Турецкое рондо

«Вчера я была на концерте известного гитариста Виктора Зиля. Боже! Это было невероятное действо! Впрочем, обо всём по порядку. Перед концертом респектабельная публика в огромном фойе Большого концертного зала занималась тем, чем и должна была заниматься – показывала сама себя. Женщины представляли свои новые наряды и украшения, мужчины – своих женщин. На юбилейный концерт собрался весь бомонд. Прима была в новой невообразимой шляпке. Вижицкий с Омелией, на которой было платье такое, что, может быть, его и не было вовсе. Я не совсем рассмотрела. Житняк со своей новой пассией мило всем улыбался. Хотя, возможно, что это его правнучка. Старый ловелас, теперь уже со значительно укоротившейся причёской, и так же значительно увеличившемся животом. Байкер Волк в неизменной кожанке и тяжёлых ботинках, не изменяя себе, употребил полный бокал коньяку. Кстати, буфет в БКЗ, как всегда – великолепен! Большой бутерброд с икрой и шампанское обошлись мне всего в тысячу восемьсот.
В первом отделении Виктор и его рокеры играли, в основном, творения самого Маэстро, виртуозность которого была на грани безумия. Даже две небольших помарки только подчеркнули то, что он отдаётся полностью. В строгой костюмной паре и белой рубашке без галстука он очень мило контрастировал со своими татуированными партнёрами. Ребята и девочки из подтанцовки не портили общее впечатление.
Во втором отделении началось главное – слияние классического рока с классиками старины. Возвышенная Ave Maria Шуберта, мягкие, обволакивающие звуки полонеза Огинского, невероятный Каприс Паганини… А потом Виктор играл Моцарта – Турецкое рондо. Ему помогали четыре стройных скрипачки в длинных тёмно-серо-голубых платьях с глубокими вырезами. Всё было хорошо первые шесть минут, а потом на его Гибсоне лопнула струна. Виктор справился с этим и продолжал играть. Но струна сильно поранила ему щеку, кровь потекла ручьём и на белоснежной рубашке стало расплываться красное пятно. А он играл!!! Наконец, публика поняла, что происходит, и в зале установилась мёртвая тишина, насколько это возможно на рок-концерте.
Только после последнего, простите за тавтологию, аккорда из-за кулис выбежали помощники с салфетками, спреями и новой рубашкой. Одна из скрипачек упала в обморок, увидев кровь. Что в это время творилось в зале! Все стояли на ушах: кричали, свистели, топали ногами и я делала то же самое!
А когда Виктор менял рубашку прямо на сцене, поднялось такое, что всё, что было раньше, было похоже на разговоры первоклашек перед приходом учительницы! Он такой Очаровашка!..»
Слушать отчёт Виолетты о фуршете для приглашённых я уже не стал и смахнул его. Надо бы поблагодарить её за отличную статью. Она очень вдохновенно описала и две помарки, и струну. Я репетировал помарки больше полугода, чтобы они выглядели именно помарками. Чтобы выглядело, как усталость, «по-человечески», короче. А со струной работал год. Я не хотел, чтобы это выглядело, как у Паганини, или, как обычно бывает на концертах, когда просто меняют инструмент. Главное, конечно, был порез струной, её полёт не совсем предсказуем, можно было и глаз повредить. Но, в конце концов, всё было подготовлено и проверено десятки раз, где левая рука, где правая, какую ноту и на какой струне я должен был играть, наклон и поворот головы – всё было определено и отрепетировано. На концерте я уже ничем не рисковал.
– Слушаю тебя, Виолетта! Я как раз хотел звонить тебе, чтобы поблагодарить за великолепный отчёт, – она сама мне позвонила и я с удовольствием смотрел на красивую брюнетку на экране.
– Ты опять от меня сбежал, Вик! Но я не отстану! Смотрел продажи? Двести двадцать восемь процентов роста! Обалдеть! Ну-ка, поверни голову, как там твоя щёчка? – я повернул, даже не пытаясь прервать её словоизвержение, – Всё хорошо, люблю мужчин со шрамами.
– Пить, девочка, надо меньше, – мне удалось вклиниться в микроскопическую паузу, – а то дорвалась до дармовщинки!
– Я!? Напилась!? Да я вообще, как стёклышко была, берегла себя! Так, пару бокалов шампанского. И то от волнения за тебя! Видишь, даже стихами заговорила. А ты… Разгоняй своих девок, я через два часа приеду и буду тебя лечить! – Виолетта говорила так уверенно, что возражение как-то даже не подразумевалось. Но я молчал, – Почему ты молчишь? У тебя есть кто-нибудь? – её голос потерял уверенность, что подтверждалось и испугом в глазах.
– Нет у меня никого, Виолетта.
– Так я приеду? – это уже с надеждой и без всякой уверенности.
– Приезжай!
В конце концов, я робот категории ноль и ничто человеческое мне не чуждо.