просто с разных сторон врезались обстоятельства. Бывает и такое… Но я не об этом, мой друг.

Думал о тебе и вспоминал Франкенштейна. Не безумца, создавшего монстра, а именно самого монстра.

Словно вижу его наяву, одинокого, неказистого и грузного, к тому же озлобленного, влачащего на себе обрубки чужих историй.

И ничего не надо ему, кроме одной женщины, пусть и такой же чудовищной снаружи, как он сам.

Несчастная попытка вытравить из себя одиночество!

Всегда его, героя Мэри Шелли, было жалко. Даже хотел его смерти, ведь искомое он получить всё равно бы не смог.

Думается, достаточно одного близкого человека из своего времени, чтобы начать всё заново. С ним можно оказаться в любой точке пространства, в любой дате и в любом возрасте.

Проблема в том, что подойдёт для этого не каждый. С иным и рёв многотысячной толпы не хочется делить, не говоря уже о тщательно оберегаемом одиночестве.

У меня есть лакмусовая бумажка дружбы или любви. Представляю, как очнулся в чужом мире, и нет в живых ни одного современника. Тоска изнутри и снаружи: и распирает, и давит. Желания жить дальше, конечно, нет.

Тут появляется конкретный человек, которого знал в прошлом. Если в новом мире он не только фантазируется, но ещё и приносит с собой желание жить, значит, твой. Все остальные – выпить или диван перетащить, но никак не на замену одиночеству.

P.S. Тосковал по непрожитым тобою годам… Приятное болезненное ощущение...