– …Да если бы директором был я, – сказал, сделав хороший глоток пива, Лучинкин, – всё бы у нас по-другому на заводе было! И зарплаты бы нормальные, и народ не разбегался бы не потому, что работу потом ищи – и не найдёшь, а потому, что сама работа нравится… – и он снова отхлебнул из кружки. – И чувствовал бы человек благодарность за делаемое им.
– Идеалист ты, Гриша… идеалист… – сказал собеседник и тоже отхлебнул пивка.
Разговор этот проходил в пивном ресторане, носившем в народе название "Клешня". Пиво здесь всегда было отменным, правильно-холодным, закусь разнообразной, столики чистыми, официантки внимательными, на стенах висели фотографии различных ракообразных, а с потолка на зал пристально глядел чёрными шариками-глазками искусно сделанный макет омара со здоровенной правой клешнёй. Бар славился в городе, хотя цены кусались. Но Лучинкин частенько позволял себе заглянуть сюда, повспоминать, как когда-то на месте этого заведения располагался дешёвый чепок, в котором он, ещё студентом, немало времени провёл… И отметить, что вот уже пролетело десять с лишним лет… А сейчас он, Григорий Лучинкин, – молодой, но подающий надежды инженер, более того, уже главный технолог Завода экспериментального приборостроения, называемом в городе "ЗЭК-Пристрой", – пил пиво и разговаривал "за жизнь" с солистом городского театра оперы и оперетты и, "по совместительству", своим одноклассником Георгием Залесским. Который тоже ресторанчик этот уважал, потому как молодость его была не в меньшей степени богатой на посещения столь памятного для друзей места.
– Ну и почему это я идеалист? – решил уточнить Лучинкин, вернув на стол пустую кружку и сделав жест официантке, дабы та продолжила поставки пива. – Оглянись, Гера. Помнишь, как здесь раньше было? И посмотри, что сейчас. Правильный руководитель – вот кто нужен любому делу. Будет руководитель – и всё наладится.
– А система?
– А что система? Система – это тоже люди. Только люди правильными должны быть в этой системе.
– Гриша… правильный руководитель данного заведения, – Залесский охватывающе обвёл зал рукой, – бандит. Вряд ли ты этого не знаешь. И держит он под собой полгорода. И кому-то из других "правильных людей", что для меня несомненно, отстёгивает. Неужели не знаешь?
– Знаю. Но ведь в городе спокойно, стрельбы давно нет. Да, бандит. Но что плохого? Реально?
– Ничего… но правильные люди в системе и вне системы – по-разному правильны. И так повсюду. Вот думаешь, у нас в театре иначе? Да чтобы рольку получить – нужно либо-либо. Или талант на грани гениальности, подтверждённый причём, либо что-то другое. Бабам легче – у них это что-то другое между ног. А у мужиков… режиссёры-то большей частью мужики. Вот и думай, откуда у нас в актёрской среде что берётся. И откаты у нас имеют место быть. Как везде. Нет, Гриша, тут систему надо менять. А поменять её – ох как сложно. Она ведь везде такая – что у нас, что у басурман… Потому я и говорю, – идеалист ты, раз слова такие говоришь: "правильные люди". Это кто они такие, и где они такие водятся?
– Эх, в президенты бы тебе, Гера… при таком глубоком понимании проблем, – усмехнулся Лучинкин. – А мы люди маленькие, мне завода было бы достаточно.
– Ну-ну… – ответно усмехнулся Залесский. – А в президенты… кому нужен актёр в президентах? Кто его выберет? Я ведь шут, Гриш.
– Альтернатива должна быть. Вот ты и есть альтернатива…
Друзья ещё посидели, поговорили о разном – и разошлись.
…
Это было в пятницу вечером.
А в понедельник, придя на завод, Лучинкин обнаружил, что на территории по-хозяйски обосновались люди в масках и с автоматами, а помещения складов и служб взяты под охрану. Заплаканная Ниночка, секретарша директора, сказала, что генерального увезли, заодно прихватив финансового и коммерческого директоров, главного инженера, главного конструктора и главного бухгалтера. И что он, главный технолог, на данный момент является фактическим руководителем завода.
Ошарашенный и напуганный этой новостью, однако отметив внутри себя какое-то злорадство, Лучинкин собрал совещание, пригласив всех замов и руководителей не подвергшихся кадровым перетрубациям отделов. И уверенно провёл это совещание, поставив задачу не снижать производственные показатели по цехам, призвав к спокойствию, и выразил уверенность, что "разберутся".
Затем был месяц интенсивного вникания в ранее незнакомые ему детали производства и обеспечения оного, явки на допросы, очные ставки… Лучинкин был предельно честен. Обвинений против него выдвинуто не было, да и сам он знал, что не в чем его обвинять. А вот руководство завода в полном составе пошло под суд – и сроки грозили немалые. Хищения, в основном бюджетных средств, были вскрыты повсеместно и на всех уровнях. Процесс обещал быть громким.
Через месяц Лучинкина, хронически невысыпающегося и уже чуть не падающего от усталости по причине чрезмерной нагрузки, вызвали "наверх". Вернулся он вместе с министерской комиссией. Та была ещё более дотошна, чем следственная группа до этого. Проверяли всё, в том числе и те решения, которые принимал Лучинкин в последнее время. Комиссия отработала месяц – и уехала. А ещё через месяц Григорий был назначен новым генеральным директором завода.
…
Будучи только что назначенным, да ещё и самым молодым гендиректором в отрасли, Лучинкин понимал, что у него есть временной интервал, люфт, когда он может принимать такие решения, которые в другое время пришлось бы отстаивать и в случае неудачи – за них отвечать. А самыми важными решениями, как всегда, являлись кадровые. "Правильные люди" – именно они были нужны Григорию. Молодые, неиспорченные… Поэтому в университеты и отраслевые ВУЗы были направлены гонцы, чтобы найти тех, кто плечом к плечу встанет рядом с новым руководителем и поведёт завод к светлому будущему. Искали среди преподавателей, аспирантов, присматривались к студентам… Новоприбывшим выделялось жильё, назначались достойные оклады. Система премирования была существенно переработана. Были внесены изменения в систему организации труда. Роль "старой гвардии" потихоньку, но неумолимо сходила на нет, а пришедшие ей на смену "белые воротнички", как их называли за глаза, потихоньку забирали под свой контроль все направления заводской деятельности. Была изменена и усилена роль службы безопасности. Теперь иногда было даже не ясно, кто руководит внешними коммуникациями – руководители соответствующих отделов или главный безопасник. Правильные люди, пришедшие на завод, были активны, инициативны, особенно в организации системы внутренней отчётности… но Григорий замечал, что отношение к его ставленникам на самом заводе – небрежное. "Ну, ничего… – думал он, – просто ещё не всё знают о заводе. Ещё духом производства не пропитались. А как пропитаются – так всё и наладится…" Не налаживалось.
С экономикой тоже было не всё гладко. Ожидаемо, в условиях рыночной экономики и тотальной конкуренции потребителям и их представителям хотелось получать откаты за приобретаемую на заводе продукцию. Иначе договоры поставок заключались с более сговорчивыми конкурентами. Нужны были деньги, причём неподотчётные. Учитывая, что государственный бюджет был основным источником финансирования, нужно было либо брать деньги оттуда, тупо завышая внутренние расходы, либо организовать встречную систему откатов и брать деньги уже со своих поставщиков, что тоже означало "залезть в карман государству". А ведь потом требовалось эти средства ещё и централизовать, собрать в некий "откат-фонд". Забирать "честно полученное" у рядовых снабженцев-исполнителей оказалось задачей архисложной и донельзя конфликтной. Но и оставить службу сбыта без дополнительного скрытого финансирования было нельзя. Служба безопасности работала не покладая рук, которых постоянно не хватало, но "прилипало" к которым тоже немало. Пригодилась и помощь владельца "Клешни", который сразу по занятию Григорием должности, напросился на приём, преподнёс ящик элитного пива и чучело огромного омара в подарок, а затем намекнул о возможности взаимовыгодного сотрудничества. Григорий вначале даже не понял, о чём ему сказали, но понимание пришло быстро… "Силовая работа" в городе, как оказалось, поставлена была хорошо.
…
С Георгием Григорий встретился только через полтора года… Опять сидели в "Клешне", но уже в отдельном кабинете, где, как теперь знал Лучинкин, всё пишется, всё фиксируется… Разговор был пустым, обо всём и ни о чем одновременно. Но в конце посиделок Григорий, подняв на друга глаза, сказал: "Прав ты был. Я – наивен. Был наивен". И пожал Залесскому руку.
…
Арестовали Григория через три года после назначения. Процесс обещал быть громким.
…
Эпилог реалистического свойства.
После суда над Григорием Залесский решился – и приступил к созданию партии. Назвал её "Единство народа". На митингах он излагал главные тезисы своего движения: "Никому не позволено воровать!", "Да – развитию бизнеса, и Нет – оттоку рабочих кадров!", "Народовластие через референдумы!", "Ради мира хоть с чёртом лысым нужно договариваться!", "Врачам и учителям – достойную поддержку!", и уверенно обещал много чего хорошего. Народ слушал. Верил и поддерживал. Популярность Залесского и его движения росла… Выборы президента близились…
…
Эпилог мистического свойства.
Удобно расположившись на террасе своего дворца, богиня по имени Система с любопытством смотрит на мир и то улыбается, то хохочет, периодически поглядывая на огромное зеркало, на резной раме которого красивыми вензелями выведено слово "Альтернатива".
…
