Наружу

               До  чего   любит   Евдокия  Петровна   о  чужую   жизнь  язык  потереть.
И обсудит  и  осудит.    Сначала  соседей,  потом  всех,  кто  в  доме  живет,   затем
за  квартал   примется.    До  района   язык  ее  уже  дотягивается.   Только  до
отдельных персон.     А   публичным,  узнаваемым    все  кости  перетрет.
             Муж,  пока  не  ушел,   не выдержал,  однажды.
             -  Какое   тебе  дело  до  того,  кто  с  кем  спит.   Или     сколько  у  той  или
другой  мужчин или  семей.     Если  есть,  значит  добились   они  чего-то  и  могут
себе   позволить.    Ты  лучше  их  талант  и  труд   оцени,  а  не  суй  нос   в
подробности  личной  жизни.
              Пристыдил,  значит.      Мужа  Евдокия  Петровна   любила  и  
побаивалась,  что  рано   или  поздно он от  нее   уйдет.     Хоть  и  не  звезда,
а  приступы «звездной»  болезни  три  раза  случались.    В  смысле,  влево тянуло.
Причем,  совершенно  бессистемно.
             Первый  от  мужа  ничем  не  отличался.     Второй  был  гораздо  моложе.
Третий  -  гораздо  старше.      Она      сама  не  понимала,  что  с  ней  творилось,
куда   несло.      И  стыдно-то  как  было.    Точно,   не   было  головы.
           А  он,   сперва,  хотел   вышвырнуть  без скафандра   в  открытый  космос,
а  потом,  отходил  и  прощал.    Такая  страсть  и  нежность  на  них   после   ссор
накатывала,  что  счастьем  захлебывались.
          В тот  раз,   предупреждению   вняла,  оставила  окружающих в  покое   и
переключилась  на   телегероев.     «Тени»   и  «Зов»   смотрела,  затаив  дыхание.
Это было  свято.    Ни  слова.     Но  другим доставалось  изрядно.    «Голубиную
верность»   наизусть  выучила.     Особенно  «Маньк,  а   Маньк…».     Эту
героиню,   говорила,    прямо   с  меня  списали.    А   от    артистки   этой  без ума
была.     А   от    образа    поселкового    алкоголика   дяди  Пети,    просто  таяла,
как  снегурочка.    Возможно,    оттуда  пошло  у  нее  третье   увлечение.
         В  сериалы    бразильские  нырнула   с   головой.    
         Каждую  серию  переживала   не  хуже  героев.    Были  у нее   любимые.
В   сериале  про  двух  сестер  был  такой  Марио-космонавт,    придурок   из
рыбацкого   поселка.    Как она  его  жалела.   И  артиста  запомнила.    Как  
увидит  где,    привет , Марио,  говорит.
          Еще  был  фильм о жертве  любви.    Там    главная  героиня,  очень
понравившаяся   Евдокие  Петровне,   познакомилась  с  мужчиной,  моложе
ее.   Вспыхнул       роман.     А  дочь    ее   заревновала   и   отбила  его.
         Злости    не   было   предела.    
          -  Ах,  зараза,  -  говорила,  -  Мать  обидела,  мужика  увела.   А  потом,
довольная,  на  пляж  пошла  и  на  камень   села.  Русалка,  е-мое.
         В  другом  фильме,  про  биотехнологию,     над    той же  артисткой   и охала
и  смеялась.    
          -    Она, конечно, молодец,  деньги  из  мужика  хорошо  выкачивает.  Только
доводить-то   зачем?    Ведь,  в  возрасте   уже.    Так инфаркт  схватить  можно.
А то,  достает,  а  как тот  за  сердце схватится,   «ой,   моему  тигреночку  плохо».
          -   Ты, хоть,  иногда,  выводы  делай, -   намекнул муж.
          Но  такие  советы  лишь  попусту  пропадали.
           Снова  «любимый»  Марио   объявился.   «Надо  же,  а   Каниту,  оказывается,
проститутка».
           -   Ой,  милый,  восемьдесят  три  серии  понять  не  мог,  -   зашлась
хохотом  Евдокия  Петровна,   -   Все  тайно  вздыхал.
           -   Иные и  дольше  понять  не  могут,  -  почему-то   горько  вздохнул  муж.
           А   шли  как-то      вдвоем  по  городу,  и  навстречу  вылитая  Каниту.
В  модных  тогда,  сетчатых   блузке  и  юбке,   туфлях на  высоких  шпильках,
накрашенная   сверх  чувства  меры.     Идет,  слегка  пошатывается.
           -   Глянь,  -   шепчет  Евдокия  Петровна,  -  А  трусиков-то  у  нее нет.
          -  Какое  твое   дело, -   смущенно  произнес  муж,  -  Может,  ей так  лучше, -
и  проводил  взглядом    фланирующую стройную  фигурку.
             Нараспашку  жила.    Все  наружу.  Не  умела  в  себе держать.
             А  кончилось все  очередным  гостем.    Невидимкой  в  черном  плаще.
Ни  стука,  ни  звука.  а  открыла  дверь,  и  стоит.
           -  Хорошо   живешь?   -   только  кивнула, -   Со  всеми ладишь?  -  словно,
онемела,  -  И  муж  пока  еще  любит?  -  отошла в сторону и  в  жизнь  впустила.
           Где  у  женщины  голова?