Иван и Марина

    Пролог
  Шестнадцатое столетие Россия покидала «великой и обильной», сильном и могучим государством.
    Царь Борис Годунов искренне желал своей земле счастья и процветания, добивался того, чтобы в иных землях восхваляли его имя и восхищались им, а в России наступило бы время тишины и благоденствия. И всё, что было в его силах он для этого делал. 
    Наступил суровый 7109 год, в Европе - 1601 год.
    Три неблагоприятных голодных года свели на нет все усилия царя Бориса. Народ не безмолвствовал, народ роптал, года процветания забылись, заслонились многострадальными злополучными годами.
    На Россию обрушились несчастья.
    Речь Посполитая решила воспользоваться трудностями соседа и распространить своё влияние на Восток, попытаться превратить схизматиков русских в добропорядочных католиков и присоединить к себе Смоленск и Северские земли.
  Из небытия возник царевич Дмитрий Иванович, кости которого давно сгнили в Угличе. Это царь Борис Фёдорович знал точно.
  Войско самозванца победоносно шествовала по городам и весям России, занимая одну южную область за другой. И в конце своего правления некогда великий могущественный царь, сосредоточенный на зачинаниях, направленных к выгоде государства, которым, правда, не всем суждено было осуществиться, превратился в неуверенного жалкого правителя.
    Уход из жизни Бориса Годунова 13 апреля 1605 года стал неожиданностью для его подданных. Привыкнув к долгому его правлению, почти двадцать лет, из них семь собственно царём, считали, что власть его продлиться вечно. Но жизнь Бориса оборвалась внезапно, после царского обеда, царь едва успел перед смертью принять монашеский постриг.
  Царём стал сын Годунова Фёдор. Но не долго, в июне того же года его сместили в пользу самозванца Дмитрия Ивановича. Сначала сместили, а потом убили. Дмитрий лично наставал на этом.
  Династию Годуновых сгубила её непринадлежность к старым боярским московским династиям и «прирождённость» мнимого сына Ивана Грозного. Но главное это разрыв между царскими обещаниями и действительностью, между государевыми словами и делами. Царю Борису перестали верить, доверять и подчинятся.
    Государство летело к краху.
    Боярская Дума призвала на царство Дмитрия Ивановича. Он в это время находился в Туле. И 20 июня 1605 года самозванец через Серпуховские ворота выехал в Москву. Над Кремлём клубились грозовые тучи, но гроза так и не началась.
    Польская конница, сверкая доспехами и оружием ехала московскими улицами к Красной площади, за ней следовали стрельцы, за ними литаврщики и далее – московская конница.
    У Лобного места царевич Дмитрий сошёл с коня, начался торжественный молебен. Польско-литовская свита будущего царя, нарушая торжественность момента, с коней не сошла, искренне презирая схизматиков, православных подданных своего ставленника. Русские за радостью события этому большого значения не придали, а ведь это была «первая ласточка», которая конечно же весны не делает, но была предвестницей будущей бури.
    Первое, что сделал самозванец, это вернул в Москву из ссылки опальные боярские роды – Романовых, Вельяминовых, Сабуровых и, главное, инокиню Марфу, бывшую царицу Марию Фёдоровну Нагую, мать царевича Дмитрия.
    Инокиня Марфа признала в самозванце своего сына, а через три дня, 21 июля Дмитрий Иванович венчался на царство.
    Осталось только удержаться у власти.
    Царь Дмитрий ждал прибытия своей жены Марины Мнишек, 22 ноября он с ней обвенчался по доверенности, католическая церковь это допускала, православная – нет.
    Весной 1606 года Мнишек в сопровождении двух тысяч польских рыцарей и отца своего Ежи Мнишека выехала в Москву.
  Мнишика русские звали Юрием, что верно, так как он Георгий. Только имя это у поляков превратилось в Ежи, а у русских в Юрия.
  Под Оршей река Днепр не хотела пускать на левый берег будущую русскую царицу, то и дело смывала мосты. Переправа заняла два дня, несколько человек утонуло. Свадебный поезд пересёк границу на реке Ивате 18 апреля, его никто из русских не встречал. Отец Марины Ежи Мнишек, зная гонор и буйный нрав польских рыцарей увещевал, предостерегал соотечественников от неосторожного поведения, что могло привести к вражде с жителями Русского государства.
  В пятницу 2 мая (для поляков 12) Марина Мнишек торжественно вступила в Москву в карете, запряжённой пятью парами ногайских лошадей, серых в яблоках. В этот же день она была приставлена «матери» Дмитрия Ивановича, и осталась в Воскресенском монастыре. Марина Мнишек считала себя уж царицей, но русские так не считали. Чтобы стать царицей ей надо было сменить веру, имя и выйди замуж за Дмитрия Ивановича. И в четверг 8 мая это всё состоялось. В Грановитой палате тысяцкий на свадьбе, боярин князь Василий Иванович Шуйский провозгласил её великой государыней царевной и великой княгиней Марией Юрьевной всея Руси. Далее в Успенском соборе произошло её венчание на царство.
  Всё, мечта Ежи Мнишика свершилась: его дочь стала русской царицей, а роду Мнишиков во владение передавались Новгород и Псков.
  Но царицей, а Дмитрий Иванович настаивал называть себя императором, а свою жену императрицей, Марина Мнишек, она же Мария Юрьевна будет всего девять дней.
    Вот именно тогда, во время свадебных церемоний и увидел в первый раз Марину казачий полковник Иван Мартынович Заруцкий. И тогда она ему не приглянулась. Маленькая чёрненькая, носик как птичий клюв, на галку похожая. Ну, царица и царица, полковник не стал дожидаться конца свадебных церемоний и увёл своих казаков на Дон.
  Однако свадьбу в четверг перед постным днём, и веселье в пятницу 9 мая на Николу вешнего, москвичи посчитали кощунством. Католики не так строго соблюдают посты, в отличии от православных. Несведущее в этих различиях московское население пришло в ужас. Почти год до этого Дмитрий Иванович нарушал русские обычаи, по незнанию, конечно, но пошёл слух нехороший, москвичи начали шептаться: «Царь-то не настоящий!» И иноземные наряды царя и царицы народу не нравились, и кушанья иностранные, и в еду царица вилкой тыкает. Пьяные польские паны шлялись по Москве, задирали мужчин, убивали и калечили их, насиловали женщин, грабили дворы дворян и избы черни. На угрозы пожаловаться царю отвечали: «Что нам ваш царь? Мы сами его поставили. Плевать нам на него!»
    Рано царь Дмитрий Иванович стал приучать народ к западным ценностям, его не поняли и 17 мая началось восстание, конечно, не без подстрекательства князя Василия Шуйского, будущего царя.
    Царя Дмитрия убили, убили не сразу, долго таскали по Москве, выпытали кто он и откуда. Однако Григорий Валуев положил конец мученьям низложенного царя, вынул из-под армяка рушницу (ручную пищаль) и выстрелил в лицо Дмитрию.
    Приволокли тело его в Воскресенский монастырь к инокине Марфе и спросили:
    - Точно, что это твой сын?
    На что получили ответ:
    - Спрашивать надо было, когда он жив был. А теперь, когда вы его убили это уже не мой сын.
    Не говорит так мать даже о мёртвом сыне.
    Тело самозванца выставили на всеобщее обозрение на Красной площади, потом похоронили за городом у большой дороги. В ночь после убийства настали жуткие холода, погубившие все посевы на полях. Тело самозванца выкопали, сожгли, зарядили пеплом пушку и выстрелили в сторону Запада: «мол, откуда пришёл, туда и возвращайся». Майский мороз сменился летней жарой.
    Восставшие убивали поляков и их русских пособников. Убивали не только панов, но и их слуг, кучеров, поваров, умертвили даже польских музыкантов, что играли на царской свадьбе.
    Мнишиков и многих других ясновельможных панов взяли под охрану люди будущего царя Василия Шуйского.
    А летом Марину Мнишек и её отца Ежи Мнишека со всей прислугой и двором девятидневной царицы отправили в ссылку в Ярославль.
    Не все поверили в смерть Дмитрия Ивановича, пошли слухи, что он чудесным образом спасся. Это стало началом истории о втором Лжедмитрии и о любви и смерти Ивана да Марьи, Ивана Заруцкого и Марины Мнишек.
Глава первая
1

    Послы царя Василия Шуйского князь Григорий Константинович Волконский и дьяк Андрей Иванов 16 июля 1606 года благополучно переправились через пограничную реку Ивата на польскую сторону. Посольство никто не встречал и это настораживало. Пустая дорога петляла в сторону Орши. И только там их встретил королевский пристав пан Ян Волович.
    Приём послов польской шляхтой был архихолодным, обзывали преступниками, предателями, хватались за сабли.
    - Кого же мы предали? – не удержался Иванов.
    - Царя вашего Дмитра, - последовал ответ.
    - Так это не царь, то мнимый царь, расстрига Гришка Отрепьев за сына Ивана Васильевича, царство ему небесное, себя выдавал. Казнили Гришку на Москве после суда праведного.
    - Врёшь, пся крев, жив царь Дмитр.
    - Да где же жив-то?
    - Не пререкайся, Андрей, - дёрнул дьяка за полу кафтана князь Волконский, - что ты им докажешь, чертям? Они вон с утра, чай, пьяны.
    - А чтой-то они бают, что Дмитрий Иванович живой?
    - Какой он тебе Дмитрий Иванович? Юшка Отрепьев. Пущай бают, тебе жалко, что ль?
    Карета послов двинулась дальше, но чем ближе к Кракову приближалось посольство, тем упорней становились слухи. Да ещё говорили, что с казаками идёт на Москву царевич Пётр Фёдорович, сын царя Фёдора.
    - Какого царя Фёдора? – удивлялись послы. – У какого Фёдора был сын Пётр? У Ивановича или Борисовича? Впрочем – всё равно. Не было детей как у одного, так и у другого.
    А то, что Ивашка Болотников взбунтовался и с воровскими людьми – казаками, крестьянами и прочими на Москву шёл, это послы знали.
    По дороге за мзду выяснили, что это за приём такой странный. Оказалось, что польская шляхта очень недовольна своим королём Сигизмундом III. Мол, он же поддержал сандомирского воеводу Ежи Мнишика и разрешил выйти замуж его дочери за царевича Дмитрия. А теперь король обвиняет во всём Мнишика и говорит: «Да хоть у него было бы и пять дочерей, и ему их вольно отдавать за кого угодно в разные государства, куда захочет, хоть и за султана турецкого!»
    Из-за внутренних неурядиц в Речи Посполитой ехали медленно, а слухи всё нарастали, что, мол, жив государь московский Дмитр, на что послы отвечали:
  - А хоть бы и так. Пусть он хоть истинный прирождённый государь окажется. А только Русь его не хочет. А как земля русская хочет, так и будет по Божьему повелению. А тот, что вы кричите, то Мишка Молчанов. Юшка-то Отрепьев был белолиц, волосом рус, бороду да усы брил, бородавка возле носа, а нос широк. А Мишка смугл, нос крючком, волосы черны да кучерявы, а бородавка на щеке. Ему верить не надо, гоните его, чтобы между нашими государями и государствами смуты не произошло.
    В королевском селе Новый Двор посольство задержали под предлогом беспокойства в королевстве польском и опасностью польских дорог. Прошло лето, проходила и осень, а посольство всё торчало в том селе, попутно собирая сведения о расстановки польских сил на границе русского государства.
    И только 16 декабря 1606 года послы прибыли в Краков, а 24 декабря состоялось аудиенция у короля Сигизмунда III.
    В тронном зале сорокалетний польский король рассеянно