Побег Кеши Умуркулова.

  Лето восемьдесят третьего года. Дежурный по роте, москвич Гоша, лениво бродит
  по расположению. От входной двери до Ленинской комнаты метров пятнадцать.
  Жарко, полдень воскресенья. В расположении только трое. Он и два дневальных.
  Один, тоже, как и Гоша- "дед", другой- "молодой", казах Кеша. Конечно он не
  Кеша. То ли его звали Кадырбек, то ли Касымбек, как-то так. Но в батальоне 
  он был Кеша. Все трое буквально изнывали от безделья. Рыжий Петруха стоял на
  тумбочке. Кеша смотрел с тоской в окно, Гоша измерял шагами расстояние от двери
  до двери. Внезапно он остановился, посмотрел на Кешу, на его лице заработала
  мысль и он произнёс:

  -Кеша, дуй в чипок, вот тебе таньга. Купишь пачку "Примы" и спичек. Тут, как
  раз, на это всё. Чеши скорей. "Стратег"(старшина роты) мне запретил нос на
  улицу высовывать, чтобы я не нарвался ни на кого и снова на губу не сел.

  Кеша оторвался от своего занятия, взял деньги и вышел. Надолго, как оказалось.

  Прошло около часа, Кеши всё не было. Гоша встал на тумбочку и попросил Петруху
  сходить в магазин, который располагался на территории части. Петруха вернулся
  через десять минут и сказал, что Кеша в магазин не заходил. Гоша задумался и
  поменявшись с Петрухой местами, вышел-таки на улицу. Дошёл до чипка, по пути
  пытаясь узнать у встречающихся бойцов что-то про Кешу. Батальончик у них был
  маленьким, поэтому все всё про всех знали. Кто-то сказал, что видел Кешу,
  который стоял возле магазина, но внутрь не заходил. Кто-то сказал, что Кеше
  кто-то дал денег по пути и попросил что-то ему купить. Всё. Пропал казах. Как
  испарился. Гоша прошёлся по двум постам караула-результат тот же. На КПП Кешу
  не видели. В общем-исчезнуть из части с концами незамеченным было практически
  нереально, но Кеша умудрился. Вечером, на поверке, Гоша по всей форме доложил
  начальству, в лице едва стоявшего на ногах и рыгающего помдежа прапорщика
  Ящука,  об исчезновении рядового Умуркулова. Помдеж доложил об этом капитану           
  Королёву, лежащему без явных признаков жизни на топчане в дежурке, вследствие
  чего был послан в хлам пьяным вышеозначенным ответственным лицом "к...и на...",
  да ещё и "в...". На этом, все воскресные "бдения" и "прения" закончились. А вот
  докладывать ротному не стали, так как, зная о его вздорном характере, опасались
  принятия им идиотских решений, которые спустя короткое время, были всё- таки
  приняты. После доклада ему, разумеется. Стратега до понедельника не отважился
  известить никто...Были причины. В гневном состоянии, старший прапорщик Редько,
  Дмитро Гаврилыч, мог заехать в душу так, что тот, кому это перепадало, запросто
  отлетал метров на восемь... С отрывом ступней от земли.

  В понедельник вторая рота построилась на плацу. Ротный, капитан Ганихин, был
  краток:

  -Съе...лся один м...ак. Слушай мою команду. Бросили все дела и мухой в город.
  Чтобы к вечеру нашли! Кто придёт без него-сразу на гауптвахту! На девять, а то
  и двенадцать суток засажу! Всё! Исчезли!

  Стратег не успел ему сказать о том, что: "Тики шо вин выдав двадцати пьяти 
 огхлоедам, месячное денежное довольствие".

  Толпа с гиканьем сорвалась с места и мгновенно исчезла из поля зрения ротного
  командования. Ганихин с ужасом смотрел на Стратега, который именно в тот
  момент, когда исчезло из вида "копыто Чёрта", бежавшего за своим лучшим другом
  Колобком, стал ему докладывать о выдаче денег. Стратег замолчал. Им обоим было
  не по себе.


  Продолжение следует.