Военное училище напряженно-грустно замерло, изучая мудрые премудрости военного дела.
А мне, как лучшему в мире каптеру, предстояла весёлая весенняя майская прогулка по уютным городским кафе.
Не одному, конечно.
А, ежли повезёт, с милой юной фрау.
И мне, конечно же, повезло!
Хлопнув дверью КПП училища, я тут же заприметил одиноко стоящую грустную юную фрау. Стройную, в миленьком зелёном платьице. С зелёными же грустными глазами.
Ну как мог я, красивый весёлый стройный курсант, пройти мимо и не приободрить стройняшку-грустняшку?
Чтобы привлечь внимание и удивить девушек, я обычно переходил на немецкий.
И сейчас сделал то же самое:
- Гутен таг, юнгес фрау!
Красотка, к моему удивлению, не удивилась.
Наоборот, удивила меня.
Спросила совсем без акцента:
- Шпрехен зи дойч?
То бишь говорю ли по-немецки.
- Я-я, натюрлих! – кивнул я буйной головой.
Юная фрау тут же перевела, улыбнувшись как Джоконда:
- Да, конечно!
Ха! Да мы, оказывается, родственный души!
Поэтому я, не теряя времени, пригласил симпатягу в кафе.
Там и продолжили урок немецкого.
Как оказалось, Катя была дочкой нашей преподавательницы по немецкому языку.
Её-то и ждала возле КПП.
Но я, великолепный курсант, отвлёк милашку от этого скучного дела.
И правильно сделал, потому как ждать мамочку не имело смысла.
Она, по словам дежурного по КПП, была на занятиях.
Через час кафешной благости я вспомнил о цели своего увольнения в город.
Целью был самый дешевый фотоувеличитель.
На это дело старшина роты Лавлинский выдал скромную сумму.
Дело в том, что бравый наш старшина решил удивить командование собственной фотолабораторией.
Ну а я, как гениальный редактор стенгазеты, и должен был заняться этим гениальным делом.
И старшина не пожалел собственных денег.
Но!
Эти вот старшинские деньги сожрало дорогущее кафе!
И мне предстояла невыполнимая задача по приобретению фотоагрегата.
Поэтому я немного загрустил.
- Крокус подойдёт? – неожиданно спросила Катя, выслушав мой рассказ.
Я, конечно, удивился:
- Крокус - это ж цветок! Зачем нам цветок?
- Крокус – это польский увеличитель! Очень хороший!
Я вздохнул, помня о сумме, ассигнованной мне старшиной (и загадочно исчезнувшей в недрах кафе):
- Дорогой, наверное!
Лёгкая улыбка появилась на катином милом лице:
- Бесплатно!
- Как это? – почесал я затылок.
- У нас дома такой крокус! Папа подарил. Думал, начну заниматься фотоделом. В институте. Но первый курс – самый сложный. Некогда фотографировать. Так что забирай!
Так мы и оказались в квартире у Кати.
К моему удивлению располагалась трёхкомнатная квартира прямо у забора военного училища, в ДОСах (домах офицерского состава).
Расположившись на мягком кожаном диванчике, я осматривал богатое убранство комнаты.
И нахваливал родителей Кати.
И, конечно, присматривал местечко, где можно немножко пошалить.
Но, отхлёбывая душистого чайку с коньяком, чуть не поперхнулся.
Оказывается, катин отец – заместитель начальника училища.
Надо сказать, очень суровый здоровенный матершинный полковник!
Грустная мысль пробежала в моей курсантской головушке:
"Сейчас как зайдёт сюда, как увидит меня! Сразу на губу (гауптвахту) отправит, и фамилию не спросит!"
Но страшнее было другое.
Новый заместитель начальника училища прибыл из пылающего Афгана.
Контузило там полковника. Вот и попал к нам в училище.
Но страшным было не это. Мало ли кого и когда контузит.
Страшным было недавнее милое происшествие, случившееся с нами, курсантами.
Взгрустнулось нам с другом Миколой Пшеничным.
И решили мы сгонять в самоволку, развеять грусть-тоску.
Для походов в самоходы самым простым был путь через тыловой забор, глядящий прямо на ДОСы.
Перепрыгнуть-то забор мы перепрыгнули. Но!
Как назло, в это самое время по аллейке прогуливался тот самый новенький полковник.
Ну и взревел он, как пароходная морская сирена:
Выходи, твою мать! Я всё видел!
И склонился над нашим кустом.
По его полковничьему понятию мы должны были действовать как пленные фашисты.
То бишь поднять лапы кверху и сдаться. Но!
Друг мой Микола решил не сдаваться. Как гордый варяг.
И, взлетев над кустом, резко ударил в полковничью челюсть.
Мы, как молодые леопарды, скакнули через ненавистный невезучий забор.
И через пять минут мирно, как ни в чём не бывало, разгуливали по казарме.
Там-то и застала нас общеучилищная страшная тревога.
Всё училище выстроилось на строевом плацу.
Новый полковник крался вдоль строя.
И зорко высматривал подлых коварных злых варягов, покусившихся на его честь и достоинство.
К нашему счастью и, конечно же, удивлению, контуженный полковник не узнал наши рожи. Не зря мы скривились так, что старшина, называвший наши фамилии, с трудом узнал своих курсантов.
Хм!
Но сейчас-то полковник узнает меня! Обязательно узнает!
Печальные мои размышления прервал нервный шепот Кати:
- Тс-с-с! Слышишь, кто-то дверь открывает?
Точно! Замок входной двери подозрительно скрипел.
Кто-то явно хотел нырнуть в нашу квартиру.
Катя стремглав заскочила в прихожую.
Секунда, две!
Выскочив назад, она пугливо шепнула:
- Мама! С каким-то мужиком!
Метнув тревожный взгляд на мои босые ноги, она нервно пискнула:
- Петенька! Сапоги забери! Из прихожки! Быстро – в шкаф!
Нырнув в это странное самодельное укрытие, я притаился.
Странным шкаф был потому, что половину его занимали платья-шубы, а половину – какой-то шлам в виде остроугольных коробок и агрегатов.
Больно ударившись головой о какой-то выступ, я тихо матюкнулся.
И прислушался к странному диалогу в прихожей
– Ну-у-у! Ма-а-ма! Какие занятия! – возмущалась Катя. – Ничего я не пропускаю!
- Ша-а-гом марш! В институт! – командовала мамаша.
Настойчивой грозной преподавательнице хватило пяти минут, чтобы выпроводить недисциплинированную дочь-прогульщицу.
А затем комната наполнилась радостным смехом. И звоном бокалов.
Мужской бас рокотал о безмерной любви. Тренькала гитара.
И вдруг...
Входная дверь затряслась, как припадочно-лихорадочная.
- Цепочка! Хорошо, цепочку набросила! – панически вскрикнула дама.
И тут же, не отходя от кассы, шепнула:
- Ботинки возьми! В шкаф! Быстро!
Дверь шкафа злобно-протяжно скрипнула-визгнула.
На меня рухнула грузная потная фигура, невидимая в темноте.
- Тихо! Это я! – зашипел я, матюкнувшись и скрипнув зубами.
Мужичина замер.
Похоже, испугался не меньше моего.
Подумал, видно, что я тут - в засаде.
И сейчас его, то есть мужичишку, начнут бить. И, возможно, ногами.
- Тс-с-с! Я курсант! В гостях! – ляпнул я, чтоб не пугать таинственного незнакомца.
Меж тем у входной двери разгорался страшенно-жуткий скандал.
Скандалище!
- Любовниц водишь? – кричала наша немка. – Подлец! Какой подлец!
- Да успокойся ты! – примирительно бурчал полковник. – Это наша бухгалтер. Пришла смету забрать! Понимаешь? Смету!
Жена, несмотря на святую простоту полковника, почему-то не верила святым словам.
И утверждала, что такой бухгалтерши в нашем училище не существует.
Полковник клялся и божился, что это – новая новенькая.
Чем бы закончились эти милые радостные семейные разборки, неизвестно.
- Апч-х-хи! – оглушительно чихнул мой шкафный коллега.
Тишина, накрывшая квартиру, была оглушительной!
Мозг мой рисовал страшную картину:
"Всё! Писец! Щас откроет дверь! Увидит нас! Выхватит табельный ПээМ. И расстреляет!"
Есть ли выход в этом безвыходе?
Мозг подсказал единственный выход.
Подхватив на руки какой-то самовар, стоящий сбоку, я вывалился из шкафа.
И глупо-наивно вытаращил курсантские глаза:
- Товарищ полковник! Выполняю задание командования!
Пока смущенный таким оборотом полковник соображал, что за чудо чудное объявилось в его шкафу, я взглянул на свою добычу.
Ба! Так это и есть польский "Крокус"! Фотоувеличитель!
Крокус меня и спас.
- Вот! Нашей роте дают крокус! На время! – выпалил я, преданно-честно всматриваясь в полковничьи ясные очи.
Однако полковник оказался не лыком шит.
Наморщив лоб, он вдумался в мои слова.
И подозрительно вопросил:
- Курсант, твою мать! А дверь! Почему дверь была закрыта?
Не моргнув глазом, я высказал истинную правду:
- Вас испугался, товарищ полковник!
Тут на помощь мне бросилась наша немка.
Укоризненно покачав головой, она вздохнула:
- Та-а-варищ палковник! Не помнишь! Я ж рассказывала тебе о лучшем курсанте группы. Вот он!
- Яволь! Так точно! – щелкнул я каблуками сапог. – Геноссе лерер!
Группенфюрер кадет Илюшкин ист цум Унтеррихт берайт!
В переводе это означало:
"Товарищ преподаватель! Руководитель группы курсант Илюшкин к занятиям готов"
Несмотря на моё старание-усердие, подозрительный полковник продолжал что-то подозревать:
- Дойче зольдатен - это понятно. Но причём тут крокус? Мой крокус.
- Не твой, а дочкин! – поправила немка. - И даём на время, в аренду. Ты сам говорил, большая проверка скоро. Вот и стараются ребята, фотографии делают для стендов. Или ты против?
Аргумент о грядущей проверке и нашем старательном старании оказались железобетонным.
И грозные морщины на сократовском лбу полковника разгладились.
Сообразил он, что худенький молодой курсантик никак не может быть любовником его роскошной супруги.
Именно поэтому мне позволили выскользнуть из страшной мышеловки.
Когда я притащил чудо-фотоагрегат в казарму, старшина грустно вздохнул:
- Деньги - на ветер! Старшина 19 роты обещал печатать нам фото. У них – фотолаборатория. Так что зря деньги потратил!
Военное училище, 1982 год.
