Дядя Артур, шутя, называл Ленку «глазастиком». Уж очень выразительными темными глазами одарила её природа. Чуть-чуть смуглое лицо делало её похожей на представительницу каких-то южных народов, а хитрое выражение, которое неизменно присутствовало на этом самом лице, подтверждало мысли бабушек, которые и в жару, и в холод сидели на скамейке около подъезда.
Этим кумушкам не надо было хлеба – они предпочитали довольствоваться зрелищами! Зрелищами, которые тут же и обсуждали, не сходя с привычного дощатого сиденья.
Первая оценка, которая была дана девочке представительницами почтенного возраста, после переезда в их дом, звучала так:
- Цыганка, она и есть цыганка! Только таких в нашем доме и не хватало!
Прошло время – и разговоры приобрели несколько другой характер:
- Нагуляла Лидка дочку, как пить дать, нагуляла! Сама светленькая, мужа не видно. Наверное, кто-то из южан совратил девку, да и бросил. Они ведь на это дело прыткие. Нечисто тут дело, ой, нечисто! - начинала извечную преамбулу востроносая и щуплая тётя Тося.
- Да уж, да уж… - покусывая кончик карандаша, задумчиво произносила Александра Ивановна. Из всех «бабушек» она была самой молодой, ей даже шестидесяти лет ещё не было. В то время, как её знакомые или продолжали трудиться, или помогали детям нянчиться с пополнением в семействах, Александра Ивановна предпочитала проводить время на лавочке около дома. Муж у неё лет десять как отошёл в лучшие миры, собственных детей она не имела, работать после выхода на пенсию не считала нужным. Вооружившись очками да газетой для разгадывания сканвордов, Александра Ивановна каждый вечер выходила к подъезду и присоединялась к соседкам. Вписывая время от времени в клеточки нужное слово, она в то же время внимательно слушала всё то, о чём говорилось рядом, и изредка вставляла короткую реплику. Или, придав лицу важное выражение, просто кивала головой, за что получила прозвище «философа».
Узнай об этом Сократ или Платон, известные древнегреческие мыслители, они – честное слово – были бы оскорблены до глубины души! Дело в том, что в Древней Греции «философом» было принято называть любого хорошо образованного человека. И потом, философ – это был отнюдь не тот человек, который только и делал, что имел обыкновение что-то обдумывать, а потом глубокомысленно кивал головой в такт понравившемуся изречению. Большинство философов были прекрасными ораторами.
Сложно сказать, какое было образование у человека, вся трудовая деятельность которого заключалась в торговле газировкой в местной палатке «Соки-воды» на протяжении трех с лишним десятков лет. Всё ораторство Александры Ивановны заключалось в изредка произносимых междометиях, наподобие «да-да», «так, так, так» или «нет уж, нет уж». Иногда Александра Ивановна была более «разговорчива», и тогда от неё можно было услышать: «Позвольте, но вот тут вы неправы!» или «Да о чём таком вы мне тут говорите!»
В общем, Александра Ивановна проигрывала по всем параметрам. Однако наличие очков с толстыми стеклами и неизменная толстая газета «Крот-сканворд» делали её значительной фигурой среди соседок по лавочке. Человек в очках во все времена априори считался воплощением серьёзности и рассудительности. Ну, а газета – газета была к имиджу дворового философа очень весомым дополнением.
‒ К Лидке всё на машине какой-то молодой мужик приезжает. Узбек, наверное. Или тажик. Или татарин, – уверенно вставляла свои пять копеек баба Дуся. – Вот он её отец, ‒ при этом она косилась в сторону играющей на детской площадке Ленки, ‒ и будет.
Оставалось непонятным, по каким критериям старушка вылинявшем ситцевом платке отличала «тажика» от татарина, или, наоборот, чего общего могло быть меж представителями этих народов. Но баба Дуся была самой старшей среди обывателей околоподъездной скамейки, поэтому её слово, как правило, было если не решающим, то таким, к которому волей-неволей прислушивались.
‒ Точно-точно, ‒ моментально подхватывала своим чирикающим голосом низенькая и угловатая, как подросток Нина Петровна, больше известная во дворе как «Ниночка-воробушек», ‒ я, кстати, сразу заметила, что этот мужчина и Ленка – одно лицо. Ну, прямо одно! – глубокомысленно поднимала она вверх палец.
‒ Да-да, ‒ веско подтверждала Александра Ивановна, заполняя газетные клеточки, и после этого рождала куда более масштабную по своим меркам мысль:
‒ Фактически, одно лицо и есть.
‒ Сложный вопрос! – подводила черту баба Дуся. – Ох, сложный!
Раскачивающаяся в это время на качелях и хохочущая во всё горло Ленка не имела никакого понятия о том, что ей в отцы записывали то узбека, то таджика, то ещё кого-то. Нарядное платье и огромные белые банты очень шли к её смугловатому лицу. Да по-другому быть просто не могло, ведь мама у неё была такой выдумщицей! Если, например, не могла купить новую вещь, ухитрялась перешить из чего-то старого так, что никто и никогда бы не сказал, что на девочке надето что-то давно вышедшее из моды. Не зря, наверное, мама в свое время курсы кройки и шитья закончила. Поэтому и была Ленка одета так, что никому бы в голову не пришло рассматривать машинные строчки или вышивку на её блузках или юбочках. Руки у её любимой мамочки были, как говорил дядя Артур, золотыми.
Нет, она не была «нагулянным» ребёнком. Из сидящих на скамейке никто не знал, что Лидия Васильевна, которая в студенческие годы была необычайно хороша собой, на четвертом курсе вышла замуж за очень перспективного и подающего большие надежды студента строительного университета Маркуса Саулитиса. Он влюбился в неё, как только увидел на одной из студенческих вечеринок. Роман закрутился настолько стремительно, что всегда спокойный и уравновешенный Маркус только диву давался сам себе! Парень не думал, не гадал, что буквально через неделю после знакомства полезет с цветами по сброшенной ремонтниками веревке, чтобы положить букет на подоконник возлюбленной. На свой страх и риск полезет!
Цветы, конфеты, кино, прогулки в парке… И вот, наконец, свадьба. Насколько эти двое были счастливы, говорили их светящиеся от любви глаза. И танец, тот первый танец, во время которого Маркус с такой нежностью прижимал к себе молодую невесту!
Но только что начавшуюся семейную жизнь оборвала трагедия: из компании, состоявшей из восьми студентов, которым в начале марта вздумалось поехать на подледную рыбалку, один назад не вернулся. Место, не очень разбиравшиеся в тонкостях течения и толщины снежного покрова, молодые люди выбрали не самое лучшее. Вода, спущенная с местной гидроэлектростанции, что располагалась совсем недалеко от рыбаков, достаточно быстро уменьшила толщину льда. Парни уже собирались уходить, довольные неплохим уловом полосато-серых окуньков. Маркус задержался буквально на несколько минут, но эта задержка стоила ему жизни. Под воду он ушёл мгновенно, фактически на глазах своих однокурсников. Никто и сообразить не успел, что случилось…
Лида, которая была уже в положении, со свалившейся на неё тяжёлой утратой справилась плохо и от пережитого стресса поехала в роддом раньше времени. Семимесячную малышку сумели спасти только благодаря тому, что в отделении оказалось несколько подаренных зарубежной дружественной Швейцарией кювезов «Glaxo» для недоношенных детей. В таком составе они и выписывались из роддома – вдова Лидия Саулите и новорожденная Елена Маркусовна Саулите.
Где решили подшутить над малышкой гены – вот это действительно сказать было сложно. После того, как с крошечной девчушки начала спадать присущая всем новорожденным детям краснота, на лице явственно проявились тонкие губки и вздёрнутый, как у Маркуса, носик. Но это, пожалуй, было всё, чем девочка была похожа на отца. К трем годам кожа приобрела более темный оттенок. Мягкие волосы, которые долго оставались каштановыми, незаметно превратились в тёмно-коричневые. Если бы на тот момент был жив дедушка Лидии Васильевны – жгучий курчавый брюнет, он, скорее всего, удовлетворенно воскликнул: «Наша взяла!» Конечно, дед вряд ли разбирался в доминантных и рецессивных признаках, первые из которых шагнули аж через два поколения. Тем не менее, насчёт того, что он сказал бы именно так, молодая женщина не сомневалась. Однако деда уже давно не было, а его выросшая внучка, у которой осталось несколько его довоенных фотографий, не считала нужным придавать этому вопросу хотя бы какое-то мало-мальское значение.
Иногда к ней приезжал Артур - троюродный брат по материнской линии, который тоже был наделен карими глазами и почти чёрными волосами. Он привозил продукты и помогал то полку повесить, то кран отремонтировать. Как только он, оставив машину, скрывался в подъезде, разговоры на предмет его происхождения на лавочке возобновлялись. Контингенту, проводившему добрую часть времени около подъезда, во что бы то ни стало хотелось узнать, узбек ли приезжает к Лидке из седьмой квартиры или всё-таки таджик? А, может быть, ни тот, ни другой? Может, это дагестанец какой? Или, правда, татарин? Попытки угадать сопровождались сопением, пыхтением и ерзанием, которое, впрочем, ничего конкретного к домыслам не добавляло.
И в то время, как умудренное жизнью поколение продолжало мучиться тайной, молодая Леночкина мама была далека от всего этого. Она знала, что ребёнок её был рожден от любимого человека, с которым так недолго ей суждено было прожить в браке. Обсуждать с сидящими на скамейке около подъезда кумушками внешность собственного ребёнка она считала излишним.
А Ленку… Ленку, свою кровиночку, своё солнышко, своего ангела, который незримо связывал её с так нелепо ушедшим из жизни Маркусом, она любила больше всего на свете. Что ещё ей надо было для счастья?
P.S. Фото из Интернета
