Поселковый лекарь

50-е годы я провел в пришахтном поселке Дубовка. Поселок вольготно раскинулся в степях Казахстана в сотне метров от шахтного террикона. Большая часть жителей поселка работали на близко расположенных угольных шахтах. Нравы поселка соответствовали климату и роду занятий жителей. Суровый континентальный климат – зимой были морозы до 40 градусов, летом наблюдалась жара до 40. Но в мае месяце случались заморозки, иногда выпадал снег. Водой жители снабжались с местной водокачки. Очень вкусная и холодная вода зимой и летом с глубинной скважины подавалась насосом. Все желающие с ведрами и бачками могли брать воду из колонки с рычагом вместо крана.

В частных владениях имелись свои колодцы, в которых была несколько солоноватая вода, но, в общем-то, пригодная для питья.
В поселении были, в основном, одноэтажные строения. Инженерно-технические работники жили на центральной улице в двухквартирных домах. При шахте был построен большой трехэтажный административно - бытовой комбинат. Недалеко от шахты располагалась двухэтажное здание школы. В рабочем общежитии барачного типа был обустроен медпункт, в котором властвовал местный фельдшер Кухта Панас Кондратович. Кондратович, как называли его большинство пациентов, имел очень колоритную внешность гоголевского полтавского украинца. Его голову украшала пышная седая шевелюра в форме короны, оставляя свободной и очень блестящей маковку головы выше уровня ушей. Усы Кондратовича были, как говорится, всем усам усы. Такие украшения лица можно было видеть только на портретах Тараса Бульбы или у запорожских казаков на известной картине про написание письма турецкому султану.

Зимой и летом на улицах поселка можно было видеть фактурную фигуру Кондратовича, спешащего по вызовам болящих. Летом фельдшер был в неизменной вышиванке, широких брюках, похожих на шаровары и соломенной шляпе с широкими полями. Зимой Кондратович ходил в бараньем полушубке и шапке «кубанке». Весной и летом полушубок сменялся плащом неизвестного происхождения, непромокаемая стоящая колом верхняя одежда спасала от сильных ветров и дождей.
Точного возраста Кондратовича не знал никто, но предполагали, что лекарь разменял седьмой десяток.

Несмотря на почтенный возраст, шагал фельдшер по неровным дорожкам поселка весьма шустро. По сведениям сарафанного радио, которое в поселке работало исправно и бесперебойно, Панас Кондратович трижды сватался к заслуженной вдове Наталье Сергеевне, но трижды получал отказ. По информации вдовы отказ был вызван религиозными соображениями. Сергеевна «износила» уже трех мужей, а церковь дозволяет только три брака. По варианту сарафанного радио, брак запретил строгий зять трижды вдовы. Начальник участка внутришахтного транспорта развел на своем участке в 20 соток сады и огороды, за которыми нужен уход и полив. Теща являлась главной тягловой силой огородничества. В семье начальника участка подрастали пятеро дочек погодков, которые очень любили фрукты и овощи.  Все надежды строгого руководителя участка на появление в семье сына были потеряны после рождения пятой дочки, что не улучшило характер главы семейства. В случае провинности старших дочерей, виновная могла стоять в углу на горохе. Младшие просто становились в угол на один час. Старшие стояли на горохе до полного осознания своей вины.

Медицинский авторитет Кондратовича был чрезвычайно высокий и непререкаемый. Лечение проводил весьма успешно у взрослых и детей. Причем прием в медицинском кабинете велся весьма вяло. Кондратович больше любил ходить по вызовам. В кабинете сидела тетя Шура, которая исправно топила жаркую печку казенным углем и принимала по телефону вызовы от больных. Тетя Шура боялась как огня своего строгого начальника, дотошно расспрашивала, невзирая на плохую телефонную связь, симптомы болезни и адрес вызова.

Кондратович был по сути очень добрым человеком, но в разговорах и своих пояснениях иногда повышал голос. Это просто натура такая. За громким басом и твердостью пояснений скрывалась добрая и внимательная душа. Важным спутником поселкового лекаря был докторский саквояж модели и времени доктора и писателя А.П. Чехова. В саквояже были сложены простые лечебные средства, трубочка стетоскопа, аппарат для измерения давления, термометр,  лечебные банки.

Полезные советы лекаря входили в строгие каноны жизни всех семей поселка. В случае болезни любого члена семьи, мамы, жены и бабушки вспоминали советы фельдшера – «...а вот Кондратович говорил...». Методы лечения больных у нашего блюстителя здоровья были проверены вековой практикой и не требовали серьезных финансовых затрат.

В случае простуды у ребенка дошкольного и младшего школьного возраста на свет из саквояжа извлекалась древняя трубка стетоскопа. После прослушивания легких диагностировалось отсутствие воспаления легких. Рекомендованы растирки на основе гусиного жира, меда с добавлением небольшого количества водки. Если мамаша говорила, что нет гусиного  жира или иного компонента снадобья, то Кондратович впадал в гневное состояние и начинал ругать нерадивую родительницу: «Что значит нет!? Ребенок болен, а у нее нет лекарства! Возьми столовую ложку меда у Петровны с шестого дома. Водки нет, найди самогонку».

При частых заболеваниях суставов предписывалось растирание скипидаром или компресс на основе денатурата. До начала 60-х годов денатурат выпускался на ликероводочных заводах. Для предотвращения употребления этого напитка заслуженными алкоголиками он окрашивался в синий цвет, добавлялся керосин и другие дурно пахнущие добавки. На этикетке была надпись «Яд. Употребление внутрь строго запрещено», в довершение угрозам отравления нарисован череп и скрещенные кости. В среде поселковых выпивох денатурат пользовался уважением – главное, чтобы не больше стакана! Рассказывали случай, как к бабке Матрене с утра пришел сосед по прозвищу «Синяк», и попросил стакан денатурата. Бабка Матрена долго доказывала, что продукт вчера использовала для растирки коленок, только в тазике и осталось после растирания. «Синяк» дрожащими руками перелил в стакан содержимое тазика и выпил. Нравы в поселке были очень простые, а радио не было, но информация об употреблении денатурата разлетелась по улицам очень быстро. С водкой в поселке были перебои в хилых торговых сетях, за самогоноварение могли и посадить в кутузку. В известных кругах пользовался спросом одеколон «Тройной». Кондратович был ярым противником употребления алкоголя, проповедовал трезвый образ жизни, не пользовал местных любителей зеленого змия.

Еще можно отметить, что Панас Кондратович впадал просто в яростное состояние, когда его взрослые или дети называли дедом. Он в порыве волнения переходил на полузабытый украинский язык: «Я ни дид! Дид дома сидит, на печи! А я роблю! Я не дид»! После неудачного сватовства поселковые кумушки долго подыскивали для Кондратовича подходящую кандидатуру на роль второй половины. Но хохлацкое прошлое давило на психику одинокого лекаря. Требования к будущей супруге были очень высоки, начиная с варки настоящего украинского борща и заканчивая навыками огородничества.

Некоторые предприимчивые кумушки пытались на лечебных приемах завести разговор на вольные темы, но Кондратович пресекал подобное строго на корню. Его ответы были короткие, мудрые и однозначные.
Спрашивает совета упитанная претендентка на руку и сердце Кондратовича: «Скажите, Панас Кондратович, правду ли говорят, что на ночь есть вредно»?
Да, на ночь есть очень вредно, но ложиться спать голодному еще хуже для здоровья! Все, прием окончен!

Ну не любил Кондратович рыхлые телеса!
Между тем в поселке проживала с сыном лет пятнадцати молодая вдова лет эдак слегка за пятьдесят. Женщина по имени Анна несколько лет назад похоронила мужа после трагической аварии на шахте. Жила скромно, не работала, но получала неплохую пенсию на ребенка после потери кормильца. Трагическая судьба Анны вряд ли могла оставить равнодушной любого человека с мягкой душой. Незадолго  до утраты любимого человека у Анны год за годом расстались  с жизнью двое малолетних детей. Сын утонул в речке, а дочь умерла после тяжелой простуды.
Анна буквально тряслась над здоровьем своего послушного ребенка, к которому прилипали почти все простуды и вирусы, гуляющие по шахтерскому поселку. Надо же было так случиться, что маленький Боря ранней весной провалился под  истонченный лед в пруду и серьезно застудил легкие.

Панас Кондратович душевно проникся горем одинокой женщины, и приложил все усилия для лечения сына безутешной одинокой женщины. Заботы лекаря обеспечили выздоровление школьника. Две недели Кондратович изо дня в день посещал больного мальчика, ставил банки, проводил растирания, нашел дефицитные лекарства. И к появлению зеленой травки на дворе поставил больного на ноги.


Наступило тепло, Кондратович уже перешел на летнюю форму одежды. Зашел проведать своего крестника Борю, получил чашку ароматного чая с домашним вареньем.  Для Анны после чудесного выздоровления сына появление на кухне поселкового лекаря было равносильно явлению божественного провидения. Она заметила, что на фирменной вышиванке распустилась ниточка. Анна тут же заметила: «Ой, Панас Кондратович, у вас тут ниточка распустилась. Занесите завтра, я вам зашью».
Анна, да неудобно как-то! Я и сам зашью.

Панас Кондратович, да что вы говорите? Вы же как крестный отец Боре!  После всех ваших забот вы нам стали просто родным человеком!
При этом Аня положила свою мягкую ладошку на крупную руку лекаря. Кондратовича от этого прикосновения как молния прошибла. Вспомнил, что он все-таки еще мужчина в самом соку. Кондратович приложился губами и пышными усами к ручке молодой вдовы. Было заметно, что подобное выражение чувств было Ане не безразлично. Она мягко погладила  по усам: «Какие у вас усы мягкие и пушистые! А на вид вроде бы колючие».

Панас Кондратович поплыл на волнах нежности. Такого он не испытывал с далекой юности. Что тут много рассуждать! На следующий день вышиванка была приведена в полный порядок.

Через неделю Панас Кондратович по соглашению сторон перенес свой саквояж и два фибровых чемодана в гостеприимный дом Анны. Переезд состоялся под покровом ночи в обстановке строгой секретности. Но старая баба Сара, работающая на раздаче воды в водокачке не пропустила знаменательное событие. На следующее утро все поселковые кумушки были приятно удивлены новым положением поселкового лекаря. 
Мальчик Боря тоже как-то сдружился со своим спасителем. Панас Кондратович даже приходил на родительское собрание в школу, послушать об успехах своего крестника.

Боря долго мялся на следующий день после собрания, а потом спросил лекаря: «Панас Кондратович, а можно я вас в школе буду называть дедушкой? Только в школе»!
-Можно Боря! Тебе теперь все можно!
Панас Кондратович нежно обнял мальчика за плечи.