Василий Бугров

- Мама, я кушать хочу.
          - Мам, а мам?
          - Мамуля?
          - Мамулюсечка?
          - Я кушать хочу.
          - Мам, а у нас ещё талоны остались. Давай съедим их? А завтра потерпим. А?
          - Мама, если б ты знала, как я ненавижу фашистов, за то, что они нас окружили и ждут, когда мы умрём. А мы умрём. Я только что это поняла. Мы все умрём. Все. И ты, и я, и он, и она, и они. Все. Потому что Бога нет. Нет его, мама. Нет.
          - Мам, а у нас ещё талоны остались. Давай съедим их? А завтра потерпим. А?
          - Нет, доча, если мы их съедим сегодня, то завтра будет ещё хуже. Нет. Доча.
          - Ну и пусть завтра будет хуже, зато сегодня будет хорошо.
          - Ладно дочура, давай съедим Ваську? Он же не человек. Он зверь. Хоть какое-то время протянем за счёт его. Разделим на много маленьких кусочков и с большим количеством воды каждый кусочек бульоном сварим. Нам его надолго хватит, а там, глядишь, чем чёрт не шутит? Наши прорвут блокаду и накормят нас.
          - Нет, мама, Васенька мой друг. Друг. Не буду я его есть и тебе не дам. Лучше мы умрём. Пусть нет Бога, зато я люблю Ваську и есть его не буду. Пусть нет Бога, но я люблю Ваську и есть его не буду. Пусть нет Бога. Пусть. Пусть. Но я люблю Ваську и есть его не буду. Не буду. Не буду. Не буду. И тебе не дам.
          - А мы всё-равно умрём, потому что Бога нет.
          - Мама, я не буду есть Ваську. Не буду. Не буду.
          И девочка истошно разрыдалась, рвя себе душу борьбой с исподным желанием съесть Ваську. Кот прыгнул к ней на колени и лизнул её в щёку с каким-то человеческим чувством благодарности в глазах. Она грубо взяла его за шкуру и открыв форточку, выбросила на улицу, забыв посмотреть нет ли там людей, которые могли его поймать.
          Прошло очень немного времени. Минут двадцать, тридцать и на подоконнике появился Васька с крысой в зубах.
          Мать бросилась к окну и впустила Ваську трепетно бормоча дочери о неожиданном раннем ужине свалившемся на их голову невесть откуда. Кот обошёл женщину и положил крысу к ногам девочки. Девочка отрезала кусочек хвоста и дала Васе, но кот требовательно замяукал просясь опять на улицу.
          Ему открыли опять форточку и он ушёл.
          - Доча, как хорошо, что мы летом запасли травы с газонов. Это будет хорошая приправа к бульону, а то одно крысиное мясо тяжеловато. И соли надо поменьше, чтобы надолго хватило.
          - Мам, а ведь Вася никогда раньше не ловил мышей, а крыс, так вообще боялся, и шарахался от них, как чёрт от ладана.
          - Так коты все тунеядцы, доченька. Это кошкам надо котят кормить, вот они и охотятся. Ещё и котов прикармливают. Видно такая наша женская доля не только улюдей, но и у зверей.
          - Нет, мама, он для нас поймал крысу. Для нас. Преодолел страх или отвращение ради нас, мама. Что это?  
          - Это, доченька от Бога.
          - Нет, мама, это от любви. Бога нет. Есть любовь и ненависть. Ничего больше нет. Только любовь и ненависть. Мама, ты же его съесть предложила, а я отказалась, а он всё слышал (рядом сидел), он всё понял и лизнул меня в щёку из чувства благодарности, и когда я его выбросила от отчаянья, он ушёл за крысами. Мама, он сейчас принесёт ещё одну крысу. Вот увидишь.
          На подоконник прыгнул Василий с мышкой в зубах. Ему открыли форточку.
          Он опять обошёл женщину и положил мышку к ногам девочки. Женщины решили мышь варить отдельно, чтобы была хоть какая-то разница блюд.
          Младшая (старшая работала в заводе уборщицей) теперь носила кота за пазухой к разным подвалам, и спрятав добычу Василия в котомку (теперь они называли его только так, а не Васька), шла домой с котом за пазухой, чтобы его не поймали голодные охотники.
          А кот всегда терпеливо ждал своей порции и никогда не требовал поблажек в дележе добычи. Он стал кормильцем семьи. В его взгляде появилось человеческое чувство здоровой гордости, ответственности и хозяйственности. У него, даже осанка появилась дородная. И он, каждый раз с умилением смотрел, как женщины кушают. Матушка льстила ему и нахваливала его безудержно, но он по прежнему клал добычу только к ногам девочки. Мать поняла, что он помнит... всё помнит... и что она кушает только благодаря своей дочери.
          А летом, увидев однажды как он схватив довольно крупную галку, не смог её удержать из-за слабости (недоедал - женщин кормил), дочь стала ходить с ним и настрогав мелко-мелко травы и какие-то подобия зёрен от травы, раскладывала их рядом с кустами, в которых прятался Василий, пряталась рядышком и когда он хватал голубя или другую какую птицу, бросалась к нему на помощь и отрывала голову птице.
          А когда кончилась блокада, девочка запретила Василию ловить птиц, мышей и крыс. И он согласился, оставаясь в доме хозяином. И когда женщины приносили домой покупки, он деловито обследовал сумки и давал своё добро, своё согласие, своё удовлетворение солидным мурчанием.
          А в 1949-ом году, он заболел по возрасту, по старости и перед самой смертью, глазами попросил маму приблизиться к нему и лизнул её в щёку: она разрыдалась...
          - Доча, доча, доча, он сейчас умрёт. Он простил меня. Он простил меня. Он меня простил. Доча. Нет Бога на свете. Ты права доча. Есть только любовь и ненависть. Больше ничего нет. Только любовь и ненависть.
          Василий закрыл глаза. Он ушёл с любовью. И обе женщины долго рыдали...
          Потом сходили на кладбище и выкупили, место на могилу, сказав, что заранее хотят обеспечить себе место там, где им хочется в будущем лежать. Упросив начальника кладбища проигнорировать преждевременное захоронение, рассказав ему, что Василий, в своё время, спас их от неминучей смерти. И начальник дал негласное добро. Поставили на могиле крест и написали: Василий Бугров и даты рождения и смерти, чтобы радикалы немыслимые не осквернили могилу, оставив место в оградке ещё для двух могил.
          Так и лежат сейчас там втроём: Василий Бугров и две его любимые женщины, потому что любовь - ЕСТЬ!
2017-й год. Табу_ноН