Произведение «Степь (продолжение)» автора Лариэя Кея

1
Вольным стилем двигался трамвай по неизменному маршруту. Рулевой, человек с принципами, милостиво смотрел вперёд. Опытный ветер осторожно реставрировал лобовое стекло, ведь это было его основным занятием, которое оплачивал кто-то.
У рулевого в голове одна беспокойная мысль переписывалась с другой, более беспокойной, ну а третья сосредоточенно смотрела вверх, надеясь увидеть лицо того, в чьей голове находилась. Других мыслей не было, то ли они вышли по нужде, то ли где-то в тайных комнатах занимались любовью, что, в сущности, одно и то же. Покорно стучали колёса, и твёрдые рельсы понимали их бедственное положение, со стороны, однако, казалось, что как раз тяжёлые колёса с пониманием относились к бедственному положению длинных рельс. Впрочем, это было взаимно.
2
Аккуратно реставрируя лобовое стекло, ветер прислушивался к гулу мотора, пытаясь уловить хоть какие-то нарушения, но тщетно, трамвай недавно прошёл техническое обслуживание, бригада слесарей из трамвайного депо знала своё дело и не допускала ошибок, бригадиром был Сергей Каменьев, восемьдесят девять лет, холост, детей нет, по крайности, не рассказывал.
3
Кондуктором двигалась женщина лет двадцати пяти, в серой куртке. Она меняла пассажирам их деньги на свои билеты. Она была трамвайным менялой. Это был честный обмен, ибо бумажки, оторванные от бумажной ленты, стоили определённых денег. И пассажир, завладевший бумажкой от кондуктора, успокаивался на всё время поездки. Марксизм, одним словом.
4
Все люди - менялы, они то и дело меняют на себе одежды, меняют одно настроение на другое, меняют свои деньги на продукты из магазина, которыми потом буднично питаются, иногда это происходит празднично, а их организмы потом меняют продукты на жизненно важные вещества.
5
Пассажиры напрягали мозги, пытаясь вспомнить, что им делать дальше, вспоминали и выходили на остановках. Улица сразу захватывала их и направляла как раз туда, куда они хотели дойти и не споткнуться. Дорожная пыль была в шапке невидимке, поэтому её никто не видел, как только шапка с неё слетала от ветра, её тут же все видели, и она пыталась залезть прохожему в глаза, другому она прыгала прямо в рот, а иному залетала в нос. И люди разнообразно ругали её, кто вслух, кто про себя, а кто между вслух и про себя, что было большим искусством.
6
Кругом было людно, вокруг также было людно, и от сих и до сих было многолюдно, так что было людно везде, где могло быть людно.
Максим Демьянов, которого друзья почему-то называли Демьяном, шёл по дороге, питаясь, в основном, жвачкой, купленной в магазине, а также пылью, снявшей на ветру шапку, которая делала её невидимой. Он уверенно шёл, чтобы увидеть свою девушку, которая ждала его возле входа в городской парк, слева от городского парка расположился автопарк, у него был номер, который сейчас не важен, она стояла брюнеткой, она мялась на одном месте девушкой в кожаной куртке, которая налезла на неё дома и сопровождала до сих пор, бордовая и, возможно, модная. Только тётка, которую все звали Модой, знала, модная была эта бордовая куртка или уже вышла из моды. Она легко могла выйти из моды, если тётка по имени Мода скажет ей, чтобы она вышла. Если она скажет зайти, она зайдёт и будет модной. Мода решала, чему быть, а чего не миновать. Девушка Демьяна торчала на асфальте девушкой по имени Алиса и мялась на одном месте, чтобы Демьян её не проглядел. А он мог, ибо пыль беззастенчиво лезла ему в глаза, пока была возможность, которая могла внезапно исчезнуть, небосвод был фиолетов от туч и в любой момент мог поднатужиться и дать дождя или, того хуже, ливня.
7
Максим Демьянов, которого все называли Демьяном, встретил Алису там, где вход в городской парк, и они торопливо поменяли это место на другое, потом на другое, и в течение получаса меняли места, пока не уселись за столиком в кафетерии. И Алиса, наконец, спросила его, как у него дела. Он сам хотел задать ей вопрос, как у неё дела, но она опередила его, она оказалась расторопней, поэтому он улыбнулся и сказал, что дела его идут, как нельзя лучше. Белый потолок смеялся над посетителями всеми лампами. На больших окнах кафетерия не было занавесок, поэтому они тихо смеялись над устаревшим интерьером. Они успевали ещё улыбаться тому, что было на улице.
8
Белохвостая собачка путалась под ногами сухопарой женщины, которая перед прогулкой надела на себя серый свитер и широкие брюки, чтобы скрыть свою непривлекательную фигуру от любопытных прохожих. Прогуливаясь, она глазела по сторонам. Там и сям кривлялись, зеленея, высокие деревья, на которых дежурили сметливые воробьи. Нескромный ветерок, вооружившись дорожной пылью, шустро носился по улицам, подчёркивая, что между ним и воскресным солнечным днём полностью отсутствовало взаимопонимание.
9
Покрытая полупрозрачным платком голова женщины работала, что твоя стиральная машина. Она думала о своей восьмилетней внучке, которая лежала в постели с забинтованной ногой. Перед этим она кое-как погладила свою майку с зелёным рисунком, поставила утюг под стол остриём кверху, чтобы остывал, тут же забыла об этом, и голой ногой удачно дотронулась до гладкого лица утюга, который только собирался остывать, но ещё даже не начинал. Ожог был превосходным. Участок кожи, размером с коробку с карандашами, был серым с лиловыми краями. Бабушка, прибежавшая из кухни на дикий вопль, хотела крепко выматерить неуклюжую девочку, но передумала, яростно метнулась к серванту, открыла и достала помятый тюбик, внутри которого скрывалась вонючая мазь зелёного цвета, которая могла облегчить страдания, обладая такими свойствами. Спасённая внучка уверенно исполняла гимн, который нравился нытикам и, когда нога была основательно забинтована, перешла на всхлип и постепенно затихла.
10
Как раз в эту минуту в квартире появилась, в приталенной куртке цвета воробьиного крыла, мать восьмилетней дочери, Марина Монголова. И мать Марины, русоволосая голова которой продолжала работать, что твой компрессор, поведала ей, что произошло за последние сутки. Обе присели у постели Кристины, которая с восхитительной улыбкой глядела на ту, которую неоднократно видела по телевизору в какой-нибудь мелодраме. Ибо Монголова была нарасхват, каждый сообразительный постановщик делал всё возможное, чтобы несравненная актриса оказалась у него на съёмочной площадке. Дивные глаза под тонкими бровями смотрели на нарядного партнёра по сцене, и главный горлопан умолкал, почёсывая подбородок, а также за ухом, еле сдерживаясь от нахлынувшего волнения.