Мои встречи с... косолапым

-1-
.. .Высокая косматая ель на краю мохового болота служила для старого медведя-отшельника.. .пограничным столбом. Давно выбрал ее косолапый и каждый год оставлял на стволе высоко над землей свои метки: следы страшных когтей, которыми рвал и сдирал кору до белой сердцевины дерева. Длинные неровные полосы от острых когтей тянулись сверху вниз по стволу почти на полметра. Старые метки постепенно заросли, покрылись липкой смолой; новые—зияли молочной белизной.
Медведь всякий раз прежде всего мочился возле комля, а потом вздыбливался темной громадой на задних лапах и терся о еловый ствол грудью и спиной, оставляя на потертой коре царапины, клочки шерсти.
Таежный хозяин строго охранял от посторонних свои владения. В 20-10 метрах от меченных им деревьев зверь вдруг менял свою походку, выгибал спину горбом, выпрямлял и широко расставлял ноги. После чего вращательным движением ступней продавливал в почве круглые углубления—следовые метки.
Вдобавок ко всему топтыгин показывал мощь своих медвежьих клыков: на некоторых деревьях высоко над землей, в рост вставшего на задние лапы зверя, встречались закусы—из глубины ствола вырванная щепа, рядом с которой висели ошметки и лоскуты засохшей коры. Охотник Михалыч всегда торопился побыстрее пройти это зловещее место: казалось, медведь поджидает его за ближайшим выворотнем. И все же промысловик однажды не выдержал и остановился возле той самой изувеченной, израненной ели, чтобы внимательно и уважительно рассмотреть все медвежьи знаки-метки.
Вот здесь могучий зверь явно терся о ствол, сначала грудью, потом спиной, холкой и даже... лбом. Последнее действо медведь совершал, стоя спиной к дереву и запрокидывая голову, причем еще и обхватывая в этот момент передними лапами ствол выше головы, где и остались хорошо заметные следы когтей. Даже в полумраке елово-кедрового бора они были ясно видны.
---Да, хороший ты, миша, «физкультурник»!—громко проговорил Михалыч и брякнул для пущей острастки пустым котелком. Знал охотник, что и издалека услышит медведь эти звуки и вряд ли посмеет подойти к вооруженному человеку. Хотя.бывало и по-другому! Что он тогда сделает со своей одностволкой, куда заряжен патрон с мелкой дробью на белку? Есть, конечно, и пулевые в патронташе, но пока достанешь и вставишь тяжелую гильзу в ствол, десяток-другой секунд промелькнет. А они, эти секунды, как раз и решают вопрос жизни и смерти охотника.
Читал в книгах старый охотник о том, что некоторые легкомысленные промысловики считают медведя неуклюжим увальнем, который при встрече идет на человека, поднявшись на задние лапы и сам подставляет под пулю грудь. Но это полная нелепость: в действительности медведь очень ловкий, сильный и коварный зверь с исключительно быстрой реакцией. В беге на своих четырех коротких и толстых ногах он развивает скорость до 55 километров в час!
Бурей мчится такая громадная тяжелая туша (до 400 кг весом), мгновенно подминая под себя незадачливого охотника, спеша снять с него скальп.Тут, даже истекая кровью, с содранными с головы кожей и волосами, важно не удариться в панику, а лучше просто притвориться мертвым. Если хищник сыт, то он не почнет добычу, а оставит ее про запас. Завалив, конечно, кучей хвороста, придавив тяжелой колодой. Явится за уже протухшим мясом, возможно, через неделю—запах падали самый привлекательный для медведя. Но не раз бывали случаи, что раненный хищником охотник все же находил силы и выбирался из-под завала, чтобы затем самостоятельно добраться до избушки.
Знал Михалыч-промысловик и о медведях-шатунах, опаснее которых в зимнем лесу никого нет. Такие часто нападают и на людей, выходят к станам лесорубов, на помойки и т. д. Поднятый из берлоги шатун голоден и раздражен, он стал бродягой или по вине человека, или из-за плохой осенней жировки, когда был неурожай кедровых орехов и ягод.
Из собственного опыта и охотоведческой литературы почерпнул Михалыч такие знания: медведь всеяден, но ему надо много пищи. Для того, чтобы накопить на зиму достаточное количество жира (примерно около 50 килограммов), он съедает до 700 килограммов ягод или полтонны кедровых орехов, не считая других кормов. В бедные кормами годы именно поэтому некоторые медведи нападают на пасущийся домашний скот, разоряют пасеки.
Та осень, когда Михалыч нашел задранную медведем ель, случилась урожайной на кедровые орехи, бруснику, чернику и клюкву. Поэтому-то охотник и не особенно боялся нападения зверя.
--Через три-четыре недели заляжет наш медведь в берлогу,--рассуждал вслух промысловик-бельчатник. -Наверняка она уже подготовлена, выстлана изнутри мхом, травой, ветками хвои, палым листом. Искать берлогу нужно будет, скорее всего, в старом буреломе, наверняка где-то у комля громадного вывороченного ветром кедра.
Но вот беременная медведиха, та наверняка устроила свою глубокую, просторную и теплую
берлогу, укрытую еловыми ветками, на каком-нибудь одиноком лесном острове посреди мохового болота.
Слышал, правда, Михалыч, что иногда на небольшой таежной территории располагались невдалеке друг от друга несколько зимних семейных и индивидуальных берлог. Бывало, медвежьи берлоги находили и вблизи человеческого жилья.
Зимой берлогу заносит снежным одеялом. Выделяемое животным тепло способствует образованию норы с небольшой вентиляционнной отдушиной. По ней и ориентируются охотники-медвежатники...
Бурый медведь—оседлое животное, только молодняк, отделившись от семьи, кочует до тех пор, пока не основывает свою семью. Индивидуальные охотничьи участки у самцов гораздо больше, чем у самок, не менее пяти квадратных километров.
.Давно нет уже на белом свете уральского охотника Михалыча, а его воспоминания и рассказы о хозяине тайги врезались в память навсегда. Потом, повзрослев, я сам смог убедиться в правоте этих рассказов. Там же, на северном Урале, набредал на меченные медведем деревья, видел развороченные, раскиданные колоды-гнилушки.
-2-
И на Приобском Севере судьба позволила хорошо освежить те давние, полученные от охотника знания о медвежьих повадках и образе жизни.
Он, этот сильный и умный зверь, очень скрытен. Даже следов на мокром грунте старается не оставлять. На лесных островах Междуречья Оби и Юганской Оби я только раза три встречал четкие отпечатки медвежьих лап на мягкой таежной почве; и всякий раз это было на старых тракторных дорогах, оставленных освоителями-нефтяниками.
Несколько лет назад мы с товарищем Пашей и его женой возвращались лесом с дальнего, чернично-брусничного, угла острова Пим. Случайно набрели на давнюю тракторную колею, где вскоре и обнаружились свежие четкие следы недавно прошедшего медведя.
--Ого!—тревожно вскрикнула Пашина жена, рассмотрев в подробностях широкий и длинный отпечаток передней лапы, с врезавшимися в глину оттисками пяти мишиных когтистых пальцев.—Давайте повернем обратно! Не иначе медведь поджидает нас впереди.
Нам с Пашей тоже почудилось нечто подобное, и все трое мы рванули почти бегом назад, подальше от страшных следов крупного медведя, не иначе же как.людоеда!?? Вышли на берег знакомой протоки и топкою ее поймою через несколько часов пришли к лесному санаторию-профилакторию на Пиме—к «Югану».
В прошлом и нынешнем годах я уже, бродя один, встретил четкие медвежьи следы на острове, примыкающем к Девкиной протоке. Год назад эти следы были небольшие и принадлежали, скорее всего, медведю-одногодку. Три месяца назад, в июне, следы на лесной дороге оказались гораздо крупнее: от кончиков когтей до пятки медведя было около 19 сантиметров. И почти столько же занимал след передней лапы в ширину.
Именно эти следы (передних медвежьих лап) особенно четко вырисовывались на сером дорожном грунте. Но, удивительно, взрослый самец старался и тут как-то спутать свой след: отпечатки тянулись.цепочкой, как на лисьем следу!?? Возможно, отпечатались только правые или левые лапы, угодившие в густую дорожную грязь? Но никаких других отпечатков на довольно широкой лесной дороге я не обнаружил. Получалась какая-то нелепица: медведь или .скакал на двух ногах, или ставил по очереди четыре свои ноги в одну линейку!?? Как раз под своим широким туловищем!?? При этом следы передних лап частично накладывались на следы задних.
Представив себе такую уморительную аккробатическую ходьбу косолапого, я едва не рассмеялся. Но тут же холодок тревоги прошелся по моей спине, когда через несколько метров увидел задранную и сломанную явно медвежьей лапой молодую осинку: слом
находился метрах в 2, 5 от земли.
Через пару-другую часов на диком берегу протоки Девкиной, вправо от ЛЭП-500, среди горельника и бурелома я обнаружил десятки таких же погнутых, поломанных, обкусанных осинок. Торчали бедные деревца израненными вершинками в совершенно разные стороны— хаотически! Никакой ураган так бы не постарался, да и здесь росли несколько высоких берез и кедров, совершенно не поврежденых ничем.
Поначалу я увиденное безобразие свалил на одиночку-лося, который тут якобы кормился, вдали от людей. И даже куча зеленовато-бурого свежего помета не убедила меня в обратном, хотя следов копыт сохатого рядом с калом я тоже не обнаружил.
Только впоследствии до меня ясно дошло, что кормился на зарастающем осинником горельнике не лось, а ..медведь!!! И тогда, 11 июня, перед вечером я ощутил недалекое присутствие зверя.Но он мне не показался.
Я пришел на эту давнюю гарь часа в четыре пополудни, а медведь кормился здесь, видимо, ночью и ранним утром. Потому что от наваленных экскрементов парок уже не поднимался. Где-то неподалеку он залег на день и отдыхал.
Потом, в августе и начале сентября, собирая по трассе ЛЭП-500 бруснику, чернику и клюкву, я наткнулся на опушке леса на длинное трухлявое бревно, вывороченное кем-то из земли и отодвинутое сантиметров на 20 от прежнего ложа. Когда медведь (а это был несомненно сильный и крупный самец) отодвигал бревно рылом, то уперся задними ногами в торфяную кочку (на ней я обнаружил легкий, размытый дождем отпечаток этой лапы). При отодвигании бревно в вершинке переломилось, и в этом разбитом, размочаленном теперь медвежьими зубами и губами древесном разломе, по-видимому, и водилась ранее масса всевозможных жирных и вкусных насекомых.
Метрах в двадцати по направлению к моховому болоту я сфотографировал раскиданный по сторонам муравейник, устроенный муравьями возле старой гнилой колоды. Мелкие ее обломки валялись тут же, рядом.
Сколько, еще с детства, не хожу по тайге, всегда встречаю такие разбитые, раскуроченные гнилые колоды, пни, снесенные верхушки муравейников. И все это, оказывается, были следы деятельности косолапых, добывающих себе корм. Но у бурого медведя чрезвычайно острый слух, и звери всегда успевали уйти от меня загодя. Кроме того, это преимущественно ночные животные, днем они спят в укромных местах тайги.
И все же не очень уютно чувствуешь себя в мишкиных владеньях. Так и кажется, что вот-вот из своего укрытия бросится хищник и станет рвать острыми когтями и клыками твою беззащитную плоть!..
Страхи мои значительно поубавились (однако не исчезли до конца), когда я подробно познакомился на интернетовских сайтах с биологией,