Стояла та волшебная летняя ночь, когда прогретый жарой и людским гневом город пал к ногам спасительной тишины и прохлады. Полная луна в облаках мерцала призрачной лампадой, звёзды каплями лопнувшего пакета молока проглядывали на испачканном ваксой пурпуре платья темноглазой обольстительницы и музы несчастных поэтов и писателей. Неряшливая натура и скромный наряд, от и до покрытый складками, придавали ей тот шарм, которому позавидовала бы любая греческая красавица, прячущую саму себя под маской безучастного ко всему мрамора. Ночь ласково целовала листву и очаровывала деревья ароматом долгожданного покоя, царственно проходила сквозь мир гордых муравьёв, назвавших себя "венцом природы", везде оставляя за собой радостное опьянение.
Я не слышал пения птиц. Я видел ярко разливающиеся краски звуков цикад и вездесущее многоголосье лягушек. Кресло-качалка на балконе тихонько поскрипывало от бесшумной мелодии ветра. Ночь укутывала меня в свои глубокие обьятья, и наконец блаженная дремота начала сковывать моё беспокойное тело.
Мои костыли надёжно заперли и без того закрытую засовом дверь. Теперь, доктор, когда я стащил у вас связку позвякивающих свободой ключей, вы познаете вкус одиночества шизофреника(ведь это у вас любимое слово, не так ли?), который намного гаже вашей ухмылки. Носите теперь сами свой халат и свою смирительную рубашку!
Думаете, я не знаю, что все больные также в трезвом уме, как и я? Мы здесь, потому что неугодны обществу. Мы- люди, а вы-садист, смеющийся над нашим отчаянием. Но подождите: хорошо смеётся тот, кто смеётся последним! Я сделаю всё, чтобы выжить и не свихнуться в вашем доме милосердия!...
Больной изнемогал на койке и что-то непонятно говорил заплетающимся языком.
Он был привязан верёвками к кровати, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Над ним стояли служители храма Эскулапа, клянувшиеся на алтаре священной клятвой Гиппократа. Глаза неизвестного чудовища на потолке освещали комнату холодным игольчатым светом.
"Профессор,- тихо мямлил один из ассистентов,- лоботомия прошла успешно. Теперь этот человек не сможет больше причинить нам никакого вреда."
"Однако он что-то говорит во сне,- сердито отметил профессор.- Мне это сильно не нравится. Он знает обо всём слишком много, отключайте аппарат!"
Линии пульса на экране медленно угасали. Ровные без изгибов волны штиля уносили в никуда бурное и непредсказуемое течение жизни. За окном, на скамейке ветер беспорядочно перебирал брошенные цветы. Какая-то женщина в тёмном испачканном платье с судорогой в плечах склонилась над ними, роняя редкие крупные слезы. Под ногами прекрасной незнакомки валялся чёрный зонтик с белыми крапинками пакета молока...
