Гон

из сборника «Мемории» –
http://www.proza.ru/avtor/mirzoyan&book=2#2

              (анекдот из жизни)

*
Называлось такое кино – болты в томате.
Но всяк режиссёрский индивид тайно грезил нетленкой и болтами брезговал.
А нетленку никто делать не давал, а за болты в томате платили. И неплохо…
*
Киношников тогда любили. И люди, и власть.
Не то, что теперь телевизионщиков.
Каждую съёмочную группу, приезжающую в город,
курировал 3-тий секретарь местного обкома КПСС, (или горкома) и его люди.
Естественно, знакомство начиналось с дружеского ужина.
За который, кстати, платила партия.
*
Тот фильм был по заказу «Союзпушнины».
А это была очень серьёзная организация – она добывала стране валюту.
И фильм был  для Запада, для пушных аукционов – как у нас всё замечательно с разведением пушистого зверья.
*
Середина восьмидесятых, зима, провинциальный городок,
есть нечего, полки в магазинах уже пустые, но вполне сносная  ведомственная гостиничка,
а кормят нас в горкомовской столовой
и даже в разных видах крольчатиной с фермы, про которую нужно было снимать кино
и которая тогда называлась зверосовхоз –
жить можно.
*
Получалось – болты были не в томате, а болты пушистые.
Снимать такое скучно. Но работа есть работа. А зарплата есть зарплата.
Режиссёр-оператор был вдвое старше меня, но как-то мы с ним сошлись и подружились.
Он был опытен, таких фильмов наснимал уже кучу и просто – честно и профессионально делал своё дело и зарабатывал деньги –
я на том фильме у него был и ассистентом режиссёра и вторым оператором –
у него была ещё одна, своя камера и я на ней кое-что подснимал.
*
Интеллигенция есть интеллигенция: показать фигу власти – святое дело.
Даже если фига в кармане и никому не видна.
И как-то вечером, в гостинице, за нечастой рюмкой, я предложил ему:
- «А давайте сделаем кино о ГУЛАГе».
- «Ты спятил», - усмехнулся он.
- «Ничуть нет», - возразил я, - «Ничего такого - ни слова, ни звука, всё по сценарию – просто, снимая, мы будем держать эту идею про себя – концлагерь. Только концлагерь – для зверей. И эта идея будет нас вести во время съёмок. И она там останется, внутри фильма, тайно останется».
Ему понравилось: ну как – почти солженицины, только тайные.
Так и снимали, ни словом больше не обмолвившись ни о каком ГУЛАГе.
Работать сразу стало интереснее.
*
Живём вдвоём в двухкомнатном люксе, он в одной комнате, я на диване в другой - живём тихо и мирно, кино снимаем про ГУЛАГ.
И вдруг – поздно вечером звонок со студии – к нам едет высокое начальство с проверкой!
Какая проверка, что там проверять – снимаем строго по сценарию, ни глобальных пьянок, ни драк, ни дебошей осветителей.
Но тот вечерний разговор…
Режиссёр глянул на меня косо.
*
Что-то наша фига в кармане вывалилась из кармана и бесстыже валялась розовая и беспомощная на белом снегу зверофермы-ГУЛАГа.
- «Я никому ничего не говорил», - выждав момент, когда мы остались вдвоём, клятвенно сказал я режиссёру на утро среди клеток с песцами.
Надо отдать ему должное:
- «Прослушка», - уверенно ответил он и авторитетно объяснил, - «Телефон в гостинице. Надо помалкивать».
*
Никто нас, конечно, не прослушивал, никому мы нахрен были не нужны,
но советская интеллигенция, была советская интеллигенция –
шарахалась от собственной тени, принимая её за зловещую тень всемогущего КГБ.
Как потом выяснилось – проверять ехали вовсе не нас, а зверосовхоз.
Жить стало легче, фига в кармане успокоилась и стала чувствовать себя увереннее,
а в местном горкоме, естественно, всполошились.
А ещё больше занервничали на ферме.
*
К московскому поезду прикатил сам местный первый секретарь со свитой,
руководство зверосовхоза в полном составе,
ну и мы зачем-то на студийном УАЗике, называемом в народе «буханка».
*
Высокого начальства было аж четыре женщины с дородной и статной дамой, за сорок, во главе.
Естественно – обед–банкет.
И наутро – визит на звероферму – снег, бесконечные ряды сетчатых клеток –
за сеткой белые  песцы с тоскливыми глазами, шустрые нутрии и святая святых зверосовхоза – 
мечущиеся, как белки в клетках, соболя, рычащие и тявкающие, как мелкие собачонки – 
каждый зверёк в своей клетке и со своей конурой.
*
По случаю высокой делегации всем бабонькам–труженицам на ферме выдали новенькие белые халаты поверх ватников, новые же чёрные валенки с галошами и меховые варежки – 
нам для съёмок одели в халаты только одну бригаду.
Зверей гостям стали показывать по нарастающей цене меха.
Но к кроликам гостьи сразу не пошли, потому начали с белых песцовых рядов.
*
Звери есть звери – запах стоял - терпимый, но запах.
И дамы сначала деликатно, а потом и открыто начали прятать начальственные свои носы в воротниковые меха,
Но по тому, как они нетерпеливо тянули шеи к соболям, стало понятнее, к чему вся эта проверка.
Ну а мы всё это, по настоятельной просьбе горкомовских людей, снимали в две камеры – и дамам это льстило.
*
А песцы в то утро – повально спаривались.
Деловито так и нисколько не смущаясь начальственной делегации.
Некоторые самки огрызались – лай, вой и гвалт стояли.
У песцов как раз начался этот самый период  – и работницы с утра пересадили  самцов в клетки к самкам. 
Но сперва белые головы самцов кисточками пометили  пятнами обычной масляной краски зелёного цвета, какая на ферме была и какую им выдали – 
чтобы потом, когда придёт время отсаживать, работницы могли сразу отличить самца и пересадить обратно в его клетку.
(ведра с краской и кистями стояли у клеток – нас предупредили об этом и белых песцов мы отсняли заранее)
*
- «Они всегда так?» – стараясь не глядеть на спаривающихся песцов, раздражённо спросила начальственная дама:
она никак не могла сообразить – хорошо это, или плохо, что её снимают на кино на фоне спаривающихся песцов?
Председатель зверосовхоза растеряно не нашёлся, что и ответить:
- «Да нет».
- «А что у них с головой?» – вдруг остановилась и строго спросила она про зелёные кляксы на мордах, – «Это где это они так все в краске измазались?»
Это была претензия, почти обвинение – в нерадивом отношении к социалистическому имуществу.
- «Ну… как?..» - растерялся председатель, - «… пометили».
- «Кто?» - ещё строже спросила дама.
- «Мы», - растеряно ответил председатель.
- «Зачем?» –  угрожающе спросила дама, наконец, догадавшись, что песцы не сами испачкались в краске – «Вы же им весь мех испортили!» - она нашла конкретных виновников порчи народного добра.
- «Ой! Да линька начнётся, краска сама отвалится», - ответили за перепуганного председателя бабоньки, - «Мы ж не первый год замужем – дело знаем».
- «У них – гон…» - взволнованно стал объяснять председатель.
- «Шшшто?» – хмуро не поняла дама.
- «Гон… спаривание».
- «Как это мило», - подняла брови дама и обвела  своих спутниц взглядом,
который можно было истолковать и так:
вот, мол, как наша партия и правительство заботятся о песцах в СССР – даже, так сказать, амурными делами разрешают им заниматься.
Те сделали понимающе-согласные глаза.
- «Самцов подсаживаем к самкам…» - объяснял директор, - «Ну и самцов пометили. Ну… чтоб не перепутали».
Дама подумала-подумала и удивлённо пожала плечами:
- «Не перепутали?... а что – эти зверушки – сами-то, без вас, не могут разобраться, кто из них  мальчик, а кто девочка?»
*