Виктор КОРОЛЕВ
К Элизе, «бессмертной возлюбленной»
Послушайте ещё раз знаменитое произведение Бетховена «К Элизе». Эта маленькая пьеса для фортепьяно соло (багатель ля-минор) – не просто музыка, это признание в любви! В наши дни пьеса известна всем, а при жизни композитора она издана не была.
Когда друзья разбирали бумаги покойного композитора Бетховена, среди обрывков рукописей, незаконченных партитур и старых счетов они нашли перевязанное лентой письмо. Десять страничек, исписанных малопонятным бетховенским почерком. Вместо адресата – всего два слова: «Бессмертной возлюбленной». Письмо начиналось словами: «Мой ангел! Мысли мои устремлены к тебе, моя возлюбленная…»
Имя «бессмертной возлюбленной» осталось неизвестным даже для друзей. Композитор не захотел никого допустить к главной тайне своего большого сердца. Позже, изучив жизнь гения, исследователи выяснили, что у Бетховена никогда не было знакомой женщины по имени Элиза.
…Провести всемирный конгресс в честь победы над Наполеоном в австрийской столице предложил Александр Первый. Русского царя просто боготворили за победу над французами. Всё население Вены вышло встречать императора с его очаровательной супругой Елизаветой Алексеевной, которую здесь еще помнили как принцессу Баденскую Луизу Марию Августу, или по-домашнему просто Элизу.
Императрица, этот ангел, спустившийся с небес, была далека от политики. Посещала балы, обеды, приёмы, ежедневные концерты. Самый известный в Вене композитор Людвиг ван Бетховен представлял в её честь свою оперу «Фиделио». Императрице опера понравилась. Она попросила передать композитору благодарность и желание послушать ещё что-нибудь из его произведений. Бетховен был потрясен до глубины души…
Ночью он не может уснуть. В дрожащем свете оплывших свечей мечется по кабинету, то подсаживаясь к роялю и что-то наигрывая, то что-то записывая и перечёркивая снова и снова. У него есть только начало. Так и не придумав ничего, к утру он просто присоединит вторую часть – из написанного ранее.
Его встреча с русской императрицей произошла 20 января 1815 года в личных покоях, выделенных супруге Александра Первого. Бетховен вошел в зал и долго молчал, пока, наконец, не решился:
– Ваше величество, простите мне мою неуклюжесть и неумение говорить, но прошу, от всей души, примите от меня в подарок маленькую пьесу…
Смущенно склонив поседевшую голову, композитор протянул ей ноты bagatelle ля-минор.
– Господин Бетховен, – сказала, улыбаясь ласково, императрица, – я Вам очень благодарна за подарок. Ваша музыка полна доброты, и потому я преклоняюсь перед Вашим талантом. И была бы признательна, если бы Вы сами сейчас эту пьесу сыграли…
Композитор поднял голову, как только она начала говорить. Он молча смотрел на её губы, силясь разобрать слова. Её немецкий немало отличался от того, как говорят в Австрии, и ему было трудно уловить смысл сказанного. По её улыбке он видел, что к нему благосклонны, но понимал, что крайне неприлично смотреть безотрывно в лицо императрицы, на её рот, на её тонкие, красиво изогнутые губы – и ничего не мог с собой поделать.
Молчание затянулось. Фрейлины императрицы, стоящие неподалеку, во все глаза смотрели на этого невзрачно одетого, странного господина.
– Так что, господин Бетховен, не откажете в сей любезности? – снова спросила императрица, показывая на рояль в углу.
Бетховен посмотрел туда, куда она указывала рукой, и тотчас понял, чего от него хотят. Он сел за инструмент, поднял крышку. Ещё не успел сообразить, что будет играть, как вставшая рядом императрица положила перед ним ноты – bagatelle ля-минор. Он мог не смотреть на партитуру, всю пьесу он помнил наизусть, играя её до рассвета. И он начал играть – для той одной, кому посвятил эту небольшую вещицу, этот «пустячок», как переводится с французского «багатель».
Он ощущал у себя за спиной дыхание самой прекрасной женщины на свете, он был бесконечно влюблён в эту женщину и чувствовал себя полностью несчастным. Крещендо прозвучало у него, как разрыв сердца. Он не слышал своей игры, и только когда медленно угас последний звук в рояле, пришёл в себя, медленно поднялся, повернулся к императрице.
Лицо Елизаветы Алексеевны светилось каким-то внутренним светом. Глаза сияли благодарностью. Губы приоткрылись и что-то произнесли, но он снова не разобрал. Фрейлины аплодировали у стены – он это видел. Потом Элиза, эта богиня, этот ангел, направилась к своему столику, взяла там что-то и подошла к нему снова так близко, что он уловил аромат её кожи.
– Я в полном восторге, господин Бетховен, сказала императрица. – Это было незабываемо. Спасибо за такой подарок. Позвольте мне вручить Вам в знак благодарности эту шкатулку.
И она протянула композитору маленькую резную шкатулку с 50 дукатами. Аудиенция была окончена. Бетховен молча поклонился и вышел. С того дня он никогда больше не играл публично. Более того, три года после этой встречи он не мог ничего написать. Три года – ни строчки… А спустя десять лет, узнав, что российская императрица так же внезапно, как и её супруг, скончалась, композитор тяжело заболел. Врачи никак не могли поставить диагноз, а ему становилось всё хуже и хуже…
…Когда друзья стали разбирать бумаги, оставшиеся после смерти Бетховена, они нашли в потайном ящике гардероба письмо со странным адресом – «Бессмертной возлюбленной». Десять листков бумаги. А ещё нашли маленькую шкатулку, в которой лежали 50 дукатов – всё состояние, что осталось от гения.
Für Elise, die „unsterbliche Geliebte“
Hören Sie sich, bitte, noch einmal das berühmte Werk von Beethoven „Für Elise“ an! Dieses kleine Solostück für Klavier ist nicht nur einfach Musik, sondern auch eine leidenschaftliche Liebeserklärung! Dieses Stück ist heute allen bekannt, wurde aber zu Lebzeiten des Komponisten nie veröffentlicht.
Als die Freunde die Papiere des verstorbenen Komponisten Beethoven durchsahen, stießen sie unter den Notizen, unvollständigen Partituren und alten Rechnungen auf einen mit einem Band verschnürten Brief. Zehn Seiten, beschrieben mit Beethovens schwerverständlicher Handschrift. Als Empfänger – nur die Worte: „Der unsterblichen Geliebten“. Der Brief begann mit den Worten: „Mein Engel! Mein Alles, mein Ich! Meine Gedanken eilen zu dir, meine Geliebte…“
Der Name der „unsterblichen Geliebten“ blieb sogar für die Freunde ein Geheimnis. Der Komponist wollte niemandem das wichtigste Geheimnis seines großen Herzens preisgeben. Später, als die Forscher das Leben des Genies gründlich studierten, fanden sie heraus, dass Beethoven nie eine Bekannte mit Name Elise hatte…
...Den ersten Weltkongress zu Ehren des Sieges über Napoleon in der österreichischen Hauptstadt fand auf Vorschlag Alexander des Ersten statt. Den russischen Zar vergötterte man in Europa buchstäblich für den Sieg über die Franzosen. Die gesamte Bevölkerung Wiens fand sich zum Treffen des Kaisers und seiner charmanten Gattin Elisabeth Alexejewna ein, die man hier noch als die deutsche Prinzessin von Baden Luise Marie Auguste, oder häuslich einfach Elise, in Erinnerung hatte.
Die Kaiserin, dieser vom Himmel herabgestiegene Engel, war von der Politik weit entfernt. Sie besuchte Bälle, Festessen, Empfänge, tägliche Konzerte. Der in Wien bekannteste Komponist Ludwig van Beethoven gab ihr zu Ehren seine Oper „Fidelio“. Die Oper gefiel der Kaiserin sehr. Sie bat, dem Komponisten ihr Dank zu überbringen und äußerte den Wunsch, noch etwas von seinen Werken zu hören. Beethoven war tief in der Seele erschüttert...
In der Nacht kann er nicht schlafen. Bei zitterndem Kerzenschein rennt er im Raum unruhig auf und ab, bald spielt er am Klavier etwas leise vor sich hin, bald notiert er etwas, streicht eifrig aus und notiert wieder. Er hat nur den Anfang. Bis zum Morgen fällt ihm so auch nichts weiter ein. Dann hängt er einfach als zweiten Teil etwas aus dem zuvor Geschriebenen an. So wirkt das Stück als etwas in Eile Zusammengeklebtes. Aber für Änderungen bleibt ihm schon keine Zeit.
Sein Treffen mit der russischen Kaiserin fand am 20. Januar 1815 in den persönlichen Gemächern, die man der Gattin von Alexander I. zur Verfügung gestellt hatte, statt. Beethoven betrat den Raum schüchtern und schwieg lange, ehe er sich schließlich entschied: „Eure kaiserliche Majestät, verzeihen Sie mir meine Ungeschicklichkeit und Unfähigkeit zu sprechen, aber ich bitte Sie herzlichst, dieses kleine Stück als Geschenk von mir anzunehmen…“
Verlegen senkte der Komponist den schon ergrauten Kopf und reichte ihr die Noten des bagatelle-a-Moll.
„Herr Beethoven“, sprach die Kaiserin, zärtlich lächelnd. „Ich bin Ihnen sehr dankbar für das Geschenk. Ihre Musik ist voller Güte, und darum verehre ich ihr Talent. Und wäre Ihnen dankbar, wenn Sie jetzt selbst dieses Stück vorspielen würden...“
Der Komponist hob den Kopf, sobald sie zu sprechen begann. Schweigend sah er auf ihre Lippen, bestrebt, die Worte zu verstehen. Ihr Deutsch war anders als das, was man in Österreich sprach, und es fiel ihm schwer, den Sinn des Gesagten zu erfassen.
An ihrem Lächeln erkannte er aber, daß man ihm zugetan sei, aber er war sich auch bewusst, daß es äußerst unanständig sei, das Gesicht der Kaiserin, ihren Mund, ihre dünnen, schön geschwungenen Lippen unablässig anzustarren – konnte aber nichts dagegen tun.
Das Schweigen zog sich hin. Die Hofdamen der Kaiserin, die in der Nähe standen, wandten kein Auge von diesem unansehnlich gekleideten Herrn, der dastand, als ob er plötzlich gelähmt wäre.
„Also, Herr Beethoven, erweisen Sie mir diese Liebenswürdigkeit?“, fragte die Kaiserin wieder, indem sie auf das Klavier in der Ecke deutete...
Beethoven schaute, wohin sie mit der Hand zeigte, und erkannte sofort, was man von ihm wollte. Er setzte sich ans Instrument, hob den Deckel.
Noch hatte er nicht erwogen, was er spielen würde, als die Kaiserin zu ihm trat und ihm die Noten des bagatelle-a-Moll vorlegte. Er brauchte nicht auf die Partitur zu schauen, er kannte das Stück, das er bis zur Morgendämmerung gespielt hatte, auswendig. Und er begann zu spielen – für die eine, der dieses kleine Stück, diese „Kleinigkeit“, wie man „bagatelle“ aus dem Französischen übersetzt, gewidmet war.
Er fühlte hinter sich den Atem der schönsten Frau der Welt, er war hoffnungslos verliebt in diese Frau und fühlte sich total unglücklich. Das Crescendo hörte sich bei ihm als ein Herzschlag an. Er hörte sein Spiel nicht, und nur als der letzte Ton im Klavier langsam verklang, kam er zu sich, erhob sich, wandte sich zur Kaiserin um.
Die Kaiserin stand mit einem wie durch irgendein inneres Licht verklärten Gesicht da. Ihre Augen strahlten vor Dankbarkeit. Ihre Lippen bewegten sich und sie sagte etwas, das er aber wieder nicht verstand. Die Hofdamen an der Wand klatschten Beifall – er sah es. Dann ging Elise, diese Göttin, dieser Engel, zu ihrem Tisch, nahm dort etwas und kam ihm wieder so nah, daß er den Duft ihrer Haut auffangen konnte.
„Ich bin total begeistert, Herr Beethoven“, sagte die Kaiserin. „Es war unvergesslich. Danke für so ein Geschenk. Lassen Sie mich, Ihnen aus Dankbarkeit diese Schatulle geben“.
Und sie überreichte dem Komponisten eine kleine geschnitzte Schatulle mit 50 Silbermünzen. Die Audienz war vorbei. Beethoven verbeugte sich schweigend und ging hinaus. Seit diesem Tag spielte er nie wieder in Öffentlichkeit. Darüber hinaus, konnte er nach diesem Treffen drei Jahre nichts schreiben. Drei Jahre – keine Zeile...
Und zehn Jahre später, als er erfuhr, daß die russische Kaiserin auch so plötzlich, wie ihr Gemahl, starb, erkrankte der Komponist schwer. Die Ärzte konnten keine richtige Diagnose stellen, aber es ging ihm immer schlechter und schlechter.
...Als die Freunde seine Papiere, die nach dem Tode Beethovens zurück blieben, durchblätterten, fanden sie in einem geheimen Fach der Garderobe den Brief mit der seltsamen Adresse „Der unsterblichen Geliebten“. Zehn Blättchen Papier. Und daneben eine kleine Schatulle mit 50 Silbermünzen – dem ganzen von diesem Genie hinterlassenen Vermögen.
For Elise, to „Immortal Beloved“
Listen to Beethoven’s famous work “For Elise” one more time! This little piece for piano solo (bagatelle A-minor) is not just some music; it’s a declaration of love! Nowadays the play is known to everyone, but it was not published during the lifetime of the composer.
When the friends of the late composer Beethoven looked into his papers, among the scraps of manuscripts, unfinished scores and old accounts, they found a letter thwarted with a band. Ten pages, covered with a strange inscrutable Beethoven’s handwriting. Instead of the addressee, it held just three words: “To Immortal Beloved.” The letter began with the words: “My angel! I’m thinking only of you, my beloved...”
The name of the “immortal beloved” remained unknown even for his close friends. The composer did not want to let anyone close to the major secret of his big heart. Later, after studying the life of a genius, the researchers found out that Beethoven never knew any woman named Elisa...
...Alexander proposed to hold a world congress in honour of the victory over Napoleon in the Austrian capital. The Russian tsar was idolized for the victory over the French. The whole population of Vienna came out to meet the emperor together with his charming wife, Elizaveta Alekseev’s, who was still remembered here as the princess of Baden, Louise Maria Augusta, or simply Elisa at home.
The Empress, the angel, descended from heaven, lived far from politics. She was attending balls, dinners, receptions, daily concerts. The most famous composer in Vienna, Ludwig van Beethoven, represented her with opera Fidelio made in her honour. The Empress liked the opera. She asked to convey her compliments to the composer and desired to listen to some of his works. Beethoven was shocked to the very roots of his being...
At night, he could not fall asleep. Under the trembling light of the faded candles, he rushed around his office, then sitting down at the piano and playing something, then writing and crossing out something over again. He had only a beginning. And without thinking up anything, by the morning he simply attached the second part from what he has written earlier.
His meeting with the Russian Empress occurred on January 20, 1815, in private apartments, allotted to the wife of Alexander the First. Beethoven entered the hall and then remained silent for a long time until him; finally, found it in his heart to speak: “You’re Majesty, forgive me my awkwardness and tongue-tiredness, but please, from the bottom of my heart, accept from this small play as a gift from me...”
Self-consciously, the composer bowed his greying head and handed her the bagatelle scores in A-minor. “Mr. Beethoven,” said the Empress, smiling sweetly, “I am very grateful for the gift. Your music is full of kindness, and therefore I bow to your talent. And I would be grateful if you yourself played this play now...”
The composer raised his head as soon as she began to speak. He silently looked at her lips, trying to make out the words. Her German was quite different from that they spoke in Austria, and it was difficult for him to grasp the meaning of what was said. Her smile suggested him that she was benevolent, and he understood that it was extremely unseemly to look without blinking into the face of the empress, her
| Помогли сайту Реклама Праздники |
Написано изящно, очень правильным русским языком, что в наше время редкость.
Прочёл с удовольствием.
Но, ни в коем случае не покушаясь на право автора фантазировать, обратил внимание на два хронологических несоответствия.
Пьеса "К Элизе" датируется 1810 годом, а события в новелле происходят в 1815. До Венского конгресса композитор никак не мог видеть царицу.
Сочинение было обнаружено только через сорок лет после смерти Бетховена. Трудно себе представить себе в это время живыми его друзей.
Простите, что пытаюсь поверить алгеброй гармонию, но были же когда-то математика и музыка единым искусством.