Анзурат, недорого (девяностые)...

             

Да, совсем мама сдала. Оно и понятно: 87 – возраст весьма почтенный. А храбрится ещё, пыжится, хоть с каждым днём всё тяжелее опирается на трость. Теперь уже и дома с нею не расстаётся. Когда сегодня я начал  разговор о том, что ей уже просто необходима помощница по хозяйству, замахала на меня руками, разгневалась по-настоящему, как когда-то, в детстве, если была особенно мною недовольна:
- Я не инвалид и не выжила из ума. Хотя  в моём «зрелом» возрасте это было бы нисколько не удивительно. Совсем недавно мне звонит Евгения Николавна – ты должен её помнить: она всё время держала множество  кошек, живёт в соседнем подъезде. Довольно долго мы с нею беседовали обо всяких женских пустяках. Я по голосу  чувствую, что она устала, хотя  на два года моложе меня. Несколько раз порываюсь прервать разговор, пытаюсь прощаться. Но она всё продолжает и продолжает. Потом, после некоторой паузы, спрашивает вдруг:
- А скажите-ка, любезная, мы с вами знакомы?..
Вообрази! Она почти сорок минут беседовала со мною, так и не вспомнив, с кем говорит. Номер, видимо, набрала по старой памяти…
Ну, так вот. Я смею надеяться, что не стала до такой степени маразматичкой, что нуждаюсь в сиделке.
- Да не в сиделке, мама! Просто к тебе будет приходить женщина 2-3 раза в неделю. Станет готовить тебе еду и убирать квартиру.
- Свой «древний замок» (мама живёт в однокомнатной  хрущёвке) я приберу сама. И даже сады при замке ( у мамы – фикус в кадке) обработаю, не прибегая к услугам садовника.
В конце концов,  мы уговорились, что один раз в неделю (но только – один!) к ней будет приходить женщина (желательно, чтобы  «особа была достаточной юной, а не приближалась по возрасту к предмету забот и попечения» - текст мамин) и делать качественную уборку в «хоромах».
С лёгким сердцем я вышел, радуясь столь относительно скорой и «почти бескровной победе» над мамой. Решил действовать сразу. По дороге домой купил газету объявлений. Начал звонить…
Но или день был не мой, или найти домработницу в нашем городе так сложно. Через полтора часа безуспешных попыток я позвонил школьному приятелю Диме, который, в плане быта и комфорта, мог организовать всё. Именно он меня и просветил, сказав, что рано утром нужно ехать на кольцевую автодорогу, на двадцатый километр, где толпами стоят гастарбайтеры и кидаются, в поисках хоть какой-нибудь работы, пусть даже подённой,  к каждой притормаживающей машине.
Утро. Я еду. То, что мне нужно, увидел ещё издалека: толпа людей по обе стороны дороги. Всё было именно так, как описал Дима. Как только я остановил автомобиль, к машине  тут же бросились несколько человек и наперебой стали задавать вопросы, какого рода работу мне необходимо выполнить. Когда я сказал, что мне нужна женщина для регулярной уборки квартиры, возле машины остались только два немолодых азиата, ставшие наперебой говорить, что именно у каждого из них есть такая женщина, и не одна! И тут же предложили взглянуть на «товар». Я согласился. Оба, отвернувшись от машины,  гортанно закричали, каждый на своём языке, и тут же к ним подошли три женщины. Когда я спросил, кто из них говорит по-русски, осталась только одна. Это была молодая совсем таджичка. На вид не более 22-23 лет, с кроткими глазами газели, опущенными вниз. Когда она подняла взор на меня, то мне показалось, что в глазах этих бездонных вижу испуг: или испуг, что я её не выберу, или, напротив, отчаяние от того, что придётся ехать со мною.
Звали её Анзурат («необыкновенная» в переводе с таджикского). К нам они с отцом и ещё двумя сёстрами приехали неделю назад. С тех пор вот и ищут работу. Но безуспешно. А потому  то, что я предложил, их вполне устроило. Я отвёз их к маме, показал «фронт работ», условились о цене. И в ближайшую субботу Анзурат  должна была приступить в 10 часов утра. Маме девушка, кажется, тоже понравилась, но, прощаясь, она предупредила, что очень не любит, когда люди опаздывают.
В первый раз я решил подстраховаться, а потому уже в половине десятого был в мамином доме. Ровно в десять мама, не слыша звонка в дверь, подошла и распахнула её. Анзурат сидела подле, на корточках.
- Я рада, что ты не опоздала, деточка, - как можно более мягко начала мама.- Только в следующий раз, пожалуйста, воспользуйся дверным звонком.
- Я просто не хотела вас беспокоить. А вы, в следующий раз,  когда проснётесь и приведёте себя в порядок, просто откройте двери: я всегда буду ждать вас вовремя,- подкупающе просто ответила девушка.
Через три часа квартира блестела. Мама была довольна. Всё, теперь и моё сыновье сердце могло быть спокойно.
Анзурат на самом деле никогда не опаздывала, но и не звонила в двери по-прежнему, а ждала возле.
Мама мне часто рассказывала о ней, о её семье. О том, что Анзурат уже давно пора замуж, но люди у них на родине большей частью бедные, а потому не могут заплатить калым. А это – обязательное условие для свадьбы. О том, что в семье Анзурат старшая, и есть ещё три сестры, младшей из которых восемь лет. О том, что в их селении почти не осталось мужчин, ибо все они поразъехались, чтобы зарабатывать деньги и хоть как-то содержать свои большие семьи.
Несколько раз я заставал Анзурат у мамы, когда они после уборки пили на кухне чай с молоком. Но при моём появлении она тут же начинала собираться и исчезала, одарив лучезарной улыбкой нас с мамой.
Тем более было странным, когда примерно через год после того, как девушка появилась в нашей жизни, она вдруг задержалась при выходе и заговорила со мною, не поднимая глаз:
- Отец хочет поговорить с вами.
- Со мной? А твой папа - это тот человек, с которым я договаривался на шоссе?
- Да, именно он.
- И о чём же он хочет со мною разговаривать, Анзурат?
- Он хочет предложить вам, чтобы вы меня у него купили.
- Прости?..
- За тысячу долларов. Это будет как калым. И – всё.
- Что значит «и – всё»? Что же будет дальше? Жена мне не нужна, потому что я люблю свою Наташу и наших общих детей. Кем же станешь ты для меня?
- Кем хотите. Могу оставаться при вашей маме и всё-всё для неё делать, а спать я могу на полу на кухне. Ведь я не могу рассуждать… и просить. На тысячу долларов моя семья сможет прожить около года. А там мои младшие сёстры подрастут. Возможно, им повезёт так же, как и мне…
Я вижу, что глаза её не плачут, а внутри всё окаменело. Она глянула в окно, на заснеженные улицы чужого для неё города, глубоко вздохнула, словно с жизнью прощаясь, и добавила совсем уж тихо:
- Дома у нас всё равно жизни нет. Нет её и здесь. Так не всё ли равно…