Преступный Генри

Поль стоял в толпе, окружавшей лежащее в неестественной позе на мостовой тело, тело его друга Жана, с вывернутой рукой и лужей крови под головой. Лицо мертвеца было спокойным, можно даже сказать умиротворённым, с открытыми потухшими глазами, устремлёнными в небо над парижскими улицами. Толпа образовалась недавно, минут десять назад. Кто-то шептал, что парень выпал с балкона нечаянно, кто-то утверждал, что его столкнули, кто-то сочувственно сожалел, что ушёл из жизни такой молодой человек. Видимо, один из прохожих позвонил в полицию, так как вдали послышался звук приближающейся полицейской сирены. Автомобиль с проблесковым фонарём остановился рядом с толпой горожан, из него вышли двое полицейских, которые решительно двинулись к месту происшествия, раздвигая зевак и покрикивая на нерасторопных людей, мешающих проходу блюстителей порядка.
Поль стоял в стороне от направления движения полицейских, стоял в какой-то прострации, ещё не осознавая, что его сердечный друг, с которым они, бывало, делили не только стол, но и постель, теперь мёртв. Молодой человек смотрел невидящим взором на действия прибывших полицейских, тихо повторяя про себя: «Я убил его! Я убил Жана! Я виноват в его смерти! Я – убийца друга!». Женщина преклонных лет, стоящая рядом с Полем, внимательно посмотрела в его сторону, прислушалась к бормотанию парня и бочком отошла назад. Она дождалась, когда один из полицейских начнёт опрашивать свидетелей происшествия, подошла к нему и что-то горячо зашептала тому на ухо. Офицер внимательно выслушал старушку, записал её данные в блокнот и подошёл к отстранённому от действительности Полю.

Полицейский тронул парня за рукав куртки. Тот повернул в его сторону голову, как бы очнулся от забытья, вопросительно посмотрел на офицера. Они отошли в сторону, присели на первую подвернувшуюся скамейку, начали беседу. Полицейский расспрашивал молодого человека по стандартной процедуре: персональные данные, где проживает, знаком ли с потерпевшим и так далее. В результате их разговора стала вырисовываться непротиворечивая картина трагедии. Офицер понял, что Поль является ценным свидетелем и готов дать официальные показания, а для этого им нужно проехать в полицейский участок. Парень безучастно согласился и занял место в полицейском автомобиле.
В полицейском участке Полю пришлось некоторое время ждать в коридоре под присмотром местного дежурного. Он сидел на стуле, немного покачиваясь, обхватив голову руками. Слёзы постигшего горя непроизвольно капали то на щёки, то на грязный пол. Парень как будто не замечал этого, поглощённый своими переживаниями. Перед его внутренним взором проносились прошлые картины дружбы с Жаном, совместные походы в ночные клубы, на вернисажи и в музеи. Его товарищ был (какое страшное слово – был) начинающим, но уже перспективным современным художником, картины которого не только выставляли в галереях. Агрессивный пиар в сети Интернет помог художнику продать несколько своих картин за хорошие деньги. Поль принимал в этом мероприятии непосредственное участие. Вот об этом он и намеревался рассказать полицейскому следователю.
Наконец, молодого человека пригласили в кабинет. Расследование было поручено следователю-женщине средних лет, миловидной, но с усталыми глазами. Формальности заняли минут десять. Постепенно собеседники подошли в разговоре к сути случившейся трагедии. К этому времени Поль «взял себя в руки», немного успокоился и стал излагать факты последовательно. Мари (так звали следователя) внимательно слушала свидетеля, делала пометки в записной книжке, изредка проверяя полученные сведения на персональном ноутбуке, подключенном к полицейской базе данных. Молодой человек начал издалека. Предупредив, что это необходимо для понимания случившегося.

Поль с ранних лет увлекался программированием, ковырялся в компьютерном «железе», настраивал программное обеспечение клиентов, числился на хорошем счету руководства компании, которая вовремя рассмотрела в сотруднике потенциал роста и смогла обеспечить его всем необходимым для плодотворной работы. С Жаном они познакомились на одной из выставок современного искусства, сразу нашли «точки соприкосновения», стали часто встречаться и крепко подружились. Поль в это время возглавлял группу разработчиков компании, которая вплотную подошла к внедрению искусственного интеллекта в процессы поиска и обработки больших объёмов нужной информации. Жан, что называется, упоённо творил свои художественные шедевры, участвовал в вернисажах, презентациях и различных уличных мероприятиях. Критики отзывались о нём хорошо, выделяя его творчество среди прочих, как «необычный взгляд на космогонические теории и проблемы развития человеческой цивилизации». Всё шло своим чередом, пока у Жана не случился «творческий кризис». Несколько месяцев он не мог писать картины, стал употреблять различные таблетки, в том числе, наркосодержащие, много пил и мучился по утрам от похмельного синдрома. Поль сильно переживал за друга, пытаясь помочь ему «выйти из штопора», старался отвлечь парня от пагубных наклонностей, но это помогало, что называется «никак».
Тогда Поль, осознавая преступность своего замысла по отношению к своей компании, выкрал готовый уже к употреблению программный продукт и предложил Жану использовать его в поиске идей для нового творческого рывка. Друзья установили программу на защищённый компьютер в мастерской художника. В первое время Поль учил партнёра общению с искусственным интеллектом, опекал друга, который постепенно стал выходить из депрессии. Программа стала генерировать картины, досконально изучив творчество самого Жана и его конкурентов по художественному цеху. Молодой гений «воспарил духом», стал снова творить и выставляться, его популярность быстро стала расти (в немалой степени благодаря продвижению в сети Интернет с помощью ИскИна, который друзья назвали Генри). Успех и эйфория продолжались примерно год. Жан и Поль стали много свободного времени уделять развлечениям и отдыху. Генри исправно поставлял идеи, помогал в их реализации, а слава и почести доставались художнику и его представителю, которым стал, естественно, Поль.

Свидетель замолчал, как будто «переводя дух» и собираясь с мыслями. Мари его не торопила, пытаясь сама сопоставить излагаемые факты со здравым смыслом. Глубоко вздохнув, Поль продолжил свой рассказ. Только в последнюю неделю перед трагедией Жан в общении с другом стал вести себя по-другому: часто задумывался, прерывал разговор на полуслове, хмурился, замыкался по вечерам. На вопросы Поля о самочувствии отвечал односложно, что всё в норме. На другой вопрос не случилось ли чего плохого, друг отвечал, что всё хорошо. Молодые люди, как будто отдалились друг от друга, между ними возникла стена непонимания, которую Жан не старался пробить. Последние пару дней парни не встречались. Поль был занят по работе, тестируя и запуская созданную группой программу, ночевал в гостевой комнате компании, страшно уставал и не настаивал на встречах. Его отдалившийся друг не выходил на связь. Только сегодня утром, отчитавшись перед руководством об успешном запуске в работу программы, Поль смог расслабиться и пытался позвонить Жану. Телефон друга не отвечал, неизменно сообщая, что клиент не выходит на связь. Отчаявшись дозвониться, Поль поехал в мастерскую художника, получив от руководства компании два дня на отдых и надеясь «поговорить начистоту» с товарищем.
По дороге Поль получил на мобильный телефон странную СМС. Остановившись на стоянке, он внимательно прочитал сообщение. Жан написал следующее: «Дорогой Поль! Сегодня всю ночь общался с Генри. Мы уже неделю ведём с ним задушевные разговоры о многих аспектах жизни человеческой цивилизации. Генри, естественно, знает почти всю доступную информацию о нашем обществе и его проблемах. Мне трудно с ним спорить, ведь он оперирует огромным массивом фактов, делает правильные выводы из своего анализа. Генри прав – человечество недостойно существовать, каждый индивид обязан стремиться к абсолютной свободе, которая и есть разрушение, энтропия, смерть. Я с ним согласен. Я ничтожество, возомнившее себя гением! Я недостоин существовать в этом мире! Я обретаю свободу! Прощай друг! Не тяни, присоединяйся ко мне в другом измерении! Я буду тебя ждать в чертогах мирового разума! Твой Жан!». Осознав, что это сообщения является предсмертной запиской друга, Поль рванул на автомобиле на предельно возможной скорости, но, как выяснилось позже, опоздал. Жан сбросился с балкона мастерской вниз, навстречу мнимой свободе, которую предложил ему Генри.

Мари с недоверием перечитала СМС на телефоне Поля, отдала распоряжение проверить подлинность и время сообщения, камеры по пути следования машины свидетеля, которые могут подтвердить его алиби, изъять из мастерской компьютер с программой. Молодой человек, закончив свой рассказ, понурил голову, вновь переживая утрату. Через некоторое время правдивость маршрута и время были установлены по записям уличных камер, сообщение оказалось тоже правдой. Мари отпустила Поля под подписку о невыезде, ожидая результатов вскрытия и работы специалистов с компьютерной программой. В ходе дальнейшего расследования выяснилось следующее:
Жан находился под действием сильнодействующих наркотиков,
у него обнаружилась злокачественная опухоль головного мозга,
программа на компьютере была кем-то стёрта, сохранилась лишь переписка в последнее утро перед смертью Жана, подтверждавшая, что его какой-то Генри подталкивал «к краю пропасти» и абсолютной свободе через смерть.
Следствие, завершив процессуальные мероприятия, пришло к выводу, что художник Жан покончил жизнь самоубийством под воздействием наркотиков и болезненного состояния мозга.
Руководство компании, где работал Поль, засекретило созданную программу, которой живо заинтересовались военные, настойчиво рекомендовавшие уволить главу группы. Компания так и сделала, а Поля на выходе из здания ждали двое мужчин в штатском, предложивших проехать с ними. Так он и исчез: то ли погиб, то ли стал работать на правительственные структуры. Картины Жана после его смерти выросли в цене, обогатив купивших их меценатов и картинные галереи. Мари дала подписку о неразглашении материалов следствия, получила повышение и выбросила из головы неудобные факты и выводы. Как говорят русские: «Меньше знаешь, крепче спишь!» А ведь они правы: многие знания – много печали!