Горели дома сельсоветчиков, мельница и общественный амбар. Сборный отряд белогвардейца Лебедева зверствовал в деревне Зорино уже несколько часов.
Председатель сельсовета и его семья были порублены шашками в первые минуты налёта, все активисты были повешены в центре деревни, на виду у местных жителей. Всюду стоял крик и вой.
Лебедев сидел на коне верхом и любовался содеянным.
- Тут ещё баб нашли, ваше высокоблагородь, - сказал Лебедеву подбежавший солдат.
- Каких баб?
- С детьми они прятались.
- Тащи сюда.
Через пару секунд перед Лебедевым стояло несколько женщин с маленькими детьми на руках.
- Чьи это дети? - спросил у них Лебедев.
- Наши дети.
- Где они прятались? - спросил он, уже поворачиваясь к белому офицеру, который крепко держал за руку одну из них.
- В погребе, за огородами.
- Понятно! Жёны активистов. Значит, это их мужья висят на площади... Так! Баб в расход, щенкам камень на шею и в реку. Выполнять!
Несколько озверевших солдат этого кровавого отряда набросились на женщин. После того, как они силой оторвали у них детей и покидали в дорожную пыль, бандиты стали насиловать беззащитных селянок на глазах у всей деревни.
У забора напротив, стояла крестьянка средних лет и обезумевшими глазами смотрела на происходящее. Бывший староста Зорино, подошёл к белому офицеру и полушёпотом проговорил:
- Видите, ту, чернявую у забора? Сынки её оба, большевистские подмётки. Старшой амбар охранял, вроде его пристрелили, а младшего спрятала, небось. Это он энтой весной, тут местных ребятишек баламутил. Надо бы и его взять, сучёнка!
Офицер вытащил наган и направился к женщине, на какую указал староста. Своими цепкими пальцами он впился в её худое плечо и, грозя оружием, прошипел:
- Где твой щенок, паскуда? Куда спрятала его, стерва?
Она дико кричала и заслоняла лицо руками.
- Где?! Где?! - орал офицер. - Обыскать весь дом, двор и сараи. Чтоб ни одна красная сволочь не ушла! Не для того мы здесь!
Изнасилованные и убитые женщины были брошены в реку вместе с младенцами. Один из банды, поднимая с земли последнюю, которая ещё стонала, сильно вздрогнул от внезапного надрывного крика:
- Мама! Мамочка!
Рыжеволосая растрёпанная Светланка, девчушка двенадцати лет, бросилась к своей истерзанной матери. Она вырвала её из рук солдата и своими тоненькими пальчиками, стала поднимать ей веки.
- Мама, мамочка! Мама, милая, открой глаза! Очнись! - она выкрикивала эти слова сдавленным голосом и тряслась мелкой дрожью.
- Чья это? - спросил офицер у стоявшего рядом старосты.
- Её дочь, племянница Бородина, он в соседней деревне председатель сельсовета.
- Ах, вот, что?!
- Оттащи, девку! - заорал подбежавший Мухин, подручный Лебедева на оторопевшего солдата, стоявшего над женщиной.
Солдат схватил Светланку и хотел поднять с земли, но она сильно дёргалась и кусалась, кидая на право и на лево матерные ругательства.
- Ерепенится, зараза! - прохрипел Мухин и подскочив к ним, ударил девочку прикладом нагана по голове, после чего оттащил её к колодцу и стал рвать на ней одежду.
К офицеру подбежали двое.
- Георгий Степанович, - сказал один из них, - не нашли мы сына её, нигде нет. Тут говорят, что в Сосновке он, у сродственников.
- Чёрт с ним! Где баба? Мать его?
- Во дворе лежит. Мы её, того, пристрелили.
Офицер махнул рукой и влез на коня.
Недалеко от колодца Мухин поправлял на себе одежду, застёгивал ремень. Светланка лежала на земле полуголая и тяжело дышала. Вскоре к Мухину подошел рыжий в форме красноармейца.
- Малолетка? - спросил он.
- Да, кусачая, сучка попалась.
- А мне, пока провозился с сельсоветчиками, ни одной бабы не досталось.
- Бери эту. Только она уже не свежая.
- Вижу. Ты постарался! Да мне, всё равно. Ишь, рыжая какая!
- В самый раз для тебя! - Мухин громко захохотал и отошёл в сторону.
Спустя некоторое время, Мухин тащил Светланку за ноги по вытоптанной траве в бессознательном состоянии к колодцу. На глазах у оставшихся в живых стариков и старух, он обвязал девочку оторванной от ведра цепью и бросил её в колодец. Раздался плеск воды и вскоре всё смолкло.
Миша Лесовский, предупрежденный Марусей Красавиной, пригнувшись к шее жеребца, скакал в Ровенки.
Как только в Зорино въехала банда Лебедева, Маруся задними огородами смогла убежать из деревни не замеченной и добралась до Сосновки, куда Миша, родной брат её жениха, ещё с утра ушёл к знакомым ребятам.
К счастью, Ровенский конный гарнизон оказался на месте. Сбивая с ног караульного, Миша ворвался к Сидорову у которого в данный момент находился председатель Каменки и начальник ЧК Жуков и, как громом поразил их сообщением: "В Зорино зверствует банда!"
Все повскакали с мест.
Через несколько минут кони уже мчали красноармейцев в пылающую деревню. С отрядом Сидорова поехали чекисты Анисимов, Днестров и Нефтерев во главе с Жуковым. Миша скакал впереди всех рядом с командиром конного гарнизона. На его лице была печать ужаса.
Уже смеркалось. Красные приехали в Зорино, когда уже всё было кончено.
Страшная картина открылась кавалеристам и работникам ЧК. Возле пепелищ причитали старухи. Оставшиеся в живых женщины и подростки ходили по берегу реки и кричали на разные голоса, глядя на стариков, которые пытались баграми нащупать утопленников в воде, а затем вытащить на берег.
У колодца, не далеко от площади, бегала седая старушка, дёргала на себе юбку и вопила, что-то невнятное.
Центр деревни, будто вымер. Оставшихся живыми детей, крестьяне попрятали в погреба, а сами смотрели в разные щели диковатыми глазами на вновь прибывших, не зная, чего от них ожидать.
Миша стоял на коленях над убитой матерью и плакал по-детски, легонько толкая её в плечо и умоляя встать. К нему подошёл Анисимов, помог подняться с земли, но в этот момент, будто опомнившись от жуткого сна и, вспомнив что-то важное, Миша оттолкнул его и бросился бежать к общественному амбару, где нашёл брата. Он лежал на спине у кучи обгоревших брёвен, так и не выпустив винтовку из руки. Рядом с ним в высокой траве, высохшей от летнего зноя, лежала Маруся Красавина, она была без чувств.
Активистов-большевиков сняли с веревок. Жуков стоял возле своего коня, крепко вцепившись в его гриву, так, что побелели косточки на пальцах.
- Товарищ Жуков, тут один старичок, чего-то сказать вам хочет, - обратился к Жукову Анисимов.
Жуков вздрогнул и обернулся. Не спеша, опираясь на посох, к нему шёл седой старик.
- Что вам, дедушка? - спросил Жуков охрипшим голосом.
- Кто тут, за старшого-то?
- Я, дедушка. Говори, не бойся. Ты один, вижу, смелый. Остальные нас боятся.
- Да, как же не бояться? Теперя всех бояться надыть. С этими иродами, тоже были двое, вот в энтих формах, - и он указал на Анисимова.
- Точно в таких?
- Да, точно говорю! Я ещё не слепой... Лебедев здесь был с бандой. Их человек двадцать было, а может и более. С ними был офицер при всём параде, так я его признал. Это Георгий Степанович Вознесенский, Степана Василича Вознесенского, покойного, сын. Я у них в крепостных был.
Днестрова, стоявшего рядом, передернуло.
- Сын, говоришь, Вознесенского? - переспросил подошедший Сидоров.
- Да, он самый. С бандой он... Тута, в Устринской усадьбе, неподалеку, братец их двоюродный с семейкой проживают. Можа, он чаво и знает. Вы к нему поезжайте.
- Спасибо дед, спасибо, старик! Мы так и сделаем. Сидоров с отрядом здесь остаётесь. Анисимов, Днестров со мной едем в Устринское. Нефтерев, найди Михаила, пусть опознает погибших, запишите всех. Жаль пацана, один остался. Может родственники где есть, узнаешь, - с этими словами Жуков вскочил в седло и поскакал в Устринское, где ему приходилось однажды быть по делам службы.
Дети Вознесенских беззаботно играли у себя в саду, когда в ворота их усадьбы въехали трое конных. Маленький Максимка, подняв голову, увидел, как посторонние мужчины вошли в летний флигель и, сорвавшись с места, побежал по липовой аллее:
- Мама, мама! К нам гости, - кричал он, подбегая к матери.
- Я видела, сынок. Это, наверное, к папе приехали по делу. Мы не будем им мешать.
Мать с Максимкой подошли к летней беседке.
- А, где Лена? Ведь она, только что была здесь! - спросила Анна Евгеньевна.
- Не знаю, мама!
Лена, тем временем, уже заглядывала в открытые двери конюшни, где Семён расчёсывал гриву Зарницы.
А в летнем флигеле Максим Владимирович Вознесенский разговаривал с сотрудниками ЧК. Его жена Анна, тревожно поглядывала на приоткрытые двери, за которыми, по её мнению, сейчас был серьёзный для её мужа разговор. Подойти и подслушать она не решалась, но всё её существо протестовало данным обстоятельствам. Свекровь всегда говорила, что в хороший дом путь для таких людей заказан. Они приходят лишь с одной целью - навредить, принести несчастье, унизить. Такие это были люди в глазах Агафьи Алексеевны. И Анна не выдержала. Близко подойдя к дверям флигеля, она притаилась и стала напрягать слух. Начало разговора судя по всему, было напряжённым, голоса у людей с красными петлицами были суровыми, но слов она не разобрала, лишь окончание разговора ей удалось уловить, но его суть осталась за пределами понимания.
- У меня почерк плохой, товарищ Жуков, может вы сами? - донеслось до неё. И тут же раздался голос мужа:
- Ничего-ничего! Диктуйте, я сам запишу...
- Найдёте? - в заключении спросил голос уже другого человека.
- Найду, не беспокойтесь. На эту улицу легче проехать через базар. Я прав?
- Да, совершенно правы!
И тут подбежавший сынишка спутал все планы Анны. Он потянул ручку двери на себя, видя, что мама стоит и, видимо, желает войти.
Заскрипела дверь кабинета и в её узкую щель просунулась детская русая головка.
- Сынок! Иди сюда, не бойся, - нежно позвал Максим Владимирович.
Дверь распахнулась. В кабинет робко вошёл русоволосый, кудрявый малыш с таинственной улыбкой на розовых губах, за ним показалась худощавая девчушка со смуглым, миловидным личиком, она тихонько, бочком, вошла в кабинет и остановилась у стены. Вознесенский взял малыша на руки и сказал:
- Позвольте вам представить моих детей. Дочь зовут Лена, сына Максим.
При виде детей у Анисимова, как-то сразу потеплели глаза, в уголках губ заиграла улыбка, усы смешно зашевелились.
Лена обратила на это внимание и весело хихикнула, отвернувшись к окну.
После того, как Анна Евгеньевна увела детей из кабинета мужа, разговор продолжался ещё минут десять. Когда чекисты уехали к полковнику стремительно вошла его мать, Агафья Алексеевна.
- Сейчас едем в Сосновку. Надо выяснить ситуацию у них, нет ли происшествий. Всё-таки они рядом с Зорино. Там и заночуем, а завтра утром вернёмся в Ровенки, - сказал Жуков по дороге из Устринской усадьбы.
Когда два дня назад Анисимов возвращался из Сосновки, то он никак не мог предположить, что скоро поедет туда снова. Покушение на председателя Бородина, показалось ему обычным, бытовым делом. Делили землю, кулаки взбунтовались против этого и в пылу ярости, чуть не зарубили топором Бородина. Благо крестьяне вовремя подоспели. Всё кончилось хорошо, но зато на второй вечер пребывания Анисимова в Сосновке, кто-то стрелял в них с председателем уже у дома самого Бородина, когда они возвращались с собрания, на котором Анисимов рассказывал крестьянам о международном положении.
