Ментовка

Игорь Самарский
Ментовка.

Я побывал в полиции ( ментовке ).
Не стесняюсь говорить об этом, потому как, каждый может попасть сюда, не совершив абсолютно никаких проступков. Впрочем, как и во всем мире, повсюду – ментам в лапы отданы все мы - бренные телесные оболочки, будь то Россия, Америка или Европа.
Как-то раз, мы около полуночи возвращались с дружком домой.
Полная луна светила радостно и ярко. Наши тени лихо передвигались, то увеличиваясь, то изламываясь, по асфальту тротуара, как гора кубиков, криво поставленная друг на друга. В душе пел Челентано, навевая некую игривость и разжигая желания увидеть и обладать красивой девушкой.
Как раз это и случилось.
Мы увидели и её – объект наших фантазий и что какой-то "ублюдок" пристает к девушке.
Нас двое – он один. Взыграла кровь – «освободим даму от хулигана!».
Только ввязались, как из подворотни вывалила свора таких же хулиганистых дружков. Началась свалка. Наш "объект красоты" благополучно смылась, а мы «отмахивались» как умели, проклиная себя за собственный идиотизм.
Тут как-то незаметно подскочил «воронок», и быстрые, жесткие, резиновые «демократизаторы» успокоили и нас и всю свору хулиганья.
Утираясь кровью и размазывая сопли, тихо ненавидя друг-друга, вся наша группа оказалась за решеткой в местном «обезьяннике». Слава богу - в раздельных камерах. Сидя на решетчатой скамье, я разглядывал «сожителей» по камере.
На полу и рядом сидели: прилично одетый гражданин в шляпе с разбитыми очками на носу, который,  то и дело их снимал и одевал, трогая разбитые стекла, которые постепенно высыпались из оправы. Рядом плакал седой старичок, пуская скупые старческие слёзы.
Две шлюхи, веселенько переговаривались, куря дорогие сигаретки и сверкая ляжками в черных сетчатых колготках.
У бомжа в углу обильно лилась кровь из разбитой головы, стекала по бороде и глаза его блуждали, совершая кругообразные движения – кажется он ничего не соображал.
Старая карга – с подбитым глазом, пьяно косила, умиленно улыбаясь в нашу сторону.
Со мной сидел, поджав ноги, чтобы согреться и хлюпал носом, смазливый по виду студент. Его била крупная дрожь.
Рядом растянулся во весь свой богатырский рост какой-то алкаш, сотрясая камеру забористым храпом.
Мой дружок  прислонился к стенке и кажется задремал. Я же, пытаясь фантазировать о будущем, философски кивал сам себе головой - как верна народная поговорка : « От сумы, да от тюрьмы - не зарекайся !»
Менты гоготали в соседней комнатке и оттуда раздавался отборный мат под весёлый лязг стаканов.
С подсел к интеллигенту, сидящему рядом со старичком.
Наклонился к старичку и участливо спросил:
- А тебя-то за что, старче?
Тот смахнул слезу и заикаясь прошептал:
- Украл буханку хлеба и кусок сыра в «пятёрочке». Пенсия-то десять тысяч всего…Кушать хочется…
Я участливо обнял его за плечи и ободряюще прошептал:
- Ничего дед…Мы все в такой ситуации. Это наш плешивый правитель такое с нами сотворил, отольются ему наши слёзки, - и осёкся. Мелькнула скверная мысль: «А вдруг сам дед - это подстава ментовская? Чтобы «пришить» мне антигосударственную пропаганду?»
Я отстранился от деда.
Время тянулось медленно и я решил заговорить с интеллигентом в шляпе.
Тот снял шляпу ( оказался лысым как Ленин ), вынул носовой платок из кармана, сложил туда останки очков, близоруко улыбнулся мне и завязалась тихая неспешная беседа.
Он оказался добропорядочным семьянином, которого жена послала купить хлеб в хлебный ларек. Подойдя к киоску, прочитал объявление, что тот закрывается в 20-00. До закрытия оставалось еще около часа, но окошко было закрыто и весела табличка - «инкассация». Через стекло просматривалась жирная продавщица уплетающая огромный бутерброд и разговаривающая через дверь с такой же жирной особой из соседнего ларька, продающего сигареты.
Наш гражданин вежливо возмутился и попросил продать ему буханку хлеба и батон, потому,  как вблизи не просматривалось никакой инкассаторской машины.
Продавщица и ухом не вела.
Гражданин настойчиво стучал в стекло, пока не взбесил эту особу, у которой неожиданно вывалился кусок колбасы из бутерброда.
Мой очкарик с ужасом увидел, как это особа подняла колбасу, с ненавистью стала набирать какой - то номер на мобильном.
Потом открыла окошко – швырнула колбасу в гражданина и заорала на него – чтобы «он – лопух в шляпе, научился читать написанное на табличке».
Наш герой собрал свои интеллигентные силы в кулак и возразил, - « … До конца работы еще час и он хочет купить хлеб, а инкассацию они должны делать в нерабочее время».
Святоша! Он забыл где он живет!
Через минуту раздался визг тормозов, продавщица выскочила из ларька и истошно заорала:
«Витя! Это вот этот хрен в шляпе нападал на ларек!».
Гражданин не успел и рта открыть, как заработал дубинкой по голове и хруст в суставах, от заломленных рук. Его швырнули на заднее сиденье «воронка», напялили шляпу на голову, и дыша перегаром в салоне авто, приказали водителю двигать в участок. Так он здесь и оказался. Печальная история…
Время тихо ползло к утру….
Половина посетителей «дремала», не взирая на дикие взрывы храпа и других звуков, сопровождаемых неприятными запахами.
Два раза лязгала дверь и шлюхи одна за другой исчезли, с хихиканьем и сальным подмигиванием мне и гражданину в шляпе.
Я согласно кивал в такт тихому шепоту гражданина, который почувствовал ко мне, некую толику доверия и стал рассказывать о бедах его семейной жизни, что в прочем мне было совсем не интересно - я витал под его убаюкивающий шепоток в своих мыслях и грёзах, рассуждая про себя о нелёгкой судьбине, рожденных под знаком "Близнецов".
Вдруг мой взгляд наткнулся на нацарапанную надпись на стене от которой меня бросило в пот: «Неприятности начнутся в семь утра!» .
Я вспомнил рассказы очевидцев и участников, что основное действо начинается в ментовке перед пересменкой в восемь утра, когда старая смена уходит, а новая еще нечего не успела.
Челюсть моя ныла, на голове я чувствовал шишку, а под глазом прощупывался «фингал»…
Мой приятель выглядел не лучше. У нас отняли все, что было в карманах, когда заталкивали в «обезьянник», обещав выдать при освобождении. Жаль было только -что купленного мобильника. Я не ожидал такой честности от ментов – «возврата экспроприированного», но теплилась надежда – лишь бы не били!
Детская наивность…
Лязгнул запор.
Двое горилл, в растрепанной униформе, с мутными глазами и красными рожами медленно сканировали жизненное пространство…
Один ткнул пальцем в меня: « Ты – выходи !».
Гражданин в шляпе боязливо от меня отстранился.
Я медленно встал и с обреченностью еврея, идущего на фашистский расстрел, заковылял к двери.
За мной клацнул замок и я получил пинок в зад, от которого врезался лбом в стену напротив. Гогот позади и следующий удар в челюсть, от которого я влетел в нужное «экзекуционное» пространство.
В голове только одно: «видимо уже 7-02 утра!».
Пред лицом возник измятый лист протокола.
«Подписывай хулиган!» - пророкотало над ухом.
Дрожала рука моя и пальцы не могла уцепиться за ручку, пока удар по затылку не врезал меня носом в протокол, после чего ручка мгновенно оказалась в скрюченных пальцах и что-то черкала на листе.
«Ты где написал – падла ?»
Я поднял рассеянный взгляд на ментов. Центральный держал протокол в волосатой руке, а двое по сторонам пытались там чего-то разглядеть…
«Ты же гнида документ испортил!»…
Перед глазами возникла яркая вспышка и почему-то сапоги перед моим носом, которые двигались то туда, то сюда:
«Колян…ты переборщил. Смотри - он пошевелился…Полчаса лежал. Силен браток. А ну давай на стул поднимем»…
Мое тело, легко как пушинка взвилось, и в задницу больно ударила «седушка» стула. Ноги как-то странно стучали башмаками по полу,  и я их не ощущал…
В дрожащем тумане, как в воздухе над костром, возникла чья-то харя, которая стала меня разглядывать. Пальцы в перчатке впились в лицо, поворачивая его то так, то эдак:
«Засунь его паспорт ему в карман…Расписался? Ну-ка дай гляну. Сойдет. Давай его в тачку. У нас мало времени. Щас брателы появятся на смену…Куда? Блин туда куда всех . Что - тупой что-ли?».
Голова больно стукнулась о пол «воронка».
Очнулся я уже под вечер, возле помойных ящиков, сидя и опираясь спиной об один из них.
Мне в горло вливал какую-то резкую жидкость, незнакомый бомж.
Я вяло отстранился, Бомж проскрипел:
«Ничо, ничо браток…Заживет. Это водка. Дезинфицирует. А отделали тебя добре! Сволочи из третьего отделения. Я их знаю…Они сюда всех привозят, подальше от себя. Никаких доказательств. Некоторых даже в ящик бросают…» .
Я постепенно приходил в себя.
В желудке потеплело, по телу пошла мелкая судорога, и вернулись все болевые ощущения.
От Вовы, как он представился, несло чем-то вонючим. Но чувство благодарности, возникающее и усиливающееся во мне,  с каждой минутой, убивало эту вонь.
Я сделал жест – дать мне бутылку. Вова протянул,  и я забулькал с болью  остатки в в желудок. Бомж сочувственно глядел на меня, виновато кивал головой….
Дело кончилось двухнедельной лежанкой в больнице и ровно никакими последствиями для «третьего отделения». Потому как, дружок мой ничего не видел, никаких доказательств избиения я представить не мог, а в протоколах, как сказал адвокат – указана драка на улице, в результате которой я и пострадал. Резюме таково: прав народ - надо жить по принципу «моя хата с краю – ничего не знаю».
И тихо ненавидеть «мусоров».
Здоровее будете!